Рука, зажимавшая ей рот, была слишком сильной, и она не могла оттолкнуть ее. Однако чем дольше она боролась, тем труднее становилось дышать. Яркие искры затанцевали у нее перед глазами, и она, отчаявшись, перестала сопротивляться. Наконец, когда она подумала, что настал ее последний миг, стук копыт замер вдалеке, и Диллон убрал свою руку.
Тяжело дыша, она наполнила легкие драгоценным воздухом и в ярости повернулась к горцу.
– Вы что, решили отправить меня на тот свет? Я чуть не задохнулась.
– Если бы вы окликнули этих всадников, на тот свет отправился бы я.
Она вызывающе вздернула голову.
– Горец, ты думаешь, мне есть дело до того, жив ты или нет?
Схватив ее рукой за подбородок, он заставил ее встретить свой гневный взгляд.
– А вам должно быть дело. Если мне придется умереть от рук воинов вашего отца, клянусь, что и вы умрете вместе со мной. Я не забуду об этой клятве даже при последнем издыхании.
Она попыталась отвернуться, но он крепко держал ее.
– И еще: будьте осторожнее, миледи. Вы ведь даже не знаете, кто проскакал по лесной дороге – люди вашего отца или же негодяи, которые напали на вас в лесу.
Диллон увидел, как она побледнела, и понял, что попал в точку. Теперь она поостережется в одиночку бегать по лесу. Он тронул лошадь и снова свернул с тропинки. Они пересекли бурную речку и углубились в лес, где шум бурлящей воды заглушал все остальные звуки.
В час, когда темнота встречается с рассветом, густой туман повис над землей. Дыхание лошади превращалось в клубы пара, когда они пересекали невысокую гору. В перламутровом свете утра соломенная крыша хижины крестьянина-арендатора казалась усеянной алмазами.
На этот раз вместо того, чтобы укрыться в лесу, Диллон направил лошадь прямо к хижине. Леонора была изумлена, когда он приветливо позвал хозяев.
Дверь хижины приоткрылась, бородатый мужчина выглянул наружу, а затем, распахнув дверь, встал на пороге. Это был крестьянин в грубой одежде.
Диллон приветственно поднял руку.
– Я – Диллон Кэмпбелл из Арджилла.
– Далеко же от дома ты забрался… – Взгляд мужчины скользнул по Леоноре и опять вернулся к Диллону. – А я – Броди из Морейшира. Тебе нужно убежище?
– Да. И немного еды, чтобы подкрепиться.
– Ты все это получишь. Иди за мной. – Мужчина исчез в хижине, а Диллон соскользнул с седла и опустил Леонору на землю.
После столь долгого путешествия верхом она почувствовала приступ головокружения и вынуждена была ухватиться на мгновение за горца, чтобы удержаться на ногах. Крепко держа девушку за руку, он ввел ее в хижину.
– Садитесь, – мужчина указал на грубо сколоченные стол и стулья.
Леонора села и огляделась. Молодая женщина, приблизительно одного с нею возраста, отвернувшись от очага, молча рассматривала неожиданных гостей. Несмотря на то, что одежда Леоноры была испачкана кровью и грязью, совершенно ясно было, что это – дама благородного происхождения. Украшенное драгоценностями платье выглядело более чем странно в этой бедной хижине.
Из-за юбок молодой крестьянки выглядывали два мальчика, примерно трех или четырех лет. Деревянная колыбель внезапно огласилась детским плачем. Не обращая на это внимания, крестьянка наполнила две миски густой кашей и передала их гостям, затем нарезала на деревянной тарелке свежий хлеб и добавила туда куски холодной баранины.
И только после того, как еда гостям была подана, молодая женщина пересекла комнату и взяла из колыбельки плачущего младенца. Она устроилась на стуле перед очагом и поднесла малыша к груди. Плач тут же прекратился.
Леонору потрясло безмятежное выражение на лице молодой женщины.
Два мальчика прислонились к коленям матери и продолжали рассматривать гостей.
– Сюда заезжали англичане? – спросил Диллон, не переставая жевать.
– Да. – Арендатор все переводил взгляд с Леоноры на Диллона.
– Давно?
Мужчина пожал плечами.
– Наверное, сейчас они уже на пути в Глен-Немис.
Видно было, что Диллон расслабился. Он был осторожен и съел лишь мисочку каши и один кусок хлеба. Затем встал.
– Мне нужно немного отдохнуть, прежде чем ехать дальше.
Мужчина выразительно посмотрел на измазанную в крови одежду Диллона.
– Моя жена, Антея, немного разбирается в целительстве.
– Я был бы тебе очень благодарен. Леонора опустила взгляд и вдруг поняла, что съела все, что перед ней поставили, но не смогла припомнить вкус еды. Она знала лишь, что никогда раньше простая пища не казалась ей столь сытной, как и огонь в очаге никогда раньше не согревал ее таким живительным теплом. В тумане одежда ее сильно отсырела, но теперь озноб, сотрясавший все ее тело, отступил.
Эти крестьяне ни о чем их не спрашивали, и Диллон ничего им не объяснял. Тем не менее, их приняли и угостили, как почетных гостей. Какие необычные люди, подумала Леонора.
Когда арендатор встал и пошел впереди, указывая дорогу, Диллон взял девушку за руку и заставил ее пойти вместе с ним в соседнюю комнату. На полу лежало несколько соломенных тюфяков. Следом вошла молодая женщина и протянула Леоноре сшитый из овечьей кожи мешочек. Затем мужчина и его жена вышли, оставив их одних.
Развязав мешочек, Леонора поморщилась от противного едкого запаха какой-то мази. Она скорчила гримасу.
– Что это такое?
– Снадобье для залечивания ран. Вы натрете меня этой мазью.
Она швырнула ему мешочек и отвернулась.
– Займитесь этим сами. Я не собираюсь притрагиваться ни к вам, ни к вашим мерзким ранам.
Она испугалась, когда твердые руки схватили ее и грубо заставили развернуться. Голос его зазвучал устрашающе тихо. Достав из-за пояса нож, он поднял его так, что тусклый свет утренней зари сверкнул на остром тонком лезвии.
– Выбирайте, миледи, сделаете вы это по доброй воле или же нет. Мне все равно. Но одно мне известно: вы натрете меня мазью. А затем я смогу отдохнуть, в чем уже давно чувствую нужду.
Она сглотнула слюну и ворчливо ответила:
– Вам придется снять эти лохмотья, которые вы называете одеждой.
Он сбросил плащ на солому, затем снял рваную рубашку, все время, продолжая смотреть ей прямо в глаза. Он увидел, как взгляд ее смущенно дрогнул, но затем она заморгала и вызывающе вздернула подбородок – манера, к которой он уже начал привыкать.
– Вы слишком высоки. Вам придется опуститься на колени, – приказала она.
Так он и сделал, наблюдая, как она зачерпнула мазь из мешочка. И осторожно прикоснулась к его плечу.
Никогда раньше ей не доводилось прислуживать мужчине, оказывая ему помощь, никогда раньше не дотрагивалась она до мужского тела. Какие же широкие у него плечи, размышляла она, проводя рукой по его спине. Кончики ее пальцев ощущали твердость его мускулов. На мгновение она подняла руку, не в силах продолжать. Это было самое волнующее ощущение из всех когда-либо испытанных ею. Выбранив себя за то, что позволила предаться подобным размышлениям о мужчине, тем более о Диллоне Кэмпбелле, она с удвоенным усердием принялась за дело.
