Но люди были куда агрессивнее и жизнеспособнее тех видов разумных, с которыми Ему доводилось иметь дело до сих пор. Всё чаще оказываемое Ему сопротивление становилось опасным, всё чаще Ему приходилось отступать, залечивая раны, регенерируя утраченные конечности. Скоро на Него устроили настоящую охоту, проводившуюся с неослабным упорством и изобретательностью.
И Он снова удалился в горные пустыни, ибо после страсти к разрушению главной Его побудительной силой был инстинкт самосохранения. Долгие годы провёл Он вдали от людей, терпеливый как всегда, скрупулёзно переплавляя своё тело в человеческую форму, изучаемую по трупам случайных путников, неосторожно забредавших в Его владения – предусмотрительные Создатели наделили Его и способностью к мимикрии. Только таким образом Он смог бы не только выжить, но и продолжить главное, единственное дело Его жизни.
И когда Он вернулся, люди приняли Его за своего, может быть, топорно сработанного, но вполне заурядного соплеменника. И Он оказался в родной стихии. Пригревшее Его племя было молодым, яростным и жестоким – с ходу Он окунулся в нескончаемую череду войн и набегов. Кругом пылали города, умирали люди – Он шагал сквозь дым, вопли и смерть с вросшим в руку, проржавелым от крови клинком, наливаясь силой и свирепой радостью от великолепного обилия повсюду злобы и страха, познавая новый для Него мир людей, совершенствуясь, организуя вокруг всё большие отряды себе подобных, сея ужас и разрушение в несравнимых с прежними масштабах, почти всегда побеждая, но иногда спасаясь бегством или укрываясь среди трупов, сам превращаясь в холодное безжизненное тело и терпеливо снося глумления врагов, чтобы затем возродиться снова – победоносным и неистребимым, словно демон зла.
Это была Его растянувшаяся на тысячелетия молодость – беспечная и буйная. Однако Он взрослел, набирался опыта и знаний, а вместе с Ним росло и углублялось Его понимание Предначертания. Теперь Он не видел смысла в уничтожении всех, помня, какой бесконечной мукой это обернулось для Него однажды. Да и вряд ли Он был на это способен – один против неисчислимого множества, хотя иногда неослабевающее упорство людей в уничтожении себе подобных наводило Его на мысль, что уцелел ещё кто-то из Многоруков. И с веками всё большее, гурманское наслаждение находил Он в мучениях не тела, но духа, и поэтому постепенно стал склоняться к психологическому террору – тем более, что средства уничтожения непрерывно совершенствовались и соответственно росла вероятность Его гибели. А жить Он хотел больше чем когда-либо – эта Его потребность с возрастом только прибывала. И ещё долгие века Он находился в первых рядах врагов свободомыслия, способствуя созданию мощного аппарата подавления, пугая даже религиозных фанатиков своей беспощадной непримиримостью к любым отклонениям от церковных догм, в полной безопасности пытая и сжигая еретиков, иноверцев, просто инакомыслящих.
Но чем дальше, тем больше Его удручала тщетность собственных усилий. Мощная река человеческого прогресса безостановочно катила вперёд, играючи снося воздвигаемые Им преграды, какими бы прочными они Ему ни казались, преодолевая пороги вспыхивающих то там, то здесь рецидивов средневекового зверства, медленно, но неуклонно отходя от первобытной свирепости в сторону всеобщего гуманизма. И, экстраполировав в будущее подмеченные тенденции, Он всерьёз забеспокоился о том времени, когда люди изживут в себе звериное настолько, что Ему не на что будет опереться, и Он зачахнет, навсегда уйдёт в небытие, лишившись единственного своего источника энергии – страдания разумных. Впервые пожалел Он об истреблении Создателей и их смертоносных орудий, о своём одиночестве, не позволявшем Ему развернуться с достаточным эффектом.
И поэтому Он снова исчез, посвятив десятилетия поискам, по крупицам собирая мудрость исчезнувшего народа, – никогда ничего не забывая, Он знал, где искать. Одновременно Он продолжал целенаправленно, всесторонне, вплоть до самых глубинных процессов, изменять свой организм.
И когда люди увидели Его снова, они узнали в нём Бога.
x x x
Андрей сам толком не понял, как это у него получилось, – вообще, он уже плохо соображал. Видимо, его страстное желание вырваться воплотилось в конце концов в прозрачную непроницаемую капсулу, которую Андрей образовал вокруг себя и отчаянным усилием двинул на одну из душивших его стен. Веретенообразное тело капсулы с протяжным скрипом протиснулось сквозь камень, и стена сомкнулась – уже за спиной Андрея. Тотчас же на судёнышко набросился невидимый исполин и принялся сотрясать и раскачивать его. На борта хлынул яростный ливень молний, покрыв капсулу сплошной оболочкой огня. Наверное, отсюда не было принято уходить по своей воле, но Андрей игнорировал этот разгул стихий, сконцентрировавшись на усилии, которым он поддерживал движение капсулы сквозь бесчисленные перегородки.
Пронизав наконец последнюю, внешнюю, стену, капсула рванулась прочь – с ускорением, мгновенно убившим бы Андрея в вещественном мире. Через секунды негостеприимная «планета» затерялась в мерцающем тумане, ещё через секунду Андрей вывалился в свою квартиру – взмокший, обессиленный, полуживой. Долго лежал, хватая ртом воздух, ощущая себя опустошённым, выжатым, как лимон, безразличным ко всему. Потом чувства стали возвращаться, и первым из всех – стыд.
Боже мой! – думал он потрясённо. А ведь я готов был задушить её собственными руками – за боль, за унижение. Какой мерзавец, а? Оказывается, таких зверюг поискать! Сколько лет добрячка из себя строил, а как тронули за сокровенное, откуда только злоба взялась?..
И как тупо, бездарно я боролся! Как баран – лбом, с разгона… Дурак! – причитал он, кусая губы. – Ох, дурак! Идиот! Заблокировался, разогнался!.. Ну чего, спрашивается, я вообще вокруг неё крутился? Облизываться можно было и на расстоянии… Не поднаторев как следует в установке блоков и – что совсем уж непростительно! – напрочь забыв о болевых рецепторах… А она мягко, ненавязчиво так напомнила. Стерва! Что она ещё может? Парализовать меня, обездвижить? Надо научиться блокировать двигательные центры… и вообще – всё, что можно. Не расслабляться!
«Андр! – крикнул он в пустоту. – Ты смеешь спать? Чудовищно!»
«Уже и на сон надо разрешения спрашивать? – отозвался хмурый голос. – Ну, в чём опять дело?»
В следующий миг они смотрели друг на друга через невидимую перегородку «кабинета».
«Неважно выглядишь, – заметил боевик. – Я же просил тебя не увлекаться».
«Проклятье, Андр! – пожаловался Андрей. – Видишь? У меня вся рука искусана».
«А у меня плечи, – сказал Андр, неловко усмехаясь. – Чёрт бы побрал этих бешеных кошек!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
