получилось.
- Ты изменился, Дядя ВиктОр. Стал жутким, - снова поежилась она и закрыла грудь рукой, сообразив, наконец, что совершенно голая передо мной.
- Война, Николь, война, - только и нашелся, что ответить я. - Ладно, ты закройся тут. Подожди немного, я сейчас схожу, расчищу дорогу и вернусь. Подбери себе пока-что чего-нибудь из одежды...
- А ты точно вернешься? - жалостливо вскинула глаза она и непроизвольно опять схватилась за мою одежду.
- Вернусь, - в этот раз улыбка получилась нежной и ободряющей.
- Хорошо, - опустила глаза она и с усилием разжала руки. - Я буду хорошей девочкой и подожду тебя здесь.
Я сглотнул, вдруг застрявший, колючий комок в горле и кивнул.
А потом надел на голову шлем убитого гидровца и вышел за дверь.
* * *
глава 17
Освенцим был велик. Чудовищно велик. Пятьсот гектаров! Это очень много.
Чудовищно.
Сидя в камере-лаборатории трудно было себе представить масштабы происходящего вокруг. Чудовищно. Снова повторяю это слово, просто потому, что не могу подобрать другого. У меня вообще со словами получился полный ступор, когда я прорубился через охрану наружу.
Я стоял на подоконнике и смотрел на поля бараков и зданий, уходящих за горизонт, и никак не мог вдохнуть. Дыхание перехватило и не отпускало, пока в глазах не начало темнеть.
Даже Зверь встрепенулся в душе. Он выгибал спину и дыбил шерсть. Это была не ярость. Это был страх.
Даже находясь рядом с фронтом, я не мог представить себе ТАКОГО.
Теперь начинаю немного понимать Эрика Лэншера из саги о мутантах. Чтобы никогда больше не видеть такого, он был готов чуть ли не собственными руками разорвать планету. Лишь бы не видеть этой чудовищной бесчеловечной функциональности. Убить всех самому, сразу, без мучений, но только не допустить появления ЭТОГО.
Песчинка.
Просто песчинка. Именно так я себя чувствовал. Поэтому плюнул и повернувшись, пошел обратно к лаборатории, где осталась Николь. У девочки титановые нервы, если она видела это все, оказалась на разделочном столе Шмидта и рыдала всего три минуты, когда "все вдруг кончилось". Будь я женщиной в подобной ситуации и бился бы в истерике не меньше часа.
Но я мужчина. И ситуация у меня другая.
Я вернулся. Николь сидела уже одетая, я бы даже сказал экипированная (все снятое ей с трупов и надетое на себя снаряжение было подогнано и подтянуто, чувствовалась привычка и сноровка).
Я молча вошел и крепко прижал ее к себе. Она не отстранялась. Лишь через долгую минуту я смог говорить. Хрипло, буквально шёпотом.
- Я не смогу... всех... - снова с трудом сглотнул подступивший комок. - Слишком много для меня... Я сойду с ума... Просто свихнусь.
- Ничего, - спокойно ответила она. Ее голос на самом деле был спокоен. Это пугало. - Я помогу. Главное добраться до радио...
- Поможешь? - отстранил ее от себя я, чтобы посмотреть в глаза. Она смотрела твердо и не отводила взгляд.
- Помогу, - кивнула она. - Главное добраться до радио.
- Пошли, - пожал плечами я и отвел взгляд, признавая ее лидерство в этом деле. И Зверь не возмутился. Странно. Но так даже легче. - В здании охраны больше нет. Новые части еще не подошли. Сигнала тревоги не объявлялось. Есть несколько заключенных. По крайней мере один из них может быть полезен.
- Кто? Чем полезен? - четкие, по-военному вопросы. И я, наконец, поверил - она поможет. Девочка выросла... В чудовище? Монстр воспитал монстра?
- Пацан. Лет пятнадцать. Имеет способность управления металлом. Любым. Потенциально один из самых сильных существ планеты.
- Берем с собой, - кивнула Николь. - Но главное сейчас - радио. Веди.
- Есть, Мэм, - улыбнулся я.
- Дядя ВиктОр, какая я тебе "Мэм"? Ты ж меня из-под стола за ручку выводил!
- Ты выросла. Так что теперь просто "Виктор". Или "Вик".
- Хорошо, - сделала она над собой некоторое усилие. - ВиктОр, - все же произнесла она с ударением на второй слог, на французский лад. - А меня зови, как и раньше - Николь.
- Договорились.
- А теперь радио. Дело превыше всего. Где Шмидты?
- В здании их нет. На территории лагерей сейчас поиски бесполезны.
- Черт! Опять он ушел!
* * *
До радиопередатчика добрались быстро - он находился прямо в том здании, где нас держали. Но с настройкой возникли некоторые проблемы. Не хватало мощности.
- Можешь что-то сделать? - спросила Николь, когда поняла проблему. Я присмотрелся к оборудованию, проверил некоторые узлы и кивнул.
- Могу. Передатчик хороший, запас прочности есть. Питание подключу из лаборатории. Но надо будет антенну выше поднимать. Тогда мощности хватит.
- Делай, - коротко приказала она. - Я за парнем.
На это кивнул уже я и приступил к работе.
Через двадцать минут все было готово, а Макс был с нами в комнате с передатчиком.
Я подал "высокое" на антенну и уступил место Николь. Она уверенно взялась за ключ и начала бить позывной. Довольно сложный, буквенно-цифровой.
Ответ пришел лишь через десять минут. Вместе с первой группой врага, который, наконец, сообразил, что в корпусе происходит что-то не то.
Я кивнул Максу на Николь, а сам пошел встречать гостей.
Все было быстро и тихо. Без единого крика и выстрела. Даже удивительно, насколько отсутствие постоянной необходимости бороться со своими эмоциями, повышает боевую эффективность. Это не говоря о том, что после сыворотки Шмидта силовые показатели, скорость, реакция и ловкость повысилась на порядок.
Вернулся к передатчику.
- ВиктОр, - встретила меня Николь на пороге. - Будем закрепляться. Нам нужны люди и оружие.
- Тогда прорываемся в Биркенау. Там советские военнопленные и сопротивленцы со всей Европы. Оружие возьмем в казармах охраны.
- А справимся? - с сомнением посмотрела на меня она. Я пожал плечами.
- Не попробуем - не узнаем. Барикадируйтесь пока здесь. Оружие лежит внизу. На тех людей, кто есть в здании хватит.
- Нет. Разделяться не будем. Вооружаемся и идем. В Биркенау.
* * *
А дальше началась война в отдельно взятом аду. Стоило нам пробиться и захватить, а потом зачистить первую казарму охраны, как Освенцим зашевелился, словно огромный муравейник. К нам стягивались силы охраны. Мы освобождали и вооружали узников.
Стихийно формировался фронт. Который мгновенно менялся, реагируя на мои диверсии в условном "тылу" противника.
Смерти меньше не становилось, но у
