Вспоминайте, глядя на людей, о недавнем их рождении, детстве или о близкой кончине - и вы полюбите их: такая слабость!
...В Бабеле проявилась общеписательская, быть может, черта - не наблюдателя только, но тайного соглядатая. Всю жизнь он подсматривал "в щолочку" в ожидании интересного казуса. Авторская позиция его всегда со стороны, в стороне от экзотических сцен, подбираемых в каком-нибудь мусоре, чем и вызваны скрытность взгляда, незаметность его биографии. Какой, собствен-но, может быть взгляд у человека, всецело погруженного в розыски необыкновенных вещей и сюжетов, затерянных среди хлама, - биография не живущего, но прикомандированного к жизни лица (писарская должность в Конармии ему очень подошла), встревающего в любую среду, обстановку - без предрассудков. Шпион от литературы, в быту подсмотревший невидаль, деклассированный лазутчик, снимавший комнату у наводчика для своих "Одесских рассказов". Национальность инородца тоже ему подошла.
Бывший солдат - журналисту:
- Я кровью за это платил, а вы писать хотите?! Неописуемость жизни. Бесстыдство литерату-ры, всюду сующей нос. Как - о крови - пером?
- О животных бы рассказывал! Рассказы о животных никому не повредят.
- Верблюд! До чего некрасивая животная, а вот мясо - вкусное...
Узнал новость о волке. Волк, выясняется, имеет привычку хватать лошадь за хвост.
- Лошадь - что ей характерно? - бегит. Волк - кидается. Когда же он видит, что слишком он легкий, чтобы ее удержать, он ест землю - килограмм пятнадцать, двадцать. Накушавшись - опять кидается. Потом, после охоты, волк всю эту землю дочиста вырыгивает.
Что за чудо эти звери!
- И кто бы мог подумать, что такое одичавшее, кровожадное существо так липнет к человеку!
Это о коршунах - Ваське и Катеньке, таскавших в лагерь курятину. Воробьев они лопали прямо с перьями.
- Сидят красавцы, глаза голубые!
И заяц, прибегавший на звук гармошки, и медведь, спасший девочку, дочку опера, упавшую в реку, и незаслуженно убитый, когда нес ее в лапах отдать. - Все лезет к человеку!
- И потом та собака мне ночью во сне приснилась: вот с такими глазами!
(Собака, которую съели)
- Она калории никуда не расходует.
(О кошке)
- Вот ее в сапог посадить - и пусть сидит!
(О кошке)
- Но нам же интересно: раз она в руках побывала, так не должна бояться!..
(Мышь)
- Поймали под рельсой. Энергичная и вонючая ласка!
- Корова дулась-дулась. Пусть, говорят, скушает живую лягушку. Даем. Проглонула, только облизывается. И все сошло. Хошь - на клевер. Хошь - на люцерну.
- И вот я бушлат расстелил и вижу - все время птички летают. Круг делает и садится. Покамест я расстилал, ковырялся, смотрю - она из-под бушлата вынырнула. Оказывается, я лежал на гнезде. Вот хитрая птичка! И хуя! - разбежались по всем сторонам, и нет ни одного.
Львы на лубочных картинках не яростны, а добродушны. Не оттого, что художник в жизни льва не видал или решил пошутить. Юмор лежит в самой наружности зверя. Они все смешные. Даже при виде собаки нас охватывает удивление: - Совсем как я, но с хвостом! На четырех ногах! - В народном льве прослеживается басенная природа животного. Ему самим Творцом велено нас передразнивать. Звери при дворе человека играют роль скоморохов. Какие хари, рога! С ними наша жизнь больше похожа на театр.
Речь о петухе, которого поили водкой. В обычном состоянии: - Был петух ленивый, как слон. Но стоило его подпоить: - И стал петух - как огонь!
Женщины тоже заметно театрализуют жизнь человека. Им бы все наряжаться, раскрашиваться.
- Она была замужем за армяшкой. ...И вторым она была заряжена, не знаю сколько, но уже здорово.
Женщина по природе своей предназначена к зрелищу.
Из песни:
Катечка, моя чудачечка,
Моя Катюшечка, мой идеал!
Как скачок замолочу,
Я тебя озолочу!
Катечка!
Чтоб я пропал!
Почему в народе так любят имя Катя? - потому что оно от слова катить и кататься.
Просидев в лагере больше двадцати лет, он уже сорокалетним мужчиной впервые в жизни пошел в зоопарк. И кто же больше всего ему там понравился? - Жирафа!
От Древнего царства в Египте до наших дней дошел лишь один (и прекрасно!) Указ фараона - чиновнику, посылавшемуся на Юг в экспедицию. И о чем же единственно пишет и печется тот фараон в том единственном Указе? - О карлике, которого надлежит поскорее доставить в Египет как самую интересную и драгоценную невидаль. "Мое Величество желает видеть этого карлика более, чем дары рудников и Пунта" ("Хрестоматия по истории Древнего Востока", стр. 31).
Страсть к искусству (к экзотике), к загадкам (и чудесам), видно, у нас в крови.
- Знаешь, что такое баклажан? Это такое синее бычье яйцо растет из-под земли!
Туберкулезник - с гордостью: - Из меня палочки летят!
- И в ту минуту моя молитва не дошла до Бога, потому что я тогда все на того жида дивился.
(На Рождестве)
- Кирюха говорит: пойдем посмотрим, как тут одного резать будут.
Старик вслед за всеми тащится в кино и там периодически спит. Выспался - пошел в барак вместе с толпою. В ответ на расспросы, насмешки - зачем ходит в кино?
- А я сижу и смотрю свои кинофильмы.
В тесноте он, должно быть, полнее испытывает состояние зрителя. Зрелище предполагает всеобщее и совместное чувство уюта, тепло, толпы "на миру". Внимание к звуку, к пятну, казовая сторона восприятия укрощают работу воли и интеллекта. В театре совсем не обязательно понимать, важнее видеть и слышать. Не исключается, что театром можно лечить как успокаивающими пассами. Включено или выключено сознание? Оно притушено. Как в стихах ритм поедает смысл, так на сцене явление поглощает бытие.
- Ансамбль грузин и одна баба, не знай какой нации, вся седая, играет на аккордеоне.
- А я проделал дырочку гвоздиком и всю историю вижу!
- Все вылезли на решку.
"Решетка для нас сцена и экран".
(Из песни)
- Раньше в лагере веселее было. То кого-нибудь изобьют, то повесят. Каждый день - чепе.
Котенок на полу играет с невидимой мышью. Судя по всему, она не больше мухи. Но и мухи у него нет. Одна мечта.
Интеллигентские привычки - сверчки. Поют на всю сушилку. Как смолкнут станки, слышно - просто захлебываются. Новичок с тихим восторгом:
- Да тут у вас - сверчки-и-и!
Точно родных встретил.
Спрашивается: отчего так приятно носить внакидку пальто, телогрейку и даже пиджак? Должно быть, у нас за спиной образуется подобие крыши, и живешь как в укрытии, в своем доме.
Улитка, хижина.
Мы даже не подозреваем, какими окольными запахами, шелестами располагает искусство. Оно действует на нас всегда не прямо, а каким-то дальним, Бог весть из какого запаса, касанием. Как, например, восхитительно в старинных романах звенят золотые цехины. Ими можно играть, они блестят, мы взвешиваем на руке кошелек и швыряем к ногам негодяя. Что бы делали те романисты с кредитками, с бумажником, набитым квитанциями? Их поэтический шарм наполовину состоял из золотого блеска и звона. Дублон, дукат. "Я не дал бы и фартинга!" Экю. О, чудная заумь...
- Скажите Соне, что Золотой поплыл с пятёрой на Колыму!
Растягивая и перебирая слова, как колоду карт, которую тем временем он артистически пропускает сквозь пальцы, выстреливая одним дуновением, с руки в руку, тасуя, любуясь собой по достоинству Золотого, он выкликает свои позывные и, расхаживая по камере большой пересыль-ной тюрьмы, воспроизводит снова и снова, ни о чем не заботясь, кроме чистой поэзии, - эту тему своей судьбы и высокого воровского искусства:
- Скажите Соне, что Золотой поплыл с пятёрой на Колыму!..
...А фраера вдвойне богаче стали:
Кому их трогать неопытной рукой?
Как понятны эта песенная тоска и забота профессионала, попавшего в западню, - об утраченной на свободе, в его отсутствие, квалификации!
(Нечто похожее я испытываю, смею заметить, в отношении современной словесности.)
Воры. Кокетливо:
- Ничего тяжелее кошелька в руках не держал! Это значит - не хочет и не может работать. Это значит - на первом месте по почету и уважению не грабеж, не разбой с оружием в руках, "на гоп-стоп", но тонкое мастерство специалиста-карманника, "щипача" - вора в истинном смысле (в метафизическом значении - фокусника).
Бандиты и убийцы не пользуются в этой среде авторитетом. "Мокрое дело" третируется не только потому, что влечет обычно серьезные осложнения с властями (хотя и такой расчет возможен), но - свидетельствует о непрофессиональности, о грубой работе. Надо "выдурить фраера", так чтобы тот и не заметил.
Казалось бы: кто сильнее - у того и власть. Ничего подобного: власть в руках чародея. С тонкой инструментовкой в пальцах. У щипача-музыканта. Власть в руках искусства.
Почти как у поэтов, в воровском этикете первенство отдано зрелищу и зрелищному понима-нию личности и судьбы человека. Презрение к "фраерам", то есть ко всем свободным от воровс-кого закона, ко всем "не ворам", которые и людьми недостойны называться (- Люди есть? - Все молчат: в огромной, тысячной толпе этапа нашлось лишь два человека...), в немалой степени строилось на неспособности обывателя (в особенности - из чистой публики) на театральный подвиг и жест, на эффектную смерть, на что так падки воры. "Как жадный фраер" вошло в пословицу: "Жадность фраера губит".
