спросил Константина Константиновича:
— А почему бей?
— Не знаю. Я ещё с "Багратиона" научился — лучше всегда бить, и желательно с двух сторон сразу.
— Это как?
Рокоссовский только махнул рукой.
Следующий матч — полуфинал — прошёл спокойно. Я следовал главной тактике маршала: бил с двух сторон. Поэтому забил два гола с левой и один с правой. Итого 5:1. Мы в финале. Вот такая простая математика.
Перед решающим матчем Константин Константинович сказал:
— Ты старайся, но не перестарайся.
— Это к чему?
— Но знаешь, сильно резвых никто не любит. Будь осторожнее.
Матч начался. Мне в защите противостоял худой парень моего возраста. Он был очень груб в игре. В одном из эпизодов, он наступил мне прямо на голеностоп. И что удивило больше всего: молчание судьи.
Я был невероятно зол на него. Не на судью, а на защитника. Был настолько рассержен, что забил два гола.
И вот, я бежал забивать третий, ибо бог троицу любит. Заработал угловой. Ярик подал, я выпрыгнул. Выпрыгнул и защитник. Я ожидал в момент удара головой увидеть мяч, но увидел локоть того парня и его злую усмешку…
В глазах потемнело, голова как будто раскололась на две части. Адская боль пронзала её. Остальное было как в тумане: свисток судьи, голоса одноклубников. Через минуты две я пришёл в себя. Надо мной стоял доктор.
— Сколько пальцев?
— Трудно сказать… В глазах двоиться…
— Ясно.
Меня заменили. Я не мог больше играть, как бы то ни было прискорбно.
Больше всех печился обо мне маршал:
— Эх, как так? Молодой командир с пробитой головой…
Но я не мог бросить ребят. Я встал на краю поля и кричал, подсказывал им, сорвал голос. Но победа осталась за нами. Мы идём в поход! С Владой! Она, кстати, подошла потом ко мне, поинтересовалась о здоровье.
— Пустяки, царапина. До свадьбы заживёт.
Она успокоилась и ушла. Но стоит сказать, что мне было очень приятно такое проявление заботы.
Но некогда было получать удовольствие. Нужно собираться.
ГЛАВА 7
Сборы заняли не особо много времени. Хотя бы потому, что нам собрать нужно было исключительно личные вещи. Заботу о прочих вещах взял на себя тренерский состав. За три дня до похода, всех, кто отправлялся туда, собрали в небольшом домике, который использовался обычно в качестве класса для занятий тех ребят, кто отставал по учебе. Именно там нам огласили окончательный состав группы. Туда вошел я, Ярик, Глеб, Влада и ещё несколько других парней. Старшим в походе назначался Александр Алексеевич.
С того самого дня нас начали обучать всему тому, что может быть полезным в пути: как оказать первую помощь, как разводить костер, как ориентироваться на местности и тому подобное.
Я был несколько огорчен тем фактом, что мы тратим время на подготовку, а не отправляемся сразу. Ведь каждый день этой подготовки (будь мы уже в походе) можно бы было потратить на времяпровождение с Владой. Однако маршал не разделял моих чувств:
— В походе много вещей нужно знать! С помощью любви огонь не добудешь, дорогу домой не найдёшь, — любил повторять он, когда я начинал лениться.
И, стоит признать, он был прав. В который раз.
Долго ли, коротко ли, а в конце концов наступил долгожданный день: мы отправлялись. Нас подняли рано утром и дали команду на сбор вещей. В нашем распоряжении было минут десять, а поскольку все вещи были собраны заранее, то я решил ещё немного понежиться в постели. Я уже вновь задремал, как вдруг с меня сорвал одеяло Рокоссовский:
— Полно спать, труба зовет!
— Но ведь я уже всё собрал.
— Знаю я, как ты собрал. Потом будешь бегать с ошпаренным задом и мямлить: «Константин Константинович, вы то-то не видели?». Так что марш проверять вещи.
И я, понимая, что поспать я больше не смогу, направился проверять вещи с полной уверенностью, что ничего не забыл. Однако, маршал был прав: как бы тщательно я не собирался, я всё же умудрился забыть положить зубную щётку и полотенце. В очередной раз убедился, что Рокоссовский всегда говорит по делу. Вот бы и у меня была такая замечательная способность…
Наконец построились, нас пересчитали, и мы вышли за территорию лагеря. Солнце только-только коснулось лучами алмазов росы, а утренняя дымка ещё не выпустила травы из своих объятий, как мы уже мерили непроснувшуюся землю своими шагами. Путь нам предстоял длинный, поэтому Ярик предложил поиграть в слова. Я, Глеб и Влада идею поддержали. За игрой время летело незаметно, но до конца пути было ещё далеко.
Со временем слова закончились, игра сошла на нет, и мы просто начали беседовать о всём подряд. Вдруг Влада предложила:
— Давайте каждый расскажет о себе другим! А то нам вместе ещё долго быть вместе, а мы друг друга и не знаем толком!
Идея всем понравилась. Много интересного я узнал в этом разговоре.
Первыми о себе поведали Глеб и Влада. Они были одногодки, но при этом не были похожи один на другого. Зато характеры у них были одинаковы: заводные, жизнерадостные. Оба рано заинтересовались футболом, начали играть. Их успехи заметили и отдали в секцию.
Но несмотря на столько одинаковых черт, они редко жили мирно. Между ними часто вспыхивали конфликты, также часто и легко они мирились. Однако конкуренция оставалась всегда, один хотел превзойти другого во чтобы то ни стало. Особенно это касается Глеба: он просто обожал самоутверждаться за счёт сестры, сам прекрасно понимал, что это нехорошо, но его самолюбие заглушало голос совести. Но не стоит думать о нём как о эгоисте. В любой другой компании, где не было Влады, он был не только не эгоистом, а скорее даже наоборот.
Сколько бы брат с сестрой не ссорились, все их конфликты уходили на второй план, если речь заходила об общих интересах. Тогда они действовали согласовано и точно, понимая друг друга без слов.
Вот такая парочка.
Потом рассказывал Ярик.
С самого детства он увлёкся спортом, но на секцию попал только в этом году. Проблема состояла в том, что он был не единственным ребёнком в семье: у него было три сестры. Поэтому с самого раннего возраста он научился всё делать самостоятельно.
— Родителям надо не обо мне, а о сёстрах думать. Они девочки всё-таки, к ним надо внимания больше. А я сам как-нибудь. Обо мне можно не волноваться, — рассказывал он нам.
Казалось бы, что у человека из многодетной семьи характер должен быть непростым. Но Ярик был другой.
