Хотя для полного жилищного набора у вас в кухне не хватает четвертого стула, но за печенье и песни Даши я закрою на это глаза, — подмигнул. — Чтоб был завтра в шесть на дежурстве как штык… Регенерация, — усмехнулся он, повторяя оброненное случайно Решкой прозвище.
Эрик закрыл дверь и, сузив глаза, воззрился на оставшуюся е коридоре девушку.
— Теперь и начальник будет называть меня “регенерацией”.
В тишине и полумраке ночи его голос прозвучал особенно жутко. Решка втянула кулачки под рукава свитера.
— Зато у тебя работа есть.
— И я скоро съеду.
— Ага… Наверное…
— И сбудется твоя мечта, Чёрный пруд.
— Темно, тебе моего лица не видно, так что не суди поспешно.
— Значит, расстроишься?
— Не знаю. Может быть.
— Хорошо, что вы с Авериным любите Мельницу. Теперь я тоже. Голос у тебя… сказочный, и поёшь ты… всем своим существом, творчество из тебя так и льётся, как полёт.
Сердце ухнуло куда-то в кишечник.
— Спасибо.
— Пойдем, еще чаю поставлю.
Можно ли опьянеть от чая? Пожалуй. Посиделки с чаем на кухне ночью — самое верный способ сойти с ума.
— Да, у нее… очень поэтичные песни. Русский фольклор, эмоции в образах… Да и не только у нее. Есть ещё Канцлер Ги, Ясвена, Вельвет, Марко Поло, Йовин, хотя у каждого свой стиль, конечно… Ты никого из них раньше не слушал? Где ж ты был…
И в этот раз это не был вопрос, а просто слова, выброшенные в космос. Свисток чайника весело встряхнул замечтавшихся полуночников.
Эрик залил заварку, и кухня наполнилась горячим ароматом трав и прочего.
— Вообще, твой стих мне тоже понравился, — сочла нужным заметить Решка. — Поработать, может, над стилистикой и стоило бы — я не совсем по лирике — но… цепляет, а это в поэзии главное. Так и появляются новые стили, — пожала она плечами с улыбкой. — Из неровнянной стилистики, как и неологизмы — благодаря находчивости незакомплексованных обывателей… Я даже на музыку пробовала положить…
— Ты знаешь… — медленно проговорил Эрик, — а ведь мой отец любил поэзию — передалось, наверное… Так жаль, что я его не помню.
— Он… умер? — осторожно спросила Даша.
На лице Эрика промелькнула серьёзная такая тучка.
— Умер, — коротко бросил он, но трагизма в этом коротком слове было достаточно.
Впрочем, Солнцев тут же сгладил печаль улыбкой и схватился за заварник, чтобы налить дымящийся напиток Решке в чашку.
Она забралась на стул с ногами, не щадя медленно заживающих коленей, и уставилась на густые клубы пара.
— А мама?
— Мама… жива, — усмехнулся Эрик.
— Она, наверное, скучает по тебе?
— Скучает? — он расхохотался невесело. — Думаю, просто бесится, что не может вернуть меня домой и заставить делать то, что хотела.
Ага. Беглый принц.
— Думаешь… ты никогда ее уже не увидишь?
— Не знаю… Но вряд ли это возможно. Пей чай, остынет. А что с твоими родителями? Что стало после того, как ты уехала из дома, "потому что это правильно"?
Решка закусила губу.
— Они живы, все в порядке, — отозвалась она эхом и обвила пальцами чашку, грея руки. — И у нас отличные отношения.
— Но?
— Что еще за “но”? — с подозрением подвоха воззрилась на него Решка.
Эрик пожал плечами и улыбнулся, как всегда.
— Между строк проскользнули нотки "но”.
Решка усмехнулась.
— Ох, уж эти поэты. Все нотки учуют. Всё отлично, просто… Знаешь, мне Нюрка сказала недавно, что я не только русалочка, но и снежная королева… — поймала непонимающий взгляд и пояснила: — Так, ещё одна сказка, ничего особенного. "Холодное сердце" — тоже отличная версия, советую… Будто… внутри что-то замерзло, умерло… Я не знаю — хотя вроде и знаю — почему… Но я ничего для этого не делаю, а любое тепло… бессознательно начинаю вымораживать. Вот только оно появляется, — отчаянно вцепилась взглядом в слушателя Даша, — и сразу, какой-то механизм сам по себе запускается, и замораживает всё! — она махала прямо чашкой с чаем в воздухе. — Зная, что оно мне не принадлежит. Погреться один вечер — одно, но навсегда… — Решка покусала губы. — Это не результат какой-то большой трагедии, не сдвиг в мозгах, даже не депрессия… Не знаю. И я ничего не могу с этим поделать! И, если вернуться к родителям, — она вздохнула, натянуто улыбаясь, — они тоже не могут мне до конца этого простить. Словно, когда я выпорхнула из дома, как в твоем стихотворении, я потеряла способность быть теплой и живой. Они так говорят. И ждут, когда я исправлюсь. А потом много чего случилось… И я не смогла стать для них домом и опорой.
Решка нырнула лицом в чашку после своего рваного признания и принялась пить, пить, пить горячий чай, давясь глотками и кипятком.
Это всё ночные посиделки виноваты.
Эрик ничего не говорил. Наконец Даша отважилась посмотреть на него. Тёплый и прямой взгляд. Она поперхнулась и закашлялась.
— А знаешь, почему я в свое время обратил внимание именно на тебя?
Снова началось…
— Именно потому, что от тебя шло тепло.
— Это было давно и не здесь, — фыркнула Решка.
— Нет, именно здесь. Недавно. В этом самом месте.
Она даже не догадывалась, насколько он буквален.
— И когда ты не знала о моей регенерации, ты была готова заплатить, сколько нужно, лишь бы вытащить меня из комы. И даже с грубияном-начальником, с надоедливыми клиентами, с Нюркой, да и со мной, как ни цапаешься, с Александром Константиновичем… Да, ты ужасная заноза и порой сбегаешь в пучины, поджав свой русалочий хвост, но… душа у тебя торчит изо всех дыр. Подле тебя тепло всякий раз. И если Урсула решит тебя утащить на дно, я приду и сражусь с ней, — подмигнул Эрик.
Решка выпрямилась и спрятала ладони под столом. А то ещё удумает схватить её руку… Чай одиноко дышал паром.
— Поздно уже, — пробормотала она, — по кроватям пора… Тебе на дежурство завтра.
— А? Да…
Кажется, на Эрика тоже подействовали градусы чайных посиделок — разомлел, а ориентиры, дистанции, границы стёрлись. Решка резко встала и поморщилась — треснули корочки ссадин на коленках под гетрами. В самых дверях обернулась нерешительно.
— Слушай… послезавтра Нюрка хочет устроить квартирник… Я знаю, сказать “приходи” — глупо, но… приходи?..
Эрик пожевал губами. Он не знал, что значит “квартирник”, но кивнул. Если Решка приглашает… в лепёшку разбиться, а прийти надо.
— Конечно.
* * *
“В современной творческой российской среде всё более популярными становятся небольшие камерные концерты — квартирники. Зародившись в 80-х годах СССР как протестное движение…”
Эрик оторвался от экрана служебного компьютера, разминая шею. Маленький перерыв в полчаса — психологическая разгрузка,
