В моем обществе Карлос охотно обсуждал разные психические феномены, а иногда даже давал странные мистические интерпретации прочитанных им историй. Например, мы обсудили с ним "Братьев Карамазовых". Все эти братья, заявила я, на самом деле являлись аспектами одной индивидуальности, причем их отец был реальным мужчиной, в то время как мать являлась символом бессознательного. Затем я развила эту тему, указав на ряд других метафорических символов, увиденных мной в романе, Карлос все это записал и, в дальнейшем, использовал на занятиях в колледже.
Мы прожили на Чероки-авеню около месяца, после чего я вернулась к тете Бельме, а Карлос снял комнату на втором этаже пансиона Мариэтты. Этот пансион находился на Вермонт-стрит, прямо напротив студенческого городка ЛАОК, и представлял собой четырехэтажное кирпичное здание грязно-желтого цвета, имевшее двойные двери, фонарь в стиле барокко над главным входом, белые колонны и золотистого цвета жалюзи, прикрывавшие окна первого и второго этажей, выходившие на улицу. Пол в холле был устлан восточными коврами.
Карлос учился уже последний семестр и теперь постоянно изнурял себя зубрежкой. Кроме того, он поступил на работу в управление по проверке политической благонадежности и стал готовиться к натурализации в Штатах. Мы обсуждали, какую фамилию ему лучше употреблять - Арана или Кастанеда. Официально его фамилия была Арана, но мы сошлись на том, что "Карлос Кастанеда" звучит эффектнее. Именно этим именем он подписывался в колледже и при устройстве на работу, поэтому мы решили, что пусть он так и останется Кастанедой.
В апреле 1959 года тетя Бельма умерла, и я, вместе с другими членами своей семьи, присутствовала на ее похоронах. Однако Карлоса там не было. Ему никогда не нравилась ее претенциозность, комфортабельный калифорнийский образ жизни и рассказы о том, как она приехала на Запад и три раза выходила замуж, коллекционируя недвижимое имущество. Здесь, в Лос-Анджелесе, она произносила свою фамилию как Раньон, утверждая, что Дамон Раньон не только ее родственник, но и друг, которому она когда-то посоветовала стать писателем. Карлоса все это мало заботило, а потому ее смерть его откровенно обрадовала. Теперь он чувствовал себя со мной более свободно.
Весной он закончил учебу в ЛАОК и получил 19 июня 1959 года диплом по психологии. Он прошел через стандартную торжественную церемонию в мантии и шапочке, сфотографировался - напряженный, хмурый, явно не знающий, куда девать свои руки. Эту фотографию он отослал своим родственникам в Перу, написав, что собирается поступать в УКЛА. Это было одно из его последних писем домой. Когда у него стали выходить книги, он не сообщил об этом своим родственникам, и вплоть до начала 70-х годов они даже не знали, где он находится. Последним звеном, связывавшим его с домом, оставалась фотография его матери, которую он однажды драматически разорвал во время ссоры со мной.
13
Итак, ЛАОК был окончен и Карлос поступил в УКЛА. Болезненно сознавая то, что уже стало вполне очевидным, - ему никогда не стать настоящим художником, - Карлос решил обратить внимание на преподавательскую карьеру. Идея стать писателем была весьма заманчивой, но на данной стадии не слишком реальной. Недолго думая, Карлос переключился с психологии на антропологию, хотя не испытывал особой склонности к преподаванию ни того, ни другого.
После смерти Ведьмы я переехала в квартиру, расположенную на двух этажах, с внутренней лестницей, которая находилась в доме по Южной Детройт-стрит. Три года до этого я занималась ее обустройством. Сью Чайлдресс, которая летом работала во Флориде, вернулась в Калифорнию и поселилась у меня. Карлос приходил ко мне, едва выдавалось свободное время помимо учебы он еще постоянно где-то подрабатывал. За шесть недель он обучил Сью испанскому и теперь работал над ее произношением. В благодарность она готовила для него фруктовый шербет. Чтобы оплатить свои счета, он работал. В начале зимы он получил место в отделе счетов "Хаггарти" - это был женский магазин, расположенный на Уилшир-бульваре в Голливуде. Приходилось работать по вечерам, подводя балансы, проверяя счета и следя за их почтовой отправкой.
Порой у него возникало смутное ощущение дежа вю. Снова, как когда-то в Перу, он работал в магазине, наблюдая за покупательницами. Только здесь он сидел под огромной хрустальной люстрой и находился в городе, расположенном на западной окраине Соединенных Штатов. Да и богатые прилавки с драгоценностями заметно отличались от скромного прилавка в магазине его отца Сесара. Иногда Карлос задавался вопросом, не совершил ли он ошибки, приехав в Америку, и не лучше ли ему вернуться обратно домой, где он бы не чувствовал себя посторонним. Впрочем, когда эти сомнения проходили, он понимал, что следует в правильном направлении. Особенно хорошо он себя чувствовал воскресными вечерами в моих апартаментах, когда кто-то из гостей приносил вина и мы начинали разговаривать о философии, живописи, экстрасенсорном восприятии и поэзии. Чем меньше у меня было гостей, тем менее скованно чувствовал себя Карлос и тем более охотно он углублялся в рассуждения об оккультизме, астральной проекции и трансовом беге.
- Он подмигивал с таким видом, словно хотел создать у меня впечатление, что ему известны ответы на мучившие меня вопросы, - вспоминала Сью. - Но, с другой стороны, я в этом и не сомневалась.
При желании, Карлос мог выглядеть весьма загадочно. Когда кто-нибудь заводил разговор о предсказании будущего, Карлос начинал выдавать собственные предсказания. Однажды он рассказал мне о ком-то, кого много лет не видел, описав его довольно странно: "недостающее звено в этой судьбе, определившее триединство нас троих", имея в виду себя, меня и Сью. Кроме того, он предсказал, что Сью выйдет замуж за этого человека. Меня это так заинтриговало, что я позвала Сью.
- Он врач? - сразу спросила она, по-видимому, исходя из каких-то своих соображений.
- Чем он занимается? - спросила я Карлоса. Он отвечал, что этот человек - молодой врач, который собирался специализироваться в нейрохирургии. Кроме того, добавил Карлос, однажды мы все четверо отправимся в Бразилию. Но ничего такого не случилось.
Однако если его предсказания были ошибочными, зато некоторые из его тогдашних идей впоследствии нашли свое отражение на страницах его книг, в частности, в качестве составной части учения дона Хуана. Например, до I960 года его часто заедала рутина. Он испытывал тоску от жизни и от людей, которые его пугали, и часто жаловался вслух на смертельно надоевшее однообразие - каждое утро надо отправляться на занятия в одну и ту же аудиторию, а в три часа дня уже быть на работе. Он буквально задыхался от такого распорядка дня, не дающего ему достаточно времени для занятий живописью и литературой. Спустя годы он писал о том, что дон Хуан советовал ему порвать с рутиной, чтобы обновить восприятие и обрести свежий взгляд на мир.
Когда была издана книга Андрия Пухарича "Священный гриб", все, включая Карлоса, ее читали, и она на несколько месяцев стала предметом обсуждений и дискуссий. Пухарич рассказывал, что его знакомый голландский скульптор в состоянии транса вспоминал подробности египетской жизни времен фараонов четвертой династии с точки зрения человека по имени Рахотеп. Более того, Пухарич пытался найти подтверждение того факта, что священный гриб Amanita muscaria может усиливать психические способности и самоосознание. По мнению Пуяврича, существует связь между способностью сибирских шаманов покидать свое тело и опьянением, которое вызывает священный гриб. Такова была его теория.
По-видимому, и у древних греков была традиция магического выхода души из тела. В первой главе Пухарич цитирует исследование Додда "Греки и иррациональное", которое было опубликовано несколько лет назад в издательстве "Юниверсити оф Калифорния Пресс". Среди всего прочего там говорилось о том, что шаманы были психически неуравновешенными людьми, которые вели весьма нетрадиционную религиозную деятельность. В результате суровых тренировок человек признавался шаманом, обладающим способностью добровольно впадать в состояние расщепления личности.
"Шамана могли в одно и то же время видеть в разных местах, поскольку он обладал силой билокации, - пишет Додд. - Из этих опытов, рассказанных им слушателям в импровизированной песне, он получал навыки предсказания, религиозной поэзии и магической медицины, благодаря которым обретал важную социальную роль. Он становился кладезем сверхъестественной мудрости". Египетские фразы, изрекаемые голландским скульптором по имени Гарри Стоун, как и использование священных грибов во время древних религиозных ритуалов, нашли свое документальное подтверждение. Выводы, следовавшие из всего этого, были настолько необычны, что Пухарич хотел найти им самое рациональное обоснование. Все свои опыты он тщательно записывал, после чего подвергал научному изучению. Так, он исписал 200 страниц, фиксируя все использованные Стоуном древнеегипетские слова и выражения, после чего пришел к выводу, что если бы тот вздумал пойти на мистификацию, то просто не смог бы все это запомнить.
