— А это, миледи, — заявил он, размахивая цветком, как мечом, и совершенно не замечая гротескности принятой при этом позы, — требует объяснений! Oncidium, вид гигантских орхидей с горных амазонских плато. Что за дьявольщина здесь происходит?!
Не знаю, что стало тому причиной — богохульство или внезапное напоминание об утрате, но молодая женщина неожиданно разрыдалась. Дойл, истинный британский джентльмен, смущенно отвернулся.
— Мы очень сожалеем, — проговорил я, пытаясь ее успокоить. — Наш друг немного грубоват.
— Нет, — отозвалась она, все еще всхлипывая. — Он прав! Я никому об этом не говорила. Боялась, что меня засмеют. Знает только мой брат Клемент. Он ученый, но не скептик, как многие из вас.
— Пожалуйста, поверьте, милое дитя…
Она оборвала меня решительным жестом, вытащила из рукава льняной платочек и вытерла слезы.
— Обещайте выслушать меня, и я расскажу все, что знаю. Даже если мой рассказ покажется вам безумием, я готова поклясться, что он столь же правдив, как и Писание.
Все еще держа орхидею, Челленджер поклонился молодой вдове и произнес с гораздо большим уважением, чем я от него ожидал:
— Простите мои несносные манеры, мадам. Заверяю: вы не найдете более преданного слушателя, чем я.
Ирен благодарно кивнула. За ее спиной стыдливо розовел в лучах заката купол «Божьего приюта», весьма смахивающий на обращенную к небесам обнаженную женскую грудь. На другом берегу Гаронны возвышалась над окружающими крышами фаллическая колокольня собора Сен-Серни. Тулуза воистину город-гермафродит, гордый и таинственный, где каждый вечер рождаются секреты, тающие вместе с первыми лучами рассвета.
Неподалеку пронеслась стайка воробьев, в их чириканье я услышал первый намек на то, что лето подходит к концу.
— Мишель был без ума от орхидей, — начала Ирен. — Когда наши отношения только начинались, когда я поняла, что нашла человека, которого искала всю жизнь, я уже тогда опасалась, что его страсть к этим таинственным цветам может встать между нами. Почти все свое свободное время он проводил в поисках орхидей, и в конце концов я решила неотлучно находиться при нем. Бедняга даже поверил, будто я разделяю его страсть.
Мы небогаты, и Мишель не мог и помыслить о том, чтобы покупать у редких торговцев цветами дорогие орхидеи, которые он обожал. Поэтому ему приходилось довольствоваться обычными разновидностями, растущими в окрестностях Тулузы в тайных местах, известных только знатокам. И однажды он вернулся домой необыкновенно возбужденный, нежно прижимая к груди цветок, какой мне никогда не доводилось видеть.
«Только посмотри! — воскликнул он. — Тепличная экзотика, ухитрившаяся выжить в наших широтах! Я обнаружил старый заброшенный дом над песчаным карьером, и там изобилие невероятнейших растений. Интересно, что за коллекционер там когда-то жил?.. Надо будет расспросить!»
Тогда я еще не подозревала, что этот цветок определит его судьбу. А обнаруженный им дом, — она указала на изъеденные временем стены здания с другой стороны двора, возле реки, — оказалось, имеет поразительную историю. Его построили над одним из старейших подземных карьеров, где добывали песчаник. А туннели, пробитые еще в средние века, ведут прямо в погреб этого дома. Или в этот самый двор.
Мы огляделись. У дальней стены зияло темное отверстие, полускрытое разросшейся травой. Я заметил и веревку, привязанную к ржавому кольцу, вмурованному в угловой камень дома.
— Говорят, что в пещерах под Тулузой прятались катары[6] после падения Монсегура и что они углубили их до самого ада. И еще говорят, что математик Ферма спрятал в этих туннелях секрет геометрии, основанной на природе Бога. Он ведь здесь жил… Но люди так много болтают!
— Мишель был слишком рационален, чтобы поверить в подобные бредни, — невольно улыбнулся я.
— Мишель мертв, месье профессор. И убило его проклятие этого ужасного места. А людям вроде вас, копающимся в прошлом, следует опасаться, как бы не потревожить покой глубочайших мифов человечества. Да, мы живем в век пара и электричества, но кое-что должно оставаться погребенным. Настанет день, и такое же проклятие поразит археологов, которые осмелятся потревожить тысячелетний сон мумий!
Я говорю это, потому что собственными глазами видела такое, во что никто не поверит. Здесь, в пещерах, куда Мишель уговорил меня отправиться вместе с ним для исследований.
Она смолкла, отыскивая на наших лицах следы сомнений. Полагаю, любой скептицизм с нашей стороны заставил бы ее замолчать раз и навсегда. Однако Челленджер серьезно кивнул:
— Я только что вернулся из Монголии, мадам, и ее туземные обитатели полностью разделяют ваши взгляды. И я на собственном опыте убедился, что их предупреждениями пренебрегать нельзя.
— Увы, Мишель к ним не прислушался! Во время своих исследований он проникал в пещеры все дальше и дальше, вооруженный лишь парафиновой лампой и тростью. Однажды он вернулся крайне возбужденный и с охапкой орхидей. Он заявил, что обнаружил невообразимое место, которое я обязательно должна увидеть.
Едва мы вошли в подземелье, как услышали впереди рев, от которого у меня в жилах застыла кровь. Казалось, в этом одиноком вопле слились воедино все ночные кошмары. Затем он послышался вновь, но уже ближе. Мишель уронил нашу единственную лампу, и та разбилась. Он крикнул, чтобы я бежала к выходу, и я помчалась, даже не посмотрев, бежит ли он следом за мной.
Ирен закрыла лицо руками. У Дойла появилось скептическое выражение, что, впрочем, меня не очень удивило. Челленджер же выглядел искренне заинтересованным. Его взгляд постоянно перемещался от молодой женщины ко входу в подземный мир, словно он ожидал, будто из ямы в любую секунду вырвется армия призраков.
— Что могу я поведать об ужасе последовавших за этим минут? — прошептала Ирен. — Я бежала в темноте и заблудилась. Вопли за моей спиной слабели, но мрак все еще окутывал меня, подобно паутине. Выставив перед собой руки, я брела вперед, не в силах отыскать драгоценный свет, падающий во входной колодец.
Меня спасло чудо. В темноте появился огонек — зависшая в воздухе светящаяся точка. Я пошла за ним, и, хотя мне так и не удалось к нему приблизиться, он вывел меня к другому выходу из подземелья — возле берега реки. У выхода огонек исчез, но я не сомневаюсь: из этих адских катакомб меня вывел какой-то добрый дух!
— Тут я вынужден с вами не согласиться, — возразил Дойл. — Ваш дух, скорее всего, был «блуждающим огоньком», вспыхнувшим благодаря наличию в воздухе горючих газов. И он всего лишь дрейфовал в потоке воздуха к ближайшему выходу. В старых шахтах это вполне обычное явление. Перефразируя слова одного моего друга, скажу: признавайте невероятное только в том случае, если отброшены все остальные причины. Но подобное объяснение ни в коей мере не умаляет вашей храбрости, — торопливо добавил он. — Что же сказал Мишель по поводу вашего приключения?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
