Зал, рассчитанный на семьсот человек, был заполнен меньше, чем на треть, что облегчало задачу освобождения задержанных.. В этой трети лишь сорок человек были ослаблены газово-шумовой атакой и сильным избиением, как Вадик, но и они были полны решимости продолжать протестовать и не сдаваться, поддерживая остальных.
В зале лесковцы продолжали выкрикива и петь песни, но постепенно приутихли, так как были в зале одни. Опоновцы появлялись лишь, чтобы увести на допрос. На этот раз лесковцы решили не мелочиться и шли на допрос без посторонней помощи. Но тех, кто сам не мог идти, опоновцы на допрос не брали.
После увода первой пары лесковцы уселись покучнее и договорились представляться вымышленными фамилиями и дальше врать, кому как и что вздумается, но как можно правдоподобнее, чтобы не вызвать подозрение. Также договорились не брать с собой телефоны, оставляя их соседям. О том, чтобы оставить дома паспорта и прочие документы, их предупредили вчера по телефонной цепочке.
***
Допрашивали лесковцев в разных кабинетах два офицера политического отдела полиции, упомянутого Безусяком в разговоре с Верховым. Для обоих офицеров это было первое боевое крещение такого рода, и проводили они допрос в полном соответствии с инструкцией и вопросником, основной задачей которых было выявление политических взглядов допрашиваемого. При допросе офицеры не представлялись, а вначале долго рассматривали усаженного напротив задержанного и еще дольше задержанную, чтобы заставить их понервничать, и затем задавали одни и те же вопросы: фамилию, имя отчество, год рождения, домашний адрес, место работы или учебы и причину участия в митинге. Приводили к ним не всех подряд, а в соответствие с инструкцией, как можно более разнообразный спектр участников митинга с учетом пола, возраста, социального положения, внешнего вида, в том числе одежды, а главное, поведения на митинге и в зале.
Первыми, в качестве подопытных кроликов, были выбраны наиболее спокойные и безобидные задержанные. Ими оказались сорокалетний учитель физики интерната и приблизительно такого же возраста продавщица газетного киоска. В зале они вели себя тихо, и, как вспомнил выбравший их опоновец, забрали их под горячую руку.
Учителя как более серьезного выбрал майор Матюхин, продавщица, казавшаяся попроще, досталась капитану Гринину.
Не сговариваясь и не зная о договоренности в зале, учитель и продавщица не сказали ни слова правды о себе. Он представился сантехником, а она – уборщицей на частной фирме. И лишь на самый главный вопрос о причинах, побудивших их прийти на запрещенный митинг, они не соврали, ответив одинаково: несогласие со снятием с выборов коммунистов, арестом Паршина и увольнением мэра Верхова. Угрозу отсидеть за это пять лет они восприняли спокойно: посадят – отсидим, тем более, что там обязательно будет кто-нибудь из лесковцев.
Такой ответ на ключевой вопрос насторожил полицаев: если уж эти полуграмотные так настроены, то что ожидать от буйных и подкованных?
Поэтому вторыми были вызваны похожий окладистой бородой на ученого пенсионер с громовым голосом, выкрикивавший на площади антиправительственные лозунги и размахивавший большим плакатом с утверждением «Такой Президент на не нужен!», и студентка медицинского колледжа, инициировавшая пение в автобусе и зале «Интернационала» и «Вставай, страна разгромная».
Пенсионер, назвавшийся писателем Иваном Лесковым, сразу взял в оборот Матюхина, обвинив его в предательстве России и русского народа за то, что он служит антинародному капиталолибералодемократическому режиму. На вопрос, о чем его книги, писатель охотно рассказал, что пишет о пробуждении народа от гипноза, в который он впал в результате многолетней антисоветской прозападной клеветы, заданной Планом Даллеса, разработанным еще в конце войны с фашистами. Майор попытался возразить, что никакого подобного плана не было, он выдуман писателем Ивановым в повести «Вечный зов». Правда, самой повести майор не читал, а лишь видел поставленный по ней фильм, где о плане не упоминалось, отчего его возражение этим и ограничилось. Старик был подкован основательнее. Он не только знал дословно само детище Даллеса, но и конкретную выдержку из него, приведенную в «Вечном зове», написанном 25 лет спустя, чем, как ему показалось, заткнул рот майору. Тот понял, что задавать старику вопрос о причинах его участия на митинге излишне, и, сфотографировав его в анфас и профиль, отпустил раньше времени, пригрозив тюрьмой. Угроза подействовала на старика своеобразно: он захохотал, обнажив на удивление хорошо сохранившиеся, хотя и слегка потемневшие крупные зубы, и произнес не без пафоса:
– Я многое в жизни повидал и испытал, но в тюрьме сидеть не довелось. Сочту за великую честь умереть в ней за Россию и свой народ. А до этого постараюсь почерпнуть там бесценный материал для своей книги.
– Я вам обещаю предоставить такую возможность, – отреагировал майор.
Беседа со стариком настолько возбудила Матюхина, что он заглянул в кабинет напарника. Там студентка, назвавшаяся проституткой и трижды пожалевшая об этом, пыталась как можно правдоподобнее удовлетворить неподдельный интерес капитана к ее профессии, в частности, испытывает ли она оргазм от каждого клиента. Хорошо, что она как-то читала «Исповедь жрицы любви», где та описывала отвращение, испытываемое от своих вонючих клиентов, но вынуждена изображать этот самый оргазм. Увидев майора, девушка покраснела и замолчала, но ему не давал покоя совсем другой вопрос, услышав который, она очень обрадовалась.
– Я потому пошла на этот митинг, что мы с мамой против того, что вы вычеркнули из списка кандидатов коммунистов. И еще мы не согласны с арестом Паршина, которого все знают, и увольнением нашего мэра, которого мы все очень любим.
– А ты и твоя мама знаете, что ваш любимый мэр был киллером?
– А вот вовсе не был Константин Алексеевич никогда киллером, – горячо возразила девушка, вскинув голову. – Мама сохранила старые газеты о нем. Я их читала. Это бандиты под руководством старого мэра хотели сделать из него киллера, потому что он воевал в Чечне снайпером и метко стрелял. Они его выкрали и лишили памяти, чтобы он безжалостно убивал людей, которых ему заказывали бандиты. Но он убежал от них и помог разоблачить банду.
– Хватит повторять сказки о нем. Верхов преступник и обязательно будет посажен в тюрьму. А также тебя вместе с твоей дурой мамой за распространение этих сказок и за участие в запрещенном митинге. Мама твоя тоже была на митинге?
– Чтобы вы и ее арестовали? Нет, не была.
– Врешь! У нас есть фотографии всех, кто был на митинге. Если твоя мама там была, то будете сидеть вдвоем.
– Я вам больше ничего не скажу, – решительно сказала девушка и сжала губы.
– Скажешь, когда тебе переломают твои нежные кости, а в камере вас будут иметь озверевшие мужеподобные сокамерницы. Это тебе не твои клиенты, которые тебе еще и платят. Мы и сейчас можем переломать тебе кости, просто не хочется о тебя руки марать.
– Они у вас и так грязные от вашей газовой атаки. А может быть, и в крови.
Майор сжал кулаки, однако сдержал себя и направился к двери, бросив на ходу капитану:
– Сфотографируй эту блядь и вышвырни из кабинета.
Девушка вспыхнула и едва не крикнула: «Я не блядь и не проститутка» – и осеклась: сама виновата, что назвалась зачем-то проституткой.
До прихода майора капитан Гринин, который был моложе майора на восемь лет, вынашивал мысль договориться с этой понравившейся ему большеглазой красоткой о встрече уже сегодня вечером в обмен на освобождение сразу после допроса. Но майор помешал этим намерениям, и Гринин вынужден был с сожалением выбросить их из головы.
Выпустив девушку, он вдруг потерял всякий интерес к дальнейшим допросам и заглянул к майору. Тот стоял у окна и нервно курил. Капитан присел на стул для допрашиваемых и проговорил, разведя руками:
– Либо они сговорились, либо мы попали в осиное гнездо. Я не вижу смысла допрашивать их дальше.
– То, что здесь прокоммунистическое осиное гнездо, сомнений нет. Думаю, и в клубе то же самое, если не круче. Так мы и доложим. Но четыре человека у нас для такого вывода маловато, руководство это не убедит. Хотя его и убеждать не надо, для них главным доводом уже являются слова Президента. Но для солидности пропустим еще хотя бы пар пять разных возрастных категорий. Старик у меня был, послушаю старуху, а ты прощупай парня, познав молодую стерву. Я тут прикинул список из пар в пределах пятидесяти, тридцати пяти и двадцати пяти лет. А для разнообразия начнем с четырех человек наугад, сидящих, например, на десятом, тридцатом, семидесятом, сотом и сто пятидесятом местах. А потом подрегулируем список по возрастам. Фамилии, я думаю, можно не спрашивать, так как при отсутствии документов им ничего не стоит нам набрехать, а достаточно будет указать лишь возраст и два – три слова о внешнем облике, профессии, а главное, как можно подробнее изложить ответ о причине прихода на митинг.
