Она тут же заметила его. На ней было бледно-лавандовое платье с белым квадратным воротником и лиловым поясом. Он видел, как она приставила ладонь к глазам, заслоняясь от солнца, и пристально посмотрела на него, потом резко схватила Эндрюсона за запястье. Тот замолчал и тоже повернулся в сторону Коннора. Он не понял, отчего их лица так встревожены, пока не опустил глаза на рубаху и не увидел кровь. Весь его левый бок был ржавого цвета: кровь пропитала грубую льняную ткань и продолжала сочиться. Это удивило его – не настолько сильно он поранился, чтобы вытекло столько крови. Но, когда он резко поднял голову, все поплыло перед глазами, и он, пошатнувшись, едва не упал.
Софи чуть не бегом устремилась к нему; горный мастер поспешил за нею.
– Что случилось? – взволнованно крикнула она, не доходя нескольких шагов. – Вы сильно поранились?
– Нет, – ответил он и добавил:
– Надеюсь.
Она остановилась перед ним, глядя на него широко раскрытыми испуганными глазами.
– Как это произошло?
– Провалился в старую штольню. – Злость и замешательство боролись в нем. Злость оттого, что она допустила существование подобных опасных мест на руднике, замешательство – от сознания, что опытный шахтер сумел бы избежать ловушки.
– Фокс вытащил меня. Я ободрал бок, только и всего, и порезал руку о край доски, перекинутой через провал. Больше ничего. – Она побледнела; в руках у нее была свернутая в трубку карта разрезов, и она, не замечая того, нервно мяла ее. – Трэнтер сказал, что Энни Уайтед может помочь мне. Пойду умоюсь, а потом разыщу ее.
– Час назад я отослал Энни домой, – подал голос Эндрюсон. – Она была пьяна, – объяснил он, когда Софи вопросительно посмотрела на него.
– Доктор Гесселиус должен был утром ехать в Тэвисток, – сказала Софи в смятении. – Я слышала, как он говорил это вчера вечером у дома моего дяди. Сейчас он уже уехал. – Она и Эндрюсон беспомощно смотрели на Коннора.
– Пойду умоюсь, – обронил Кон и, обойдя их, направился к раздевалке.
– Идите с ним, – велела Софи Эндрюсону. – А после приведите ко мне в контору.
– Хорошо, мэм.
Видя, как он, окровавленный, идет нетвердой походкой к раздевалке, несколько рабочих, занятых на рудничном дворе, поспешили за ним и, пока Эндрюсон помогал ему снять заскорузлую от крови рубаху, стали расспрашивать, что случилось. Скрипя зубами от обжигающей боли, которую причиняла ледяная вода, попадавшая на свежие раны, он объяснил, что произошло. Никто не смеялся над ним; все давали советы, как и чем лучше лечить раны. Несколько ободренный, он застегнул чистую рубаху, которую Эндрюсон надел на него, и вместе они отправились через двор к конторе.
После яркого полуденного солнца в кабинете казалось сумрачно и относительно прохладно.
– Не знаю, куда она ушла, – пробормотал Эндрюсон, увидев, что комната пуста. – Ты сядь и подожди, а мне нужно кое-что сделать. – Он кивнул на прощание и скрылся.
Коннор с интересом оглядел кабинет; стены и полки со множеством предметов свидетельствовали о деятельности Софи Дин. Тут были геологические карты, образцы руд, схемы разрезов, книги по рудничному делу и поиску медных руд. В меньшем количестве, но более интересны были предметы личные: висящий на стене рисунок в рамке, изображавший – и теперь он был уверен в этом – ее отца, толстая, больше подходящая мужчине, ручка на чернильном приборе посреди обшарпанного письменного стола, рядом – выполненная любительской рукой, покрытая розовой глазурью глиняная гроздь – калины? – которой она прижимала бумаги. Слабый аромат роз не мог исходить от вазы с пурпурными цветами на подоконнике; аромат был неуловимее, чем у живых цветов, нежнее, и тем не менее он заполнял всю комнату – ее аромат.
Софи вошла, не вошла – влетела в кабинет, положив конец внимательному изучению интерьера, безмолвно рассказывающего о его хозяйке. Она принесла тазик с чистой водой; через руку у нее было перекинуто ослепительно белое полотенце, из чего он заключил, что в конторе у нее была отдельная туалетная комната.
– Садитесь, – велела Софи, ставя тазик на край стола и кладя рядом полотенце.
Вошел мальчишка, высокий, худенький, с волосами цвета соломы, и протянул ей пакет.
– Энни оставила это, мисс Дин, – сказал он; видно было, как ходит кадык на его тощей шее.
– Спасибо, Мэтью.
Мальчишка переминался с ноги на ногу, глядя, как она раскладывает содержимое пакета на столе.
– Мисс Дин?
– Слушаю тебя.
– В среду мне будет четырнадцать.
– Поздравляю, – сказала она озабоченно, подняв коричневую бутыль и рассматривая ее на просвет.
– Да нет, мэм, – вспыхнул Мэтью, – я о том, что теперь могу работать под землей вместе с отцом. Если вы дадите мне какую-нибудь работу.
– Ах, вот оно что. – Она бросила на него быстрый взгляд. – В таком случае скажи горному мастеру, что я разрешаю. И зайди ко мне в среду: обговорим оплату и прочее.
– Спасибо, мэм! – с ликованием воскликнул мальчишка, и Коннор, глядя на него, подумал, что сейчас он пустится в пляс от радости.
– На подземные работы вы могли бы взять его и в десять лет, – сухо заметил Коннор, когда мальчишка скрылся. Стараясь не морщиться, он снял с себя рубаху.
– По закону могла бы. Но на своем руднике я не посылаю детей под землю.
– Это очень благородно.
Она удивленно взглянула на него.
– Родители Мэтью не согласились бы с вами. В забое он мог бы зарабатывать втрое больше, чем сейчас на промывке руды. Они с радостью отправили бы его на подземные работы в девять лет. Подойдите сюда, пожалуйста. Мне будет удобнее, если вы сядете на стол. – Она сгребла бумаги, освободив угол стола; Коннор тяжело поднялся и подошел к ней.
Они вместе осмотрели раны. Он сильно ободрал бок, но с рукой, которую он, видно, рассадил об острый и неровный край доски, дело было посерьезнее – глубокая рана шла от локтя до подмышки.
– Кровотечение почти остановилось. Но придется тщательно промыть рану, поэтому может опять начать кровоточить.
– Не стоит этого делать.
– Вы мне не доверяете? – холодно спросила она, взглянув на него.
– Не особенно.
– Я уже делала подобные вещи. Когда Майкл Тейвист разбил себе руку молотком, я обработала рану и перевязала, не дожидаясь доктора Гесселиуса.
Он улыбнулся тому, с какой гордостью она это сказала.
– Ну, что ж, тогда приступайте.
– Не дергайтесь, сидите спокойно, даже если будет больно.
– Слушаюсь, мэм. – Он держался хорошо, как подобает мужчине, пока она не принялась класть на рану коричневатую и отвратительно пахнувшую мазь из бутыли.
– О-ох! Черт, что это такое?
– Не ругайтесь, пожалуйста.
