— Олень, — твердо сказал охотник, — помни, что ты отвечаешь мне за этих женщин.
— Олень дал клятву, — ответил индеец.
На этом они расстались. Обе девушки с индейцем отправились в город.
— Взойдем на гору, — сказал дон Мигель, — чтобы увидеть их в последний раз.
— Я только что сам хотел вам это предложить, — ответил охотник.
С теми же предосторожностями они заняли то самое место, где были в прошлую ночь. При ярких лучах солнца вся окрестность приняла очаровательный вид. Природа ожила, самые разнообразные переливы света изменили мрачный и пустынный вид, в каком она представилась им накануне.
Из городских ворот, теперь открытых, выходили толпы индейцев, пеших и верхом на конях, и рассеивались в разные стороны с веселыми криками и громким смехом. Многочисленные пироги скользили по реке, поля были покрыты стадами вигоней и лошадей, пригнанных индейцами из окрестностей и направлявшихся к городу. Пестро одетые женщины, с продолговатыми ивовыми корзинами на головах, наполненными мясом, плодами и овощами, шли, разговаривая между собой и громко смеясь.
Молодые девушки со своим проводником не замедлили смешаться с толпой и скоро растворились в ней. Дон Мигель глубоко вздохнул.
— Пойдем, — сказал он задумчиво.
Они вернулись в лес и через несколько минут отправились в обратный путь.
— Здесь мы должны расстаться, — сказал дон Мигель, когда они миновали лес, — я возвращусь в Тубак.
— А я постараюсь поспеть оказать некую маленькую услугу моему другу, одному индейскому вождю.
— Всегда вы думаете о других — и никогда о себе, мой храбрый Верный Прицел, всегда вы стараетесь быть кому-нибудь полезным.
— Что же тут поделаешь, дон Мигель, кажется, это мое призвание; вы знаете, что на земле предписано каждому свое.
— Да, — глухим голосом ответил молодой человек. — Однако прощайте, — добавил он через минуту, — и не забудьте о нашем свидании!
— Будьте спокойны, через две недели у брода Рубио, это решено.
— Простите мою скрытность в продолжение этих дней, проведенных вместе, но это не мой секрет, Верный Прицел, я не имею права открыть его даже такому испытанному другу, как вы.
— Храните ваш секрет, друг мой, я нисколько не любопытствую узнать его; помните только, что мы друг друга не знаем, не так ли?
— Да-да, это крайне необходимо.
— Итак, прощайте.
— Прощайте.
Оба всадника пожали друг другу руки, повернули один направо, другой налево и удалились во весь опор в противоположные стороны.
ГЛАВА XI. Брод Рубио
Ночь была мрачна, ни одна звезда не блестела в небе, ветер сильно выл в густой зелени девственного леса, черные, напитанные электричеством тучи шли низко и скоро, беспрестанно скрывая бледный диск луны, хищные звери печально завывали, ночные птицы, встревоженные непогодой, кричали резко и беспокойно.
В лагере мексиканцев было тихо; караульные бодрствовали, облокотясь на свои ружья, присев перед догорающим костром. В центре лагеря два человека разговаривали тихим голосом, куря свои индейские трубки.
Это были Вольная Пуля и Верный Прицел. Наконец Вольная Пуля загасил свою трубку, заложил ее за пояс и, сдерживая зевоту, встал, потягиваясь, чтобы оживить кровообращение.
— Что собираешься делать? — спросил Верный Прицел, лениво поворачиваясь в его сторону.
— Спать, — ответил охотник.
— Спать? — переспросил Верный Прицел.
— Отчего же нет? Уже глубокая ночь, и я уверен, что мы одни только не спим; всего вероятнее, что мы увидим дона Мигеля не ранее восхода солнца. Я нахожу всего приличнее спать, по крайней мере в настоящую минуту, если, во всяком случае, ты не решил как-нибудь иначе.
Верный Прицел приложил ко рту палец в знак осторожности.
— Да, уже поздняя ночь, — сказал он тихо, — собирается гроза! Куда бы мог уйти дон Мигель? Это его продолжительное отсутствие беспокоит меня куда более, чем я могу сказать; не такой он человек, чтобы покинуть таким образом своих товарищей без важной причины — или, быть может…
Охотник остановился и печально покачал головой.
— Продолжай, — сказал Вольная Пуля, — выскажи свою мысль до конца.
— Я боюсь, не случилось ли с ним какого несчастья.
— О! Как можно! Этот дон Мигель, как я слышал, человек испытанной храбрости и необыкновенной силы.
— Все это правда, — ответил Верный Прицел с озабоченным видом.
— Неужели же ты думаешь, что такой человек, хорошо вооруженный и знакомый с жизнью прерий, не был бы в состоянии вывернуться из дурного положения, какая бы опасность ему ни грозила?
— Да, если он имеет дело с честным противником, который смело становится перед ним и начинает борьбу на одинаковом оружии. А если измена?
— Неужели ты опасаешься измены? — спросил Вольная Пуля, вздрогнув.
— Чего же еще можно ожидать?
— Правда, — произнес охотник, опустив голову, — но что же нам тогда делать?
— Сию же минуту мы должны покинуть лагерь и как можно внимательнее осмотреть берег реки.
— Хорошо, только я должен заметить тебе, что сейчас разразится гроза, уже начинает идти дождь.
— Еще одна причина к тому, чтобы мы поспешили. Ты поедешь со мной?
— Не сомневаешься ли ты еще и в этом?
— Прости, брат, и благодарю тебя.
Оба охотника тотчас оседлали лошадей и, осмотрев оружие, вскочили в седло и поехали к выходу из лагеря. Два караульных зорко следили за ними, неподвижно стоя у входа; они остановились перед охотниками, которые fie имели ни малейшего намерения скрывать свой отъезд.
— Вы уезжаете? — спросил один караульный.
— Нет, мы только хотим осмотреть окрестности.
— В такой поздний час?
— Отчего же нет?
— Гм! Я полагаю, что в такую дурную погоду лучше спать, чем рыскать по прериям.
— Ты ошибочно полагаешь, приятель, — ответил Верный Прицел решительным тоном, — и наконец, запомни это, я никому не должен давать отчета в своих действиях; если я выхожу в такой поздний час, не обращая внимания на угрожающую мне бурю, то это значит, что действовать так меня вынуждают очень важные причины, причины, которые я не могу, да и не должен сообщать тебе. Теперь ты пропустишь меня. Да или нет? Знай только, что после ты ответишь за промедление в важном деле, которое произойдет из-за тебя. Тон, каким говорил охотник, поразил караульных; они очень тихо переговорили между собой, и тот, который уже разговаривал с охотниками, вновь обратился к ним.
— Проходите, — сказал он. — Вы и в самом деле можете свободно идти куда вам угодно; опрашивая вас, я исполнял свою обязанность. Дай Бог, чтобы, выйдя отсюда, и вы исполнили свою.
