— Ну уж нет, — шёпот Димы, со свистом вырвавшийся у него из груди, угрожающе разнёсся возле уха Иры и пакеты полетели на пол, падая из ослабевших пальцев девушки, — Ты послушаешь меня прямо сейчас, да ещё и ответишь на интересующие меня вопросы, ясно?
Его голос обжигал злостью, одновременно пугая и вызывая чувство того, что всё это происходит вне реальности. Дима просто не мог так с ней поступать, он всегда был с ней неизменно нежен и ласков, а самое страшное, что Ира понимала, что это она разбудила в нём того, кто сейчас был рядом с ней.
— Дим, ты делаешь мне больно, — попыталась воззвать к голосу разума парня Иришка, но всё было тщетно.
— Поверь мне, ты делаешь мне в несколько раз больнее.
Он потащил её следом за собой, впечатывая спиной в стену и хватая за плечи.
— Почему, Ир? За что? — слова лихорадочно слетали с его губ, пока он вглядывался в испуганные глаза девушки и не находил в них ответов. — Может, он лучше меня в постели? А, может, он лучше целуется?
Дима грубо обхватил подбородок Иры ладонью, тотчас впиваясь в её губы жёстким поцелуем, который не приносил ничего, кроме отвращения и боли.
— А может, он более умело тебя ласкал? — руки Димы принялись беспорядочно блуждать по телу Иры, нещадно сминая пальцами лёгкую ткань блузки.
— Дима, не надо, пожалуйста, — шёпотом взмолилась Ира, понимая, что она даже зарыдать сейчас не может, потому что находится в каком-то страшном ступоре.
Вместо ответа, он грубо рванул блузку прямо на её теле, и приник ртом к её обнажившейся коже, царапая её поцелуями-укусами. Иру охватило жуткое мерзопакостное отвращение, и она принялась со всей силы лупить Диму кулачками, но это возымело прямо противоположный эффект — мужчина, издав какой-то животный рык, рванул на ней трикотажные шортики, а потом, резко потянув трусики в сторону, так, что они впились в нежную кожу девушки, разорвал их и отбросил в сторону. Каждое его действие причиняло смесь нескольких видов боли: физической и душевной, а ещё всё больше вбивало Иру в это ужасное состояние, которому даже название она не могла подобрать. Она просто стояла столбом, до сих пор не веря, что это с ней делает Дима и каждую секунду уверенная, что вот-вот это прекратится. А ещё ей очень хотелось, чтобы кто-то вошёл в подъезд, даже несмотря на то, что она стояла почти в чём мать родила.
Дима завозился с молнией на своих брюках, одной рукой прижимая Иру к стене, и девушка снова прошептала, надеясь, что в этот раз он услышит её и отпустит:
— Дима, пожалуйста, я не хочу…
— А я хочу, — с этими словами он подхватил её под попку и, двинув бёдрами, вошёл резко и до упора, причиняя ей боль и начиная двигаться быстро и жёстко.
Первой мыслью Иры была мысль, что она мечтает, чтобы это всё как можно скорее закончилось. Это было мерзко, отвратительно, жестоко. Именно сейчас, в эту минуту Дима умер для неё навсегда, без права воскрешения. Она повисла на его руках безвольно, не отвечая никак — ни попыткой вырваться, ни криками, ни мольбой, — просто ждала, когда же он прекратит распинать её на этой стене в этом подъезде, который стал ей так ненавистен.
Ире всегда нравилось выражение «брать» женщину. Оно носило какой-то оттенок мужской доминанты и женского подчинения, и только сейчас она прочувствовала на себе всё значение этого выражения.
Боль давно уже прошла, и сейчас было только всепоглощающее ощущение унижения. А Дима всё двигал и двигал бёдрами, вонзаясь в ставшую податливой плоть. Ира теперь воспринимала происходящее как в тумане. Вот ей показалось, что дверь подъезда открылась, и на пороге возник Денис, который замер, как вкопанный, глядя на открывшуюся его взору картину. Ира склонила голову набок и вымученно улыбнулась ему, наблюдая за тем, как он отчего-то выбегает из подъезда, как ошпаренный. А, может, всё это было лишь видение?
Наконец, Дима ворвался в неё в последний раз и замер, тяжело дыша где-то в районе её ушка. Потом так же быстро отпустил её, застёгивая брюки и нисколько не заботясь о том, что он только что натворил, а Ира так и стояла, безучастная ко всему и смотрела в пустоту.
— А ты знаешь, ты хоть и потаскушка, но приятная, — Дима усмехнулся и, окинув Иру взглядом, вышел из подъезда.
Иришка ещё постояла некоторое время, а потом на полном автомате собрала свои вещи и вызвала лифт, совершенно не заботясь о том, что её кто-то может увидеть в таком виде.
Добравшись до квартиры, Ира захлопнула за собой дверь и, как была в одной разорванной блузке и бюстгальтере, свернулась калачиком на небольшой тахте в прихожей, всё ещё не выходя из блаженного ступора и мечтая о том, чтобы из него никогда и не выходить. Просто потому, что ей стало неинтересно даже то, наступит ли завтра.
Глава 14
Чьи-то ласковые руки бережно касались её обнажённой кожи, по которой стекала вода, смывая всё то, что, казалось, въелось в неё навсегда. Эти прикосновения были очень приятными, нежными и ласковыми и, несмотря на то, что в памяти Иры так и стояла та сцена в подъезде, она совершенно не волновалась, когда её тела касались чужие руки. Вот нежная, ароматная пена легла на её плечи невесомым облаком, и следом за ней по коже прошлась мягкая губка, так трепетно, едва касаясь её тела и оставляя след нежности. Ира прикрыла глаза, не желая возвращаться в реальность из того состояния, в которое она сама себя загнала за эти…Да, кстати, интересно, а сколько уже прошло времени с того самого вечера, когда она встретилась с Димой в подъезде?
При воспоминании об этой встрече по телу Иры прошла дрожь, несмотря на то, что она сидела в горячей ванне, и кто-то поливал её такой же горячей водой из душа. Сколько же прошло времени с того момента, как она, свернувшись калачиком в прихожей, впала в забытьё? Иришка не знала этого, знала только, что за это время ей постоянно кто-то звонил на мобильный и приходил к ней домой, но она не отвечала на звонки и не открывала дверь. А потом она очнулась от этого забытья, и оказалось, что теперь она сидит в горячей ванне и чьи-то руки ласково гладят её обнажённую кожу.
— Ну, вот, моя хорошая, — как будто бы издалека донёсся голос Насти, и Ира перевела взгляд наверх, вглядываясь в черты любимой подруги, которую она видела, словно бы в тумане. — Сейчас выйдем и покушаем, а потом я с тобой посижу, а ты поспишь.
— Насть, — её голос показался ей вороньим карканьем, которое разнеслось по пространству ванной комнаты, и Ира даже вздрогнула, услышав саму себя. — Это не сон?
Она даже сама не знала, что имеет ввиду? То ли то, что ей хочется, чтобы всё это происшествие в подъезде оказалось мерзким кошмаром, то ли то, что она опасается, что откроет глаза и всё это кругом неё пропадёт. И не станет больше бережных касаний рук и горячей воды, как и не будет той компании, в которой она так отчаянно нуждалась сейчас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
