Гордилась она и тем, что ее принимают за старшую сестру или подругу дочери. В каком-нибудь клубе она вполне могла танцевать с ровесниками Поликсены, а заодно — лихо болтать на том странном языке, который ныне считался молодежным жаргоном.
И одевалась Валентина Аркадьевна вполне современно — любая молодая модница позавидовала бы.
Словом, некоторые основания считать себя подругой дочери у Валентины Аркадьевны были, притом она уверилась, что у них с Поликсеной друг от друга — никаких секретов.
Поликсена на сей счет была немного иного мнения, но мама этого просто не хотела замечать.
Собственно, все и началось с тех самых секретов.
Нежданно-негаданно девочка стала замкнутой и нелюдимой, молча сидела за учебниками все свободное время (чего раньше не наблюдалось), причем — на излете каникул! А Валентина Аркадьевна слышала от нее только лишь: «Да нет, мам, все нормально!»
В том, что происходит на самом деле, Валентина Аркадьевна разобралась довольно быстро. Был у Поликсены парень, была лучшая подруга… Дальше можно и не продолжать.
Валентина Аркадьевна растила дочку без отца, и уж кто-кто, а она могла понять горе Поликсены, посочувствовать, просто поговорить. Вот только дочка ни на какие разговоры не шла, и все у нее было «нормально».
В момент невеселых размышлений и попались Валентине Аркадьевне журнал и анкетка.
Она пробежала глазами текст, усмехнулась про себя — какой только ерунды не понапишут. Потом задержала взгляд на портрете Стефани Фабиан и надолго задумалась. Слишком располагающей была внешность у этой уже не очень молодой, но, безусловно, красивой женщины.
«Так, ну и какие чудеса нам обещают? — подумала Валентина Аркадьевна, теперь уже со всем вниманием просматривая анкету с контрактом. — Выиграть в лотерее, иметь средства, чтобы купить машину? Да что они все о деньгах да, о деньгах! Вот если было бы так — чтобы моя дочь всегда меня понимала!»
Такого пожелания в анкете не оказалось. Но Валентина Аркадьевна поспешила слишком строго осуждать заботу о материальном — были в анкете и вещи духовные. К примеру, найти настоящую романтическую любовь до гробовой доски. Или попроще — встретить много новых друзей.
Валентина Аркадьевна вдруг поняла, что не хочет сама заполнять анкету. Глупости все это… Но у госпожи Фабиан такой ясный, одухотворенный взгляд!
Вдруг она и правда кое-что умеет? Не лучше ли взять Поликсенину фотографию, наклеить, и подчеркнуть те пункты анкеты, которые одобрила бы и сама дочка.
А уж кому не знать, что ей ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нужно, как не Валентине Аркадьевне?!
А потом… Эта самая госпожа Фабиан пишет, что желания начнут сбываться сразу же, как только письмо с анкетой дойдет до нее, а то и раньше — ведь она же экстрасенс высшей категории. А что, если попробовать? Вдруг у Поликсеночки все пойдет совершенно замечательно — вот тут и можно вытащить из небытия журнал: смотри, доченька, ты это видишь?
А если даже и не выполняет эта госпожа Фабиан никаких желаний, а девочки что-то само начнет налаживаться — и тогда журнал тоже пригодится.
Валентина Аркадьевна еще раздумывала об этом, а ее рука, словно бы сама собой, потянулась к ножницам. Все прочее было делом техники.
И через час письмо оказалось в почтовом ящике, поскольку никто в этот момент Валентину Аркадьевну не перехватил.
Вот единственное, чего не смогла рассчитать Валентина Аркадьевна — так это собственных способностей, — не магических, разумеется. Она терпеть не могла разные сюрпризы, особенно, если речь шла о собственной дочери.
Она стоически держалась целые сутки, убрав анкету с вопросами в ящик письменного стола. Но, видимо, просто от отправки письма не зависело ничего — на следующий день Поликсена пришла из школы сама не своя.
На вопрос матери: «Ну, как там твое ничего?» — Дочка пробурчала свое обычное: «Да нормально», — после чего немедленно вынула учебники и уселась за письменный стол. А в телевизионную программку даже не заглянула, что характерно.
— А в школе все в порядке? — продолжала Валентина Аркадьевна уже чуть строже.
— Да. Вот, реферат надо по истории делать, — бросила Поликсена, не отрываясь от книг.
— Да на компе же у тебя масса готовых рефератов, сама скачивала. — Валентина Аркадьевна понимала, что дело вовсе не в учебе, но как-то сразу перейти на личное не решалась и она.
— Да я смотрела, там всякая ерунда! Не зачтут, да и все. — Для Поликсены в последние дни это был рекорд словоохотливости.
— Какая хоть тема? — продолжала расспросы мать.
— История Франции. Я выбрала Великую Французскую революцию, — проговорила дочь, давая тем самым понять, что разговор исчерпан.
— Уж и не знаю, чем помочь. — Валентина Аркадьевна наморщила лоб, силясь вспомнить, когда это была Великая Французская революция. Ну, вроде, тогда Бастилию взяли, а потом… Парижская коммуна… Да, еще Гаврош… Вроде, что-то про бои на баррикадах… А после генерал де Голль. Нет, де Голль — он, вроде, был потом. А Наполеон — это до или после?
Последнюю фразу Валентина Аркадьевна задумчиво произнесла вслух.
— Во время — а потом после. — Голос Поликсены нельзя было посчитать выразительным, но постаралась ответить с некоторым ехидством. — А если дата рождения — то как раз до.
— Вон оно как. — Валентина Аркадьевна постаралась запомнить эту интересную подробность из жизни французского императора, но все тотчас же вылетело из головы. — Ну, ты же знаешь, вечно у меня — история с географией…
Поликсена благоразумно хранила молчание.
— А вообще, знаешь, от всех этих дат башня может съехать, — развивала Валентина Аркадьевна свою мысль. — Как вообще-то дела…
— Ну, как всегда, — дочку уже стало тихонько раздражать такое внимание матери. Поликсена пожала плечами, надеясь, что сейчас ее все же оставят в покое.
— Я же знаю, сейчас тебе немного трудновато, — Валентина Аркадьевна не собиралась отступать.
— Ну, еще бы! — Поликсена ткнула пальцем в кипу учебников. — Если бы только с историей!..
— Вот-вот, доченька, — поддакнула Валентина Аркадьевна. — Ты же молодая, в книгах рыться всегда успеешь. Я понимаю, что поступать хочешь, но ты же так просто перегоришь. В конце концов, все кто хочет, поступают, тут дело в средствах, а не в экзаменах, а средства, ты не сомневайся, найдутся…
— Да, мама, ничего я не перегорю, — отмахнулась дочка. — А средства… — она слегка вспыхнула. — Ты лучше про это брось! Знаешь, что я в одной газете читала…
То, что дочка еще и газеты читает, было для Валентины Аркадьевны новостью.
— И что?
— А то, что в твое время поступать за счет родителей было стыдно. А кто так делал — тот о том помалкивал в тряпочку.
— Но сейчас же другое время, дочка, — попыталась увещевать Поликсену Валентина Аркадьевна.
— Время — оно всегда одинаковое, что сейчас, что в те годы, что тогда, — Поликсена показала рукой на учебник истории. — Между прочим, сейчас полшестого, а мне надо это еще и на компе набирать…
— Тебе бы с клевыми чуваками гулять, а не за компом глаза портить, — не выдержала мать. — Сидишь тут, киснешь! Думаешь, я не знаю…
— О чем это ты? — Поликсена впервые подняла глаза на мать.
— Про Лешу и про Свету, — Валентина Аркадьевна решилась, наконец, на лобовую атаку.
— А вот это — мое дело, — зло сказала дочь. — С кем не хочу — с тем дружить и не буду. Да этот Леха, если уж ты откуда-то про него знаешь — он дебил форменный! Да и Светка! Хорошая будет пара, я за них рада! Все только о тряпках да о тряпках. Рядится, как чучело — розовые джинсики, оранжевый топик. Зато все дорогое!
— Ох, не знаю, дочка. Может, так и надо? Молодыми-то будете не всегда, — вздохнула Валентина Аркадьевна. — Да и потом — если этот Алеша тебе не пара, ну есть же мальчики поприличнее.
— Есть. Наверное. Где-то, — протянула Поликсена, собираясь все же взяться за науку и оставить этот разговор.
— Ну, а раз так. Знаешь, что я тут выдумала?
Поликсена не знала, поэтому молчала, хмуро глядя на мать.
А Валентина Аркадьевна достала из шкафа анкету и полушутя-полусерьезно протянула ее дочери.
— Ну и что это? — недоумевающее спросила Поликсена. — Какая-то старообразная француженка. А может, она и вообще не из Франции — знаешь, как все эти рекламы теперь делают. А вопросы ты кружками обводила?
— Ну, да, только я это послала… как бы на твое имя?
— А зачем это? — Поликсена была искренне удивлена. — Ну ты, мама, даешь! Погоди, и вопросы ты сама нарисовала?
— Ну, да!
— Сейчас посмотрим… Ага, любовь, новые друзья… Ну-ну, мне и от прежних-то… — она невольно изобразила рукой знак, который отмечен даже в «Некрономиконе» (чего Поликсена знать никак не могла). Но в «Некрономиконе» это знак для отправки в бездну (если безумный араб аль-Хазред и его переводчики ничего не напутали). В немагическим мире он тоже означает отправку — на хорошо известный всем краткий адрес.
