- Возьми пожевать, - посоветовал Сашка. - И не спеши. У меня ничего не болит.
Помьяе поднял свою неизменную палку и вышел. В белой камлейке легко, точно в полете, он плыл над тундрой. Руки, закинутые на палку, белели, как чаячьи крылья.
А Сашка Ивакин сидел, прислонившись к стенке яранги. Он был в расстегнутой на груди ковбойке, загорелый и подсохший от подвижной оленеводческой жизни. На коричневом лице странно выделялись, светлели глаза, и неожиданно стали видны тонкие складки в углах рта и морщины вокруг глаз.
В ярангу вошел Сапсегай.
- Убежал Помьяе. Хорошо убежал. Как олень.
- Вот и все, Сапсегай, - сказал Сашка. - Вот и конец маршрута.
- Нет, - не согласился Сапсегай, - начало.
- Какое к чертям начало?
- Следующий переход начинается там, где кончился первый. Разве не так?
Сашка ничего не ответил.
Сапсегай с кряхтением опустился на землю.
- Уставать стал. Раньше совсем не уставал. Все бегал и бегал. Как Помьяе я бегал... Немножко лучше, - подумав, добавил он.
- Ты, наверное, лучше бегал.
- А сейчас устал. Налей чаю.
- Согреть? Или просто налить? - напряженно спросил Сашка.
- Свежего заварим. Ты больной, я старик. Будем пить свежий хороший чай.
Сашка встал. Потрогал стенку яранги. Потрогал другую. И неуверенно направился к чайнику.
Зажав в кулаке трубку, Сапсегай наблюдал за ним.
- Ты не слепой, - сказал Сапсегай. - Это глупость, что ты слепой.
Сашка ничего не ответил. Вытащив нож из ножен, висевших на поясе, он строгал "петушка" - ершик из стружек, которым так удобно разводить костер.
- Анютку отправлю с тобой. Ей в школу. Пусть привыкает к домам и людям.
- Это ты хорошо придумал, - отозвался Сашка и чиркнул спичкой. Неожиданно он засмеялся. - Говорят, что немцы самый педантичный народ. Интересно им будет узнать, что гораздо педантичнее их - кочевники. Каждая вещь веками кладется на свое место. Я это давно заметил. Придется мне как кочевнику жить. Поставлю ярангу и...
Он не договорил. Огонь разгорелся, и Сашка подкладывал прутики, сидя на корточках. В полумраке яранги он чем-то напоминал того бронзоволицего бога земли, что сидел на завалинке аэропорта в бухте Тикси.
В маленькой поселковой больнице была тишина, белые стены и пустота.
Сашка лежал с забинтованными глазами. Вошла молоденькая медсестра, сунула Сашке градусник.
- Хорошо, что вас положили, - сказала она - А то пусто так.
Сашка молчал.
- Запрос отправили за вашей карточкой. Наверное, в Ленинград повезут. С сопровождающим. Вот счастливый человек! В Ленинград!
- Я счастливый? - спросил Сашка.
- Нет, сопровождающий. Вы несчастный. Врач говорит...
- Шли бы вы к чертям, перебил Сашка.
- Нервный какой...
- Ко мне должна прийти девочка, - сказал Сашка. - Пустите ее сразу. В любое время.
- А она в коридоре с утра. Сидит и молчит.
...Анютка сидела у Сашкиной койки. Сидела, благонравно сложив руки на коленях.
- Как живешь? - спросил Сашка.
- Хорошо живу. У тети, - тихо сказала Анютка.
- Надо нам, Анютка, выбираться отсюда.
- Надо, - подтвердила Анютка.
- Поэтому сделай вот что. Сходи в аэропорт и найди Витю Ципера. Механика Витю.
- Я его знаю, - сказала Анютка. - Кто на вертолете, я всех знаю.
- Умница! Скажи, чтоб пришел сюда.
- Сейчас?
- Лучше сейчас.
Анютка встала, оглянулась в дверях на Сашку. Каблуки застучали по коридору.
Сашка размотал бинт с лица. Вынул из-под подушки очки. В зыбком тумане плавали белые стены. Даже в очках теперь он почти ничего не видел. Сашка сгреб с тумбочки лекарства. Подумал и поставил их на место. Сел на койку и стал ждать.
Анютка бежала по поселку мимо деревянных домов, спящих на тротуарах собак. Из-за дальних домов со взлета пошел вверх оранжевый самолет. Она остановилась, посмотрела на него и побежала дальше.
Витя Ципер в кожаной куртке с неизменной своей улыбкой появился в палате.
- Такие дела, - сказал Сашка. - Выручай.
- Все, что можно.
- Раздобудь мне одежду. Возьми у кого-нибудь из ребят. Будем сбегать из больницы.
- А цель? - спросил Витя Ципер.
- Бога нет? Как считаешь?
- Вроде бы нет. А что?
- А райисполком есть. Понял? И отдел народного образования тоже, - тихо ответил Сашка.
- Полежать бы тебе, - осторожно сказал Витя Ципер.
- Я полежу. Сколько надо, столько и полежу. Но надо все обусловить. У тебя деньги есть?
- Есть. Сколько тебе?
- Полтинник. Буханку черного хлеба купить. Представь себе, что в тундре я его во сне видел. Черняшку. Черняшку и липы. А больше ничего не видел.
ШКОЛА
Было еще темно. На востоке небо уже окрасилось в светло-лимонный цвет, но в поселке, между домами, еще держалась темнота. Сашка вышел на крыльцо. Было тихо. Сашка сошел с крыльца и подошел к умывальнику во дворике. Рядом стояло ведро. Сашка пощупал корочку льда на ведре, пробил ее кулаком и налил воды в умывальник. Стянул с себя рубашку. Он долго плескался, потом тер себя полотенцем.
Взбалмошная гусиная стая подлетела к поселку, в тревожных трубных звуках разбился строй, потом гуси взмыли вверх, выстроились и пошли дальше, тяжелые и уверенные птицы. Сашка стоял с полотенцем через плечо, пока не затих последний гусиный крик.
...По поселку он шел, держа в руке короткий прутик и похлопывая им бездельно по тротуару. Трудно было угадать в нем слепого человека. Разве что по неестественно прямой фигуре и излишне четкому шагу.
Был класс. Ребячьи глаза осмотрели Сашку. На доске висела карта полушарий. Как бы поправляя карту, Сашка ощупью нашел один край карты, другой. Повернулся к классу.
- Прежде чем мы будем изучать, что такое горизонт, как велика Земля и сколько материков, я хочу сказать вам о географии. Это лучшая из наук, потому что эта наука о чудесах.
- Как фокусы? - спросил белобрысый мальчишка.
Конопатый отчаюга с выбитым зубом, не отрывая от Сашки обожающих глаз, влепил белобрысому локтем в бок.
- Мы узнаем с вами о людях, которые ходят босиком по раскаленным углям, о реке Амазонке, где живут интересные рыбы пираньи, о летучих мышах величиною с собаку, о водопадах, горах, пустынях и льдах.
Для вас вся карта мира состоит из "белых пятен", загадок и тайн. Таким образом, мы с вами отправимся в великие и опасные путешествия по земле, и в этом есть смысл географии...
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ АНТАРКТИКИ
Прошло время, и наступил день, когда весь Ленинград встречал дизель-электроход, доставивший домой очередную антарктическую экспедицию.
Была толпа на причале, вечно волнующий миг швартовки, были объятия, шампанское, слезы, и поцелуи, и смех.
Встреча развеяла на какое-то время продутую антарктическими ветрами дружбу, и Васька Прозрачный спускался по трапу один, ибо никто его не встречал и не мог встречать.
Полтора года полярной жизни сделали жестче его лицо, исчезла деревенская его припухлость, и -тем более выделялись глаза его, наполненные изумлением перед миром.
Зимовка и антарктическая работа убрали лишнее и оставили основное.
Он успел загореть во время перехода через тропики, успел "прибарахлиться" во время захода в Танжер и Касабланку, и теперь это был загорелый крепыш Васька Прозрачный в сногсшибательном костюме, плащ через руку, в другой чемоданчик, - всегда он был легким, не отягощенным собственностью человеком.
Он растерянно покрутился среди обнимающихся, целующихся, тараторящих людей и пошел к выходу.
- Вась, Василий! - крикнул ему вслед бородач, обнимающий за плечи старушку маму. Но Прозрачный сделал вид, что не слышит.
Он остановил такси. Сел на переднее сиденье рядом с водителем.
- Поедем в аэропорт.
Пожилой таксист окинул его привычным взглядом, тронул машину с места.
- С Антарктики?
- Оттуда.
- И в Ленинграде задержаться не хочется?
- Еще вернусь, - широко улыбнулся Васька. - Кореш у меня из связи ушел. Найду и вернусь вместе с ним.
Он вытащил из кармана шикарные сигареты, вздохнул и спросил:
- "Беломорчика" не найдется? Фабрики Урицкого. Шофер протянул пачку "Беломора".
- Возьми себе!
От Васькиных сигарет шофер отказался:
- Ты это тоже оставь. Оставь при костюме. Такой костюм требует.
- Механик Лев Клавдиевич уговорил. Ты, говорит, должен быть современным человеком, Прозрачный. Ты, говорит, на переднем фронте науки.
Васька сидел у Никодимыча.
- Писал, - сказал Никодимыч. - Писал и теперь пишет.
Он достал с книжной полки какой-то толстый научный том. Мелькнула надпись: "Никодимычу от верного ученика".
В томе были запрятаны замызганные конверты.
- От Лены прячу, - пояснил Никодимыч. - Она тут уборку по временам затевает.
- Так, - сказал Васька. - А прятать зачем?
- Он ослеп. Совершенно ослеп. Преподает географию за Полярным кругом. Он, видишь ли, убежден, что Лене лучше забыть про него.
- Понятно, - Васька налил в рюмки еще коньяка.
