Она что-то прошептала ему на ухо, после чего его величество просиял.
— Это правда? Ты уверена? — только и спросил он.
— Я уже не девочка, чтобы ошибаться в подобных вещах, — с достоинством ответила королева-мать. — Да и ты, — она оглядела сына, — ты тоже давно взрослый и детей имеешь. Даже странно, что такая мысль не пришла в твою голову. Хильдегарда, девочка моя, тебе нельзя больше ездить верхом. Надеюсь, ты согласишься со мной и не проявишь упрямства.
— Да, разумеется, — кротко ответила Хильдегарда. Её личико выглядело очень испуганным. «Дети всего боятся, — вспомнил я её слова, — теперь мне почти четырнадцать, и я, наверное, уже не испугаюсь».
Бертрада продолжала:
— Было бы замечательно тебе вообще не ехать дальше, а пожить в каком-нибудь из ближайших королевских палаццо.
Глаза юной королевы покраснели, губки дрогнули, но голос прозвучал твёрдо:
— Мне нельзя без моего короля, я это точно знаю.
— Моя верная голубка, — произнёс Карл, нежно глядя на неё.
Дай Бог, чтобы эта верность не ослабела с годами, — вздохнула Бертрада.
Теперь Хильдегарда ехала в повозке с королевой-матерью и Радегундой. Его Величество разрывался между долгом, предписывающим ему быть рядом с воинами, вдохновляя их, и желанием постоянно видеть супругу. Он выходил из сложного положения, постоянно гоняя меня к повозке Бертрады.
— Ну, как? — спрашивал он меня по возвращении. Я сосредоточенно кивал, и он успокаивался, чтобы через некоторое время снова послать меня выяснять тот же самый вопрос: «Ну, как?»
Между тем окружающие леса изменились. Стало попадаться больше хвойных пород. Это говорило о том, что мы довольно далеко продвинулись на северо-восток.
И вдруг впереди показалось чёрное пятно. Подъехав ближе, мы увидели обгорелые остовы домов. На выжженной земле лежали тела убитых. Среди них были и дети.
— Ужасно, что она сейчас увидит это, — горестно произнёс Карл.
— Мне съездить к ним, Ваше Величество? — осторожно спросил я.
— Нет-нет, мы не можем мстить! — пробормотал он, явно думая уже о другом. — Град Божий и просвещение... другого пути нет нам на этой земле.
Рядом с сожжённой деревней на границе пределов Франкского королевства разбили лагерь.
Афонсо, — сказал король, — у нас мало доспехов, не хватает даже на всех хороших воинов. Но необходимо, чтобы ты видел всё, что произойдёт, и записывал в назидание франкам и прочим народам. Тебе дадут небольшой меч и щит. Это только для твоей защиты, поэтому, когда начнётся бой, — держись в стороне и наблюдай со всей тщательностью.
Перед боем надлежало выспаться. Разумеется, отдельной палатки мне не полагалось. Пришлось разделить её с пятью воинами. Я надеялся, что хоть не все они храпят, но надежды мои не оправдались. Храпели все. С посвистами, с переливами, с раскатами и подвываниями. К тому же они немилосердно воняли чесноком. Устав от тщетных попыток заснуть, чуть не задохнувшись, я вылез из палатки на свежий воздух.
Над лагерем странно близко висели яркие звёзды. Где-то вдалеке покрикивала ночная птица. Глядя на чёрное небо, я задумался о странном нелогичном тройственном Боге моего короля. В какой-то момент мне даже удалось почувствовать эту тройственность. Было огромное небо, были звёзды, великим множеством составлявшие небо, и был я, маленький муравей, однако способный вместить в свою душу величие этого неба и этих звёзд.
Задумавшись, я не заметил подошедшую ко мне тёмную фигуру.
— Афонсо, не пугайся, — послышался тихий голос, — дядя передаёт тебе привет и интересуется: всё ли хорошо у тебя?
Я кивнул, чувствуя, как по спине ползёт струйка холодного пота.
— Значит, всё хорошо? Завтра выступаете?
Я снова кивнул.
— Благодарю. Гнев богов да не коснётся тебя, — еле слышно проговорил неизвестный и исчез за палаткой.
Кровь стучала у меня в голове, точно погребальный колокол. Как быстро и незаметно этот ночной тать похитил самое ценное — моё честное служение королю! Ведь получается, что дядя получил нужные сведения без малейшего сопротивления с моей стороны.
Немного успокоившись и уняв дрожь, я подумал и решил, что не всё так плохо. Ведь в нашем завтрашнем выступлении нет ничего тайного. Мы могли бы выступить и сегодня, если бы не прибыли на ночь глядя, а уж завтра и дураку ясно, что будет сражение. Наверняка дядин посланник просто проверял меня. В таком случае моя покладистость даже очень кстати. Но что будет дальше? Как мне противостоять этим людям?
Вернувшись в палатку, я долго искал себе место. За время моей прогулки спящие воины успели вольготно развалиться по всему свободному пространству. На мои уговоры они отзывались невнятным бормотанием, а один даже ухитрился, не просыпаясь, послать меня в пасть дьявола с подробным описанием пути. С трудом, в скрюченном положении поместившись у самой стенки палатки, я попытался заснуть.
Только я сомкнул веки, как меня разбудил оглушительный рёв Олифана. Казалось, Роланд протрубил мне прямо в ухо. Палатка была пуста. Дрожа и потягиваясь, я вылез наружу и увидел, что все уже восседают на конях в полном вооружении. Карла нигде не было видно. Кто же даст мне обещанный меч и щит? Я спросил об этом Роланда, но тот только оглушительно расхохотался. Скоро все отправились и я с ними — злой и голодный.
За полем начинался лес. Узкая дорога, рассекала его, будто коридор. Туда уже втянулись первые всадники. Моя звездолобая Тропинка испуганно захрапела и, замотав головой, встала. Мне тоже не хотелось вступать в мрачное лесное пространство, но куда денешься? Я стегнул бедное животное, и мы двинулись за остальными.
Тёмные стволы вековых елей и дубов поросли мхом и выглядели словно мохнатые ноги гигантов. Нехорошая стояла тишина, как перед грозой. В голове роились невесёлые мысли. Если сейчас на нас нападут — мне и защититься будет нечем. А всё из-за этого кичливого зазнайки Роланда! Не зря моя матушка любит его ещё меньше Карла.
Если честно, я сам проспал — без всякого Роланда. Но очень уж не хотелось признаваться в этом даже самому себе. Оставалось только вновь мысленно осудить этого выскочку и ткнуть пятками Тропинку.
В этот момент в нас полетели стрелы. Мне поначалу показалось, что это — птицы. Такие, бывает, с удивительной быстротой выпархивают из-под самых ног. Но тут одна из них, пролетая, клюнула меня в руку. Не смогла вонзиться, упала на траву, но кожу содрала порядком. Потекла кровь, пачкая висящую на боку сумку с кусочками пергамента для записей. Я смотрел на это, и мне почему-то было жаль пергамента больше, чем руки.
Впереди закричали. Заржали лошади. До меня донеслась чья-то команда: «Быстрее! Дальше поле! Вперёд!»
Тропинка пустилась вскачь, не дожидаясь моего кнута. Мы мчались, и мчалось всё вокруг, а между тем мне казалось, что отряд едва ползёт. Я тогда ещё не знал, что время в бою течёт по-другому. Стрелы шмякались где-то рядом, как редкие дождевые капли. Одна со звоном отскочила от кольчуги воина, ехавшего передо мной. Другая вонзилась в бок его лошади, но та продолжала скакать, как ни в чём не бывало. Видимо, она происходила из породы боевых лошадей, что служат своему господину, покуда живы.
Внезапно лес кончился. Всадники вынеслись на широкое поле. Я увидел, как раненная стрелой лошадь с размаху рухнула на землю, придавив всадника. Из шеи у неё торчал боевой топор. Такой же попал в другую лошадь. Страшно закричав, она начала медленно оседать.
Из леса выскочила толпа саксов. На них не было ни шлемов, ни пластинчатых доспехов — только кольчуги, да и то не у всех, но дрались они страшно. Не жалея себя, лезли с топорами на всадников.
Копьё настигло одного из нападавших. Уже смертельно раненный, он схватился за древко и, погружая наконечник ещё больше в себя, не давал франкскому воину вытащить оружие до тех пор, пока другой сакс не перерубил древко. Обезоружив таким образом франка, сакс поразил его топором.
Я, как мне велели, оставался с краю, стараясь внимательно наблюдать за происходящим, но тут двое разъярённых саксов заметили меня. Они были без топоров — видимо, метнули и не успели подобрать. Один схватил под уздцы Тропинку, другой вцепился в мою ногу и стал тянуть, что есть силы. На помощь к ним уже бежал их соплеменник с топором. Я закрыл глаза, понимая, что смерть неизбежна, и вдруг услышал знакомый хохот и звон железа. Роланд, вихрем промчавшийся мимо, раскидал моих врагов, будто жухлые листья. Саксы бросились на него словно стая волков на добычу и полегли за несколько мгновений — кто сражённый насмерть, кто с тяжёлой раной. Несмотря на страх, я залюбовался его мастерством. Он казался одним целым со своей лошадью. Настоящий кентавр, носящийся взад-вперёд и поражающий противников смертоносным копьём.
И вдруг он, словно потеряв интерес к врагам, закружился вокруг рослого всадника, почти целиком одетого в железо. Я не сразу признал Карла. Слишком уж привык к его яркому сине-зелёному плащу. Король двигался неспешно, будто совершая вечернюю прогулку. Неторопливо привстав на стременах, плавно занёс руку с копьём, и очередной сакс, хрипя, упал на землю.
