Степан внимательно наблюдал за бандитами. Вот они побросали на землю окурки, взяли сумки, потянулись к подъезду, и в это время кто-то вдруг открыл заднюю правую дверь его машины. Он метнул взгляд в зеркало заднего обзора и увидел Феликса. В руке он держал «ствол», а обезвредить бандита возможности у Степана не было — мешали передние кресла машины.
— Спокойно, старик, не дергайся! — Феликс переместился по сиденью на левый его край, и Степан почувствовал, как ему в спину через кресло уперся ствол пистолета.
Он только вздохнул, признавая этим свое поражение.
— Выследить нас хотел? — с торжествующей насмешкой спросил бандит.
— Так выследил.
— Думаешь, самый умный?
— Надеялся.
— Умерла эта твоя надежда. Хочешь быть следующим?
— Твое право.
— «Стволы» где?
— У меня…
Не хотел Степан расставаться с трофейным оружием, но сейчас не об этом нужно думать. На чашу весов была брошена его собственная жизнь. В спинке сиденья плотный слой поролона, он приглушит выстрел. Да и двери в машине закрыты. Нажмет сейчас Феликс на спуск и преспокойно себе уйдет, и неизвестно, как долго простоит здесь «девятка», прежде чем в ней обнаружат труп…
— Зачем они тебе?
— В музей хотел сдать.
— В какой музей?
— В музей бандитского оружия.
— А это бандитские «стволы»?
— А разве нет?
— Ну, если они бандитские, то сдавать их нужно в музей бандитской славы, — засмеялся Феликс. — Проиграл ты, парень, поэтому слава за нами, а не за тобой.
— За мной правда.
— Какая правда? Ну, не вышло у меня с твоей сестрой. Думал, что любовь, а понял, что другую люблю.
— Кого другую?
— Сколько тебе лет?
— Двадцать шесть.
— А мне двадцать девять. Разница не очень. Может, и ума не намного больше. Ты вот не понимаешь, и я не понимал, как можно любить бабу, к которой привык. Думал, что это привычка, а не любовь. А как изменил ей, так и туркнуло. Я к ней вернулся, понимаешь. Бросил твою сестру и к ней вернулся.
Степан с удивлением слушал Феликса. Он ждал выговора, а получил какую-то исповедь. Говорил этот тип с пренебрежением к реальному противнику, но при этом и зла ему, похоже, не желал.
— Она не игрушка, чтобы ее бросать.
— Да я понимаю. Потому и претензий к тебе, в принципе, не имею. Мне и Варьку жаль, и тебя я понимаю. Только вот ты ничего не понимаешь, потому и лезешь на рожон. Пацанов моих отмудохал, меня вот выслеживал. Нельзя так, Степа. Глупо это. И смешно. Мне смешно, а ты в заднице. Как выбираться из нее будешь? Или остаться в ней хочешь?
— Да надо как-то выбираться.
— Ну, я мог бы тебе помочь. Только ты хату нашу выследил. Я тебя отпущу, а ты ментов наведешь. «Стволы» у нас, а это палево.
— Ментов я точно не наведу.
— А кого наведешь? Сам с усам, да? Опять на рожон попрешь?
— После драки кулаками не машут.
— Точно так думаешь? — с сомнением спросил Феликс.
— Точно. Я проигрывать умею.
— Я тоже. Потому и не трогаю твоего босса. А ведь у меня претензии к нему. И к тебе претензии. Но я же вам проблемы не создаю.
— А как же Варя?
— Это личное. Чисто личное. Вы с Захарским здесь ни при чем. Я же не сказал Захарскому, что Варя изменила ему?
— Нет.
— Все, больше оправдываться не буду.
— И не надо.
— Претензии ко мне есть?
Степан задумался. В принципе, Феликс действительно мог перегореть с Варей. С ним и самим так было — вроде бы классная девчонка, сил нет, как тянет к ней, а добился своего, так уже и смотреть на нее не хочется. Вот если бы Феликс изнасиловал Варю или на толпу ее бросил, но ведь не было ничего такого.
— Нет.
— А к Захарскому?
— При чем здесь Захарский?
— Ну, он же не хочет жениться на твоей сестре.
— Не может.
— Если бы захотел, то смог.
— Ты к чему клонишь?
— А то, что наказать Захарского надо. Но это без меня. Я свое слово держать умею.
Феликс находился у Степана за спиной, и он его не видел. Но, судя по звучанию голоса, выражение лица у него должно было быть серьезным. Убедительно звучали его слова.
— А ты, Степа, умеешь слово держать?
— А я тебе слово дал?
— Ну, ты же ко мне без претензий.
— Без претензии.
— И меня больше искать не будешь, — сказал Феликс голосом, которым командир зачитывает по строкам текст воинской присяги с тем, чтобы подчиненный за ним повторял.
— И тебя больше искать не буду.
— А если будешь… Извини, но в следующий раз я разговаривать с тобой не стану. Пулю в лоб, и все дела, — жестко, но без особого нажима сказал Феликс. — Я ведь тебе не замполит, чтобы лекции читать.
— Не замполит.
— Ну, вот и договорились. «Стволы» давай!
Степан полез под одно переднее сиденье, затем под другое, достал оттуда оружие, передал его Феликсу.
— Все, пацан, война для тебя закончилась. Или нет?
— С тобой закончилась, а как там дальше будет, не знаю, — пожал плечами Степан.
— Ну да, ты же у Захарского типа телохранитель.
— Варя сказала?
— Сказала… И про тебя рассказывала… Парень ты боевой, не вопрос, только это не твоя территория. Здесь тебе не горы, здесь твоя не пляшет.
— А твоя?
— Я здесь, как рыба в воде. Как акула. Это моя стихия, и тебе здесь ловить нечего. Да, как там Варя? — Феликс и тему вдруг сменил, и голос его смягчился.
— Нормально.
— Как с Ромой у нее?
— Да вроде ничего. А тебе что?
Степан звонил Варе. Вроде бы нормально у нее все. Захарский приехал к ней, она с ним как-то объяснилась. Вроде бы налаживается у них все. Хотя кто его знает, как все повернется.
— Да не хотелось бы жизнь ей ломать. Может, Захарский женится на ней?
— Не твое дело.
— В том-то и дело, что не мое. Ну, все, бывай, пацан! — Феликс похлопал по подголовнику водительского кресла и вышел из машины.
Степан проводил его взглядом и сдал назад.
Это точно, закончилась его война с Феликсом. Капитуляция безоговорочная и потому обсуждению не подлежит. Да и не так уж плох он, этот парень. Да, бандит, да, крутой, но ведь и слово свое держать умеет, и людей без причины не убивает. Хотя, честно говоря, причина застрелить Степана у него была. Ведь он избил его людей, охотился за ним самим. За такие дела бандиты мстят жестоко. И Степан должен сказать спасибо за то, что Феликс проявил благородство.
Глава 13
Стопка водки, соленый огурчик — это хоть и не самое лучшее начало дня, но ведь бывает и хуже.
— Я не понял, Феликс, ты что, отпустил этого урода? — возмущенно спросил Гончий.
Феликс молча дожевал огурец, сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой, затянулся и выпустил ему в лицо дым.
— Я не понял, ты что, сдал меня этому уроду? — насмешливо спросил он.
Гончий стушевался, опустил голову. Феликс взял бутылку, наполнил стопки.
— Может, нам съезжать надо? — осторожно спросил Лексус.
— Зачем?
— Ну, если ты Степу отпустил, он ментов может навести.
— Он всю ночь нас на хате «пас». Если бы он хотел, он бы ментов еще на ту хату навел. Но ведь не навел.
— Не навел.
Ментов Феликс не боялся. «Стволы» они протерли, спрятали за шкаф. Квартира съемная, и если менты вдруг найдут оружие, то его можно будет списать на прежних жильцов. Доказательств против них у ментов нет, никто же не видел, как они поджигали Захарского. А других дел против Феликса вроде бы не возбуждали… Хотя все могло быть. Четырех таджиков они недавно «замочили», которые Злого на фальшивых деньгах пытались развести. По-тихому все прошло, ну, а вдруг все-таки остался след…
— Он пацан, в принципе, правильный. Но чужой, — в раздумье произнес Феликс.
— Урод он, — буркнул Гончий.
— Урод, — легко согласился с ним Феликс.
Он умел переступать через себя, когда ему это было нужно, потому и не «замочил» Степу. И повод был, и рука чесалась, а на спусковой крючок так и не нажал. Не захотел создавать проблему на ровном, в общем-то, месте, потому и пришлось оправдываться перед этим воякой. Потому и хотелось сейчас выпить, чтобы смыть неприятный осадок с души.
Не должен он был оправдываться перед Степой, но ведь опустился до этого. Потому и тошно на душе. Но когда-нибудь он отыграется за это унижение. Злой скоро сдохнет, как собака, и некому будет сдерживать Феликса. Тогда он и на Захарском отыграется, и на его ублюдке-телохранителе. Но это будет потом, а сейчас ему нужен тихий омут, чтобы вырастить в нем своих чертей, которых он потом обрушит на своего главного врага.
— Я бы его так просто не отпустил, — покривился Гончий.
— Посмотрим, — с мрачной насмешкой глянул на него Феликс.
— Что «посмотрим»?
— Посмотрим, как ты его сделаешь.
— Как я его сделаю?
— Не знаю. Можешь из волыны его упокоить, можешь под машину бросить… Никуда он от нас не денется. Будет время, возьмемся за него.
