– Мне интересно, – сказала Святая. – Только я сама его допрошу. Развяжите ему руки и оставьте нас наедине.
– Но как же?.. Ведь он…
– Для вас нужно повторять приказы? – вздернула бровь предводительница храмовников.
– Нет-нет!.. – побледнел Заумян. И заорал на стоявшего за решеткой патрульного: – Ты что, оглох?! Развязывай Тимохе руки и пулей оттуда!
Святая не торопилась заходить за решетку. Она с интересом разглядывала из-за нее разминающего запястья пленника. Этот интерес был вовсе не поддельным, а самым что ни на есть искренним, что в первую очередь удивило саму предводительницу храмовников. Что и говорить, мужчины в последние годы превратились для нее лишь в инструмент для достижения целей, и о том, что сама она до сих пор женщина, Святая стала все чаще забывать. И вот сейчас, совершенно неожиданно и, казалось бы, совсем не ко времени и не к месту, она почувствовала, что именно женщина в ней и начинает просыпаться.
Задержанный выглядел молодо, ему трудно было дать больше тридцати лет, хотя предводительница храмовников помнила слова Заумяна, что Тимофей Полетаев попал к ним пятнадцать лет назад, когда ему было восемнадцать. Стало быть, сейчас он в возрасте Христа, а это для мужчин тот самый возраст, когда они уже перестают быть глупыми мальчишками. По крайней мере – большинство из них.
Этим парнем трудно было не залюбоваться. Несмотря на вздувшийся кровоподтек и разбитые губы, он был чертовски красив. Светлые спутанные вихры падали на гладкий высокий лоб, из-под которого хмуро поблескивал пусть и один – второй превратился в щелку, – но изумительно чистой синевы глаз. Святая вспомнила, что у нее самой глаза были когда-то такого же, словно у летнего озера, цвета; это сейчас он трансформировался в синеву закаленной стали.
Обнаженный торс узника не поражал рельефной мускулатурой, но было видно, что под кожей нет ни капли лишнего жира. Предводительница храмовников поймала себя на том, что безумно хочет коснуться этого тела, прижаться к нему лбом, губами…
Странно, что она совсем не помнила этого патрульного. Ведь не видеть она его не могла. Или же форма делает людей безликими? Скорее всего, так для нее и было. Патрульный – это не мужчина, а функция. Топором не любуются – им рубят деревья. Или головы. Даже такие красивые, как эта.
«Нет, – подумала Святая, – этого парня я ни за что не позволю убить. И держать такую красоту за решеткой тоже обидно и жалко. В то же время, если он и впрямь окажется шпионом, ему нельзя предоставить свободу – разве что приковать к себе цепями. Впрочем, последнее не лишено смысла, ведь цепь не обязательно должна быть железной и осязаемой». Святая твердо решила: каким бы ни был итог их предстоящей беседы, этого красавца она привяжет к себе. Только в том случае, если парень и впрямь окажется посланцем врага, придется сделать так, чтобы он забыл о прежнем хозяине и о своем служении ему. Хотя, возможно, этого делать не стоит – кто знает, когда и как это уникальное обстоятельство может пригодиться. К тому же помня о своих провинностях перед ней, он станет более послушным и преданным. Ведь теперь его хозяйкой будет она. Ныне, присно и во веки веков.
Приняв такое решение, предводительница храмовников отбросила туманящие разум непривычные чувства и прошла за решетку. Узник на это, казалось, никак не отреагировал. Разве что плотнее сжал кровоточащие губы и перевел взгляд на стену.
Святая достала платок:
– На, вытрись. Тебя больше никто не тронет, обещаю.
Полетаев едва заметно вздрогнул и демонстративно отвернулся.
– Вот дурачок, – улыбнулась предводительница храмовников. – Это всего лишь платок, чего ты так испугался? Или, может быть, не привык, когда о тебе заботятся?
Святая подошла к парню вплотную и осторожно промокнула платком кровоточащие губы. Тот снова дернулся, но храмовница положила ему на плечи ладони, и Полетаев вдруг словно осел, превратившись из камня в ком податливой глины. Он расслабленно, со всхлипом вздохнул, поднял голову и, встретившись взглядом с глазами Святой, не смог его больше от них отвести.
Контакт был налажен, оставалось сделать так, чтобы для узника, кроме нее, не существовало сейчас никого. Она могла совершить это, не разнимая губ, но слова будто сами просились наружу.
– Смотри на меня, смотри, мой хороший. Ты теперь мой. Ведь ты же хочешь этого?
Парень глубоко и часто задышал. Хотел что-то сказать, но так и не смог, лишь кивнул.
– Молчи, пока молчи, только смотри на меня. Смотри и помни: ты мой. Ты только мой, больше для тебя никого нет. Никого больше нет и не будет, только я.
– Только ты… – наконец разомкнул разбитые губы пленник.
– Только я. Только ты и я, больше никого.
– Больше никого…
– Тебя зовут Тимофей? Для меня ты будешь Тим. Только для меня одной… Как твое имя?
– Тим.
– Ты сделаешь всё, что я попрошу, Тим.
– Сделаю всё!.. – подался вперед парень, но Святая напрягла руки и удержала его на месте.
– Ты всё расскажешь, что бы я ни спросила. От меня у тебя нету тайн, нет секретов.
– Я всё, всё расскажу! – горячо зашептал Тим.
– Хорошо, хорошо. Я буду очень внимательно слушать тебя. Мне хочется знать о тебе всё. Но сначала ответь мне, Тим: ты и вправду шпион?
Здоровый глаз узника мгновенно расширился. В этом взгляде читался страх быть покинутым и отверженным, а также отвращение и ненависть к себе, дикая тоска, затаенная боль, но сильнее всего, пожалуй, покаяние и отчаянная мольба о прощении. Изо рта вырвался полувздох-полустон:
– Да…
– Ничего, – провела по его щеке ладонью Святая. – Ты больше не шпион, ведь ты теперь мой, правда?
– Правда!.. – выпалил Тим теперь уже с облегчением и надеждой.
– Ты служил «архангельскому демону»?
– Да, ему. Только мы называем его Подземным Доктором.
– Вот как? Почему?
– Потому что он лечит. Он может вылечить даже мертвого. Не всегда, но может.
– Постой, – осенила вдруг Святую догадка. – Потому ты и не боялся расстрела? Ты думал, что Доктор тебя всё равно вылечит?
Парень кивнул.
– А почему ты испугался гвоздя в голову? Оттого, что разрушенный мозг не подлежит восстановлению?
– Да, поэтому. Если сильно повреждено тело, Подземный Доктор может пересадить мозг в другую голову, а если разрушен мозг…
– В другую голову? – расширила глаза теперь и предводительница храмовников. – Но разве такое возможно? И ведь тогда перестанет существовать тот, чья это голова.
– Подземный Доктор делал это много раз. А другой… Это ведь не обязательно должен быть человек. Сгодится волк, медведь, любое крупное животное.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
