Внезапно Кинросс почувствовал, как кто-то сильно сжал его локоть. Это был фон Ланкено.
— Сейчас, — прошептал он. — Я почти уверен, что Крюгер сейчас не контролирует барьер. Я преклоняюсь перед вами, господин Кинросс. Возьмите с собой женщину, если она согласна.
Кинросс собрался с мыслями.
— Мэри, ты готова пойти со мной?
— Конечно, черт возьми! — ответила она. — Но я заберу с собой всех птиц.
Повернувшись к Гарсии, Кинросс протянул руку мексиканцу.
— Расстанемся друзьями, Джо? — спросил он.
— Я не понимаю тебя, — ответил тот, — но желаю удачи.
Они пожали друг другу руки, и Кинросс с Мэри быстро пошли в сторону деревни.
По дороге им встречались пигмеи, но теперь они казались размытыми тенями. Небо стало матовым, каким было в самом начале. Деревья и все остальные предметы потеряли четкость.
— Мэри, — сказал Кинросс, — мне кажется, что мы уже преодолели барьер.
— Это было бы здорово! — воскликнула девушка.
Кинросс вел ее, держа за руку, разговаривая без умолку. Он рассказывал ей, как они поженятся и обоснуются в Калифорнии. Калифорния очень напоминает Куинсленд. Путешествия, театры, хороший дом, спокойная жизнь.
Мэри не отвечала. Небо становилось все темнее, а пейзаж — все более неопределенным. Когда они стали подниматься в гору и темнота сгустилась, Кинросс понял, что им удалось вырваться из мира Крюгера. Птицы по-прежнему сопровождали Мэри, но их стало гораздо меньше. Луна исчезла.
Мэри часто останавливалась, и Кинроссу приходилось ждать девушку. Она казалась печальной и задумчивой. Только раз она произнесла:
— Птицы… Я не могу забрать всех с собой.
Внезапно донесся жалобный стон выпи. Мэри
резко остановилась и посмотрела на Кинросса. Жалобный крик повторился. Мэри позвала птицу и подняла руки к небу. Ничего не произошло.
Мэри опустила руки.
— Она не может прилететь ко мне, — со слезами в голосе сказала она. — Я возвращаюсь обратно. Иди сам, Аллан.
— Нет! — воскликнул Кинросс. — Ты должна пойти со мной! Никуда я тебя не отпущу!
Он схватил ее за плечи, но почувствовал внезапную слабость и рухнул на колени, в изнеможении цепляясь за девушку.
— Останься со мной! — взмолился он.
— Я должна вернуться, — ответила она ровным голосом, помогая ему подняться. — Я не смогу без моих птиц. Прощай, Аллан. — И она нежно поцеловала его в лоб.
Он побрел прочь, боясь обернуться назад, чтобы снова не потерять силы.
Через некоторое время он заметил, что на небе снова появилась луна. Идя по дну оврага, Кинросс наткнулся на широкую нору, уходящую вниз. На мгновение он остановился, а затем решительно прыгнул вниз.
Он катился вниз, ударялся о камни, но не чувствовал боли. Небо уменьшалось в размерах, а серебряное озеро, ждущее его внизу, росло. Прошло еще несколько мгновений, и воды озера сомкнулись над головой Кинросса.
Он размахивал руками и ногами, судорожно пытаясь выплыть. Легкие разрывались от недостатка воздуха. Внезапно он почувствовал боль в пальце и обнаружил, что сидит возле тернового куста. Его одежда оказалась абсолютно сухой.
Был день. Рядом бежал ручей, а неподалеку на песчаном холме виднелись кенгуру. Кинросс взял пригоршню песка и пропустил его сквозь пальцы. Он мог различить даже самую маленькую песчинку. Настоящий песок, не поддельный. Да, это был старый мир. Его мир. Кинросс встал и почувствовал, как ему невыносимо хочется пить.
Он подошел к ручью и, встав на колени, принялся жадно пить холодную воду. Но жажда не проходила. Он опустил лицо в прозрачную воду и снова пил до тех пор, пока не почувствовал, что больше в него уже не влезет. Но жажда продолжала терзать его. Он с трудом встал на ноги.
До его слуха донеслись звуки. Всадники двигались к ручью. Он ощутил их каждой клеточкой своего тела — почувствовал этих теплых существ: людей и лошадей. Он ощутил запах крови. Запах горячей крови, которая текла в их венах и артериях. От жажды у него помутилось в глазах, и Кинросс внезапно понял, кто он.
Он притаился в надежде, что они не заметят его…
Перевел с английского Сергей КОНОПЛЕВБорис Стругацкий
ТЕОРЕМА СОТВОРЕНИЯ
Р. Маккенна наделил своих героев поистине космическими возможностями, заставив их выступить в роли творцов нового мира.
Но что любопытно: и сам автор выступает в роли демиурга, который создает предлагаемый читателю мир, в котором герои творят собственных персонажей, которые обустраивают собственную реальность, которая… ряд, вероятно, можно продолжать до бесконечности.
Но ведь идея, заданная автором, жизненная силам его воображаемой Вселенной — это лишь предельно яркая метафора «энергетики» самой фантастики. Поэтому этот номер журнала мы решили посвятить природе вымысла, способности человека творить новое «я» и новые сущности из суммы невероятностей, называемой жизнью.
А гидом в этой стране вымысла выступит человек, прекрасно знающий, как создается новая реальность.
Что может быть интереснее, чем заглянуть в творческую лабораторию писателя, где в огне таланта кипят, клокочут, обретают форму странные, неведомые миры?
В эпиграф к «Понедельнику» вы вынесли строки из Н. В. Гоголя: «Но что страннее, что непонятнее всего, это то, как авторы могут брать подобные сюжеты, признаюсь, это уж совсем непостижимо, это точно…» Если реалист, как когда-то определил Чернышевский, калькирует жизнь, то фантастам приходится свой мир конструировать. Как вам представляется механизм вымысла?
— Конечно, я задумывался над этим. Обсуждал и дискутировал с Аркадием Натановичем. Но одно скажу твердо: не знаю никаких закономерностей вымысла и не могу себе их представить. Появление в воображении элементов до сих пор невиданного — процесс мало контролируемый и идет он скорее на уровне подсознания. Как рождались наши идеи? Вдруг ни с того, ни с сего один из нас восклицал: «А что, если?..»
Некоторые замыслы, подобно радужным мыльным пузырям, лопались сразу же. «Шарики», которые представлялись более плотными, брали в руки, переминали, пробовали — и все же отбрасывали. Только один процент в итоге шел в дело.
Правда, Генрих Саулович Альтов всерьез был озабочен этой идеей: он пытался нащупать механизмы изобретения образов. Ну, например, считал, что количественное изменение может дать качественный скачок. Вспомним: у Уэллса человек-невидимка один, а если их будет 10 тысяч? Совершенно иная ситуация. И тем не менее я не знаю ни одного писателя, который сумел бы систематически применять подобную методику. Сам Альтов пытался использовать ее в своей новелле «Ослик и аксиома». Пример прекрасный, но одинокий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
