Я же наслаждаюсь чаем, рассматривая платье, разложенное напротив.
Это платье отшивалось для званого вечера, а не для бала. Здесь нет такого обилия камней, как на бальных нарядах, но тёмно-серые нити парчового шёлка переплетаются с серебряными, создавая причудливый узор, который мерцает при каждом движении ткани. Если убрать боковые накладки, то юбка будет выглядеть легче, элегантнее, но всё равно что-то не то.
— Малия, а можно ли красить моавин?
— Да, госпожа.
— А что для этого нужно?
— Особый пигмент, госпожа, алхимический порошок тари, горячая вода и ванна или бочка.
— И сложно ли добыть этот пигмент и порошок?
— Так порошок-то у каждого в хозяйстве есть. А вот пигмент… если простой, то можно заказать в швейной мастерской. Если цвет редкий или яркий, то только у торговцев заморскими товарами или в алхимических лавках. Но нужного цвета может и не быть.
— Мне нужен чёрный.
— Чёрный, госпожа? — удивляется, но тут же спохватывается и радует меня новостью: — Тогда и не нужно заказывать, он у нас здесь имеется.
— Замечательно! Сколько времени понадобится на окрашивание?
— Примерно час. Потом ещё сушить и отглаживать.
Допив чай, встаю и прошу Малию помочь мне примерить платье. Как и все другие, оно ожидаемо висит на мне.
— Нужно будет подшить по фигуре. Успеем?
— Времени бы побольше, но постараюсь сделать, всё, что в моих силах, да девочек ещё попрошу помочь. Думаю, к завтрашнему дню и справимся. Позвольте прямо на вас подколоть и замерить, — начинает суетиться вокруг.
— Спасибо, Малия! Сделай, как сможешь, я понимаю, что один день — это слишком мало. Кстати, из большого отпоротого волана сделаем небольшую баску и пришьём к поясу. Вот смотри: нужно будет свернуть ткань пополам и стачать оба края для пышности: спереди баска будет короче, сзади удлинённая.
— Поняла, госпожа. Приподнимите немного руку, пожалуйста. Да, вот так…
Вопросами гардероба занимаемся до самого вечера. Что-то отпарываем, что-то подшиваем. Точнее, Малия это делает, а я хожу между платьев и пытаюсь понять, как так вышло, что в моём гардеробе мне же ничего не нравится. Словно и не я вовсе его для себя выбирала.
Занавеску решаем не трогать. Малия радует сообщением, что в сундуках на чердаке хранятся ещё отрезы моавина. Вот и прекрасно, “герцогиня попросила отрез ткани” звучит куда лучше, чем “герцогиня утащила занавеску”.
Чёрный пигмент сначала пробуем на небольших полосках моавина, а добившись нужного оттенка, воссоздаём концентрацию пигмента в бочке для окрашивания. За тканью в прачечной оставляем следить дородную крупную служанку. Она же вывешивает ткань сушиться на хозяйственном дворе и через три часа приносит нам уже в отглаженном виде.
За суетой я даже немного успокаиваюсь. Пусть другие выделяются, а мне бы тихонько в сторонке отсидеться. Дио Хэмис сказал, что в прошлом так частенько и бывало, во всяком случае, он слышал, как я жаловалась матушке, что почти весь был просидела в одиночестве на разных диванчиках. Такая перспектива меня очень радует.
Ровно в пять приносят обед. На пороге появляется та же горничная с бегающими глазками. Она то и дело поглядывает в сторону спальни, пока сервирует столик у окна. А встречаясь взглядом с Малией немного меняется в лице. Взгляд из услужливого-заискивающего становится надменным и даже презрительным. Всего несколько мгновений, но я успеваю заметить это.
Глава 18
— Как её имя? — спрашиваю, Малию, когда женщина уходит.
— Горничной? Харитой звать.
— Что между вами не так?
— Да что вы госпожа, всё нормально, — но взгляд отводит, слегка краснея.
— Ладно, не хочешь говорить, настаивать не стану…
— Ох, госпожа, да и впрямь ничего особенного, — ещё больше краснеет, но решает не таиться: — Харита ревнует меня к нашему кучеру. А я и повода не давала.
— На пустом месте ревнует?
— Ну он, то подмигивает, то улыбается мне. Да разве ж это повод на мне отыгрываться?
— Как отыгрываться?
— Ох… — понимает, что сказала лишнего, — ну всякое… по мелочи, то придирается, то неправду обо мне говорит, а то и…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что?
— Ой, да ерунда…
— Ежели ерунда, то чего так раскраснелась и глаза прячешь?
— Только не сердитесь… к вам идти никто не хотел в личные горничные. Так и я не хотела, но из-за Хариты меня к вам отправили прислуживать… в наказание. А я и не виновата была вовсе.
— Ну и как? Страдаешь? — мне становится откровенно весело.
— Что вы, госпожа. Я, конечно, боялась поначалу, но вы совсем не такая, как о вас говорили.
Да уж… о себе я уже наслышана.
Пока Малия завершает работу с платьем в гостиной, я ухожу в спальню и там перед зеркалом отрабатываю танцевальные движения, которые мне показал дио Хэмис. Сами движения очень простые. И это не удивительно, попробуй-ка подвигаться, когда на тебе платье, весом со средний ковёр.
Повороты, касания рук, простые шаги в разных вариациях. Одни медленнее, другие чуть быстрее. Один танец позволяет едва касаться партнёра кончиками пальцев, другой вынуждает быть ближе.
Музыкальные коробочки сменяют друг друга, мысли расслабляются, и я не замечаю, как тело начинает двигаться в своём ритме, движения становятся легче, изящнее, провокационнее. Музыка в коробочке замирает, но мысленная мелодия разгоняет кровь, и приятные воспоминания обрушиваются лавиной: алый танцевальный костюм, паркет, партнёр — совсем молодой мальчик, который тоже волнуется, аплодисменты, цветы и белый плюшевый заяц, как награда за прекрасное выступление.
Неловкое тело вторит таинственным образам, всплывающим в памяти, я прикрываю глаза, мне уже не важно, как я выгляжу — я отдаюсь внутреннему ритму. Мелодии переплетаются, растекаются по телу эйфорией, лопаются пузырьками счастья на языке…
Останавливаюсь лишь тогда, когда начинаю ощущать первые симптомы приближающейся судороги. Падаю на мягкий ковёр, рассматривая в зеркале отражение незнакомки. Это не я. Или я? Что со мной не так? Откуда эти мысли?
Из зеркала на меня смотрит юная девушка с серыми глазами и растрёпанной копной длинных, волнистых, каштановых волос. Раскрасневшиеся щёки, взмокший лоб, к которому прилип тёмный локон. Губы налились цветом и выглядят очень соблазнительно. Тяжёлые широкие брови кажутся неуместными для столь изящных черт лица, как, впрочем, и лёгкая одутловатость. Но в целом незнакомка кажется мне привлекательной.
Вот только я вспоминаю другое лицо… миндалевидные карие глаза, тёмный шёлк гладких волос, идеально прямой нос и бархатная, чуть смуглая кожа.
Мысленно тянусь к виде́нию, вот сейчас, сейчас, я узна́ю, что со мной случилось, откуда эти образы в моей голове… что-то важное так близко… стоит поймать эту мысль и я всё пойму, всё узна́ю…
Резкая вспышка боли, удушье и темнота…
— … ваша светлость… вы меня слышите?
Тело ощущается непослушной ватой, а звуки словно доносятся издалека.
— Ваша светлость… вам нужно выпить вот это, — голос становится чётче.
Чьи-то заботливые руки уже приподнимают тяжёлую голову, вливая в меня прохладную влагу.
— Что случилось?
— Малия сказала, что нашла вас, лежащей на полу здесь в спальне. Вы помните, что с вами произошло? — дио Хэмис с тревогой всматривается в моё лицо, делая какие-то собственные выводы о моём состоянии.
— Я вспоминала танец… а потом… заболела голова…
Лгу. Я прекрасно всё помню, но не хочу рассказывать то, что произошло на самом деле. Никто не должен узнать о моих странных мыслях и воспоминаниях. Это нельзя списать на временное недомогание, это что-то, что я даже самой себе пока объяснить не могу.
— А сейчас, как вы себя чувствуете?
— Я устала… — и впрямь ощущаю себя так, словно не спала несколько дней.
— Возможно, вы переутомились. Слишком мало времени прошло после болезни. Если бы не личное письмо короля я бы настаивал на том, чтобы вы отложили визит сюда ещё на какое-то время, — в тоне его голоса сквозит искреннее сочувствие и от этого на душе делается теплее. — Сейчас я дам вам капли, они помогут быстрее уснуть. Надеюсь, утром вы почувствуете себя лучше.
