Шлейфер указал ему в моем присутствии на то, что Сокольников вызвал меня из за границы в Москву в виду того, что я благодаря моим финансовым и прочим знаниям несомненно способен рационально провести классификацию и реализацию находящихся в Гохране ценностей.
Я попытался затем убедить Никифорова, в самой вежливой форме, в правильности моего распоряжения. Я сказал ему, между прочим, что церковная книга, вырванная из оклада, почти ничего не стоит, во всяком случае стоит неизмеримо меньше, чем если бы она была в окладе. Я указал ему и на то, что в Москве на Никитской улице имеется лавка, в которой совершенно официально и с разрешения советского правительства продаются церковные сосуды нового изготовления для православной церковной службы. Если советское правительство, следовательно, ведя борьбу против религии, не считает необходимым запрещать верующим покупку новой церковной утвари, то ведь вполне естественно, что церковная утварь 17, 18 и 19 столетия, поскольку она еще не повреждена, должна быть тщательно сохранена хотя бы для того, чтобы возможно было впоследствии употребить таковую в качестве предмета продажи православным религиозным общинам. Во всяком случай, как бы то ни было, уничтожение этих предметов, даже и с чисто бюджетной точки зрения, является прямым преступлением. Никифоров злобно посмотрел на меня и сказал мне:
— Так, так! Вы значит заявляете, что ежели церковные книги вырвать из переплетов, то они ничего больше не стоят. Прекрасно. Очень хорошо. Отныне я буду вырывать все церковные книги из переплетов. Серебряные переплеты немедленно переплавлю, а церковные книги буду шинковать.
Я ответил ему, что я не религиозный человек и не принадлежу к какой либо религиозной общине, поэтому совершенно ошибочно предполагать, чтобы я, делая мое распоряжение, руководился стремлением поддерживать какую-либо определенную, в данном случай православную, религию. Дело идет совершенно о другом. У русского народа, как и у всех других народов, искусство впервые появилось в религиозной области. Все, что мы знаем о русском искусстве самых ранних времен, прямо или косвенно имело отношение к религиозному культу: кафедральные соборы и монастыри, иконы и рукописные книги, книги печатные и серебряные оклады, ризы и облачения, епископский посох и митра, кресты и потиры, серебряные сосуды и шитье. Мною следовательно при издании этого распоряжения руководило лишь желание или, вернее говоря, сознание обязанности, сохранить в области русского искусства все то, что возможно.
Я, к сожалению, не мог переубедить Никифорова и дело представлялось безнадежным. Шлейфер объяснил ему, что он обязан или подчиниться моему распоряжение или принять на себя все последствия, ибо целесообразность моего распоряжения мною подробно обоснована. Никифоров удалился со словами:
— Что-ж, там видно будет, что нужно делать. Это распоряжение во всяком случай контр-революционное.
Когда Никифоров вышел, Шлейфер мне сказал:
— А я бы вам лучше предложил взять пока обратно ваше распоряжение. Вы все таки не забудьте, что Никифоров является очень старым и заслуженным членом партии и что он не только был министром-президентом Дальне-Восточной Республики, но и председателем Ревтрибунала и что к его голосу в партии особенно прислушиваются. Конечно, с вашей точки зрения, распоряжение ваше пожалуй совершенно правильно, но я не думаю, чтобы для вас имело смысл подвергнуться из за этого такой опасности.
Так как в скором времени, именно в начале поля 1923 года, я все равно должен был по служебным делам выехать за границу, то я заявил Шлейферу, что я моего распоряжения, как такового, обратно взять не могу, ибо с чисто деловой точки зрения я абсолютно прав, но что, конечно, я должен предоставить ему, намерен ли он провести мое распоряжение на деле или нет.
Церковное серебро
Как известно, советское правительство в 1922 году конфисковало все имущество русской церкви, заключающееся в серебряных сосудах, драгоценных церковных книгах, иконных ризах, и священнических облачениях. Было бы бесполезно в настоящее время спорить о том, представлялось ли это мероприятие необходимым или нет; во всяком случай, когда я прибыл в Москву, я стоял уже перед совершившимся фактом. Конфискованное церковное серебро, стекавшееся со всех концов России в Москву, в Гохран, поступало в таких громадных количествах, что пришлось освободить особое большое здание на Боровой улице для вмещения и хранения прибывающего церковного серебра. По сообщенному мне тогда приблизительному подсчету из всех углов и закоулков необъятной Империи прибыло в Москву около 30.000 пудов церковного серебра. Несомненен факт, что большая часть этого серебра, в особенности церковная утварь, относившаяся ко времени после 1830 года, не имела никакой художественной ценности. Управление музеями (Главмузей) сделало все, что было в его силах, чтобы выделить из этого огромного количества церковного серебра наиболее ценные с музейной, художественной или чисто исторической точки зрения предметы. Директор Эрмитажа проф. С. Н. Тройницкий устроил из конфискованного церковного серебра замечательную и весьма ценную с художественной точки зрения выставку в залах Эрмитажа. И в Оружейной Палате в Москве — музее чрезвычайно богатом серебром — был устроен новый отдел специально для церковного серебра. Это собрание содержит особенно ценные и характерные для русского искусства предметы, в особенности из Соловецкого монастыря и других старинных монастырей.
Далее следует признать с удовлетворением, что художественные, исторические или музейные ценности вряд ли погибли с конфискованием церковного серебра. Напротив, серебряные церковные сосуды, которые столетиями лежали в ризницах или в сокровищницах отдельных церквей, таким путем увидали свет и стали доступны для науки и искусства. Правда, конфискованные церковные сосуды и ризы иногда прибывали в Гохран в совершенно невероятном состоянии. Я сам видел, как открывались ящики, в которых серебряный ризы, по объему своему не входившие в ящик, были вложены просто согнутыми в два или даже в четыре раза. Отдельные вещи лежали одна на другой безо всякой прокладки: не было ни бумаги, ни соломы, ни другого упаковочного материала. Часто в серебряные церковные потиры были вделаны наивные, но не лишенные интереса с художественной точки зрения эмалевые медальоны. Эти медальоны в большинстве случаев были превращены в осколки или сильно помяты и стоимость потира вследствие этого понижалась до минимума. В эти же ящики одновременно были вложены и ценные церковные книги в серебряных окладах, также снабженные эмалевыми медальонами, которые часто при распаковке ящиков оказывались превращенными в осколки. В некоторых случаях, как мне сообщали музейные служащие, как раз раздавленные и согнутые предметы или ризы представляли собой наибольший интерес и в таких случаях музею приходилось эти разбитые и согнутые предметы и ризы опять выгибать, исправлять и вновь приводить в первоначальное состояние.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
