— Ты же знаешь, меня и так жестоко наказала судьба.
— Да, кстати, какие мысли приходят в голову, когда тебя насилует десять-двадцать уголовников в тесной камере? Наверное, думал о том, чтоб со СПИДом пронесло, да? Или о том, что будет дальше? Завтра в камере? Послезавтра на зоне?
— У меня много друзей. Слава Богу, до зоны дело не дошло.
— Может, еще дойдет? Тебя ведь не освободили. Просто изменена мера пресечения…
— Нет, вопрос уже решен на самом верху, дело закрыто.
— Ах вот как? Тогда мои задачи на сегодняшний день меняются. Я-то думал тебя чуток попугать, считал, что точку в твоей поганой жизни поставит зона. И ошибся. Очередной раз. Ну, что ж, вставай.
— Не собираешься же ты меня убивать, Князев? Ты ж сам законник. Я, извини, уже после твоего ареста узнал кое-что из твоей биографии.
— Успел кому сказать?
— Нет.
— Это хорошо.
— Но… Ты же не сможешь…
— Чего не смогу?
— Убить меня! Ты не сможешь выстрелить в меня! Ты же привык стрелять во врагов.
— А ты кто?
— Я же свой…
— Свой? Свои не подставляют, не продают, не предают…
— Но это же так вышло, Князев. Ты извини. Ну, хочешь, я перед тобой на колени встану? Хочешь?
— Нет.
— Чего ты хочешь? Денег? Дам тебе денег.
— Деньги я привык сам зарабатывать. Я не девочка, чтоб деньги брать за хорошее отношение.
— Но тогда что?
— Я ж сказал — хотел тебя попугать. Показалось, что в СИЗО ты принял только часть назначенного тебе наказания.
— И как ты меня будешь пугать? — спросил, мучительно ища выход, полковник Верестаев.
— Иди к окну.
Верестаев послушно подошел к огромному окну старого сталинского небоскреба.
— Открывай! — приказал Князь.
— Это трудно: тут все заклеено, — заканючил Верестаев.
— А ты легких путей в жизни не ищи, полковник. Открывай.
Тот взобрался на широкий подоконник, с трудом открыл раму.
— Иди.
— Куда?
— А вот за окном довольно широкий навес. По нему и иди, — посоветовал Князь, привинчивая к «Узи» глушитель.
Полковник, ежась и кособочась, сделал первый шаг.
— Нет, боюсь, — заверещал он.
— Я тебе помогу, — Князь дал короткую очередь так, что пули легли возле самых ног полковника.
— Ты что, с ума сошел? Ты же убьешь меня? — заорал благим матом полковник.
— Ну и что? Даже если такое случится, страна не так уж много потеряет.
— Но ты не можешь, — удивленно орал полковник.
— Я многое могу, даже больше, чем сам о себе знаю, — холодно ответил Князь и дал еще одну очередь, пули опять легли возле ног Верестаева. Он покачнулся, ухватился руками за водосточную трубу и замер, боясь смотреть вниз, не имея сил двигаться дальше, не решаясь вернуться назад.
От второй очереди что-то наверху, на крыше этого блока высотки или на проволочном навесе над семнадцатым этажом, сдвинулось. И большая шапка слежавшегося снега с кусками колотого, но не сброшенного вовремя льда поползла вниз, производя неприятный шорох, который, конечно же, привлек внимание полковника. Он ухватился еще крепче за проржавевшую водосточную трубу и поднял вверх лысую голову с забинтованным лбом, «украшенным» вытравленным словом «петух».
Князь дал еще одну-последнюю-короткую очередь из пяти пулек так, чтобы они легли у самых ног полковника.
Тот, почувствовав ударную волну, в страхе глянул под ноги.
Тем временем снежная шапка достигла шестнадцатого этажа и, словно точно рассчитав свой полет, «приземлилась» как раз на толстой и раскрасневшейся на холоде шее полковника.
Полковник и так-то с трудом удерживался на скользком кирпичном бордюре, опоясывавшем этаж чуть ниже окон.
Неожиданный удар сверху заставил его на секунды потерять равновесие, выпустить из рук спасительную водосточную трубу, глянуть вниз.
Ноги его заскользили, и он упал на кирпичный бордюр толстой задницей. Однако это были две трудносовместимые поверхности: бордюрчик был всего сантиметров двадцать, а задница у полковника была одной из самых больших в полку, за что он даже получил кличку "Лева Задов", хотя его и звали Олег Павлович. Словом, задница не вынесла резкого соприкосновения с оледенелой и твердой поверхностью бордюра, скользнула по нему и увлекла тело полковника вниз, на мостовую.
— Надеюсь, ему было страшно. Я ведь обещал попугать, — усмехнулся Князь.
ОПЕРАЦИЯ «ОТМЩЕНИЕ»
— Надеюсь, ему было страшно, — я ведь обещал его попугать, усмехнулся Бич, засовывая в кобуру элегантный пистолет «беретта» модели 85-ББ под 9-миллиметровый патрон.
Секунду назад он приставил ствол к виску бригадира охранников банка «Логотип», расположенного на Елисеевской набережной, и нажал на курок.
Раздался короткий щелчок, но выстрела не последовало.
Старший охраны — огромный как шкаф парень лет тридцати, физически сильный, накачанный, но никогда не бывавший в перестрелке — сомлел.
Он покрылся липким потом, на сразу покрасневшем лбу появились крупные капли, тут же образовавшие грязные ручейки. Ноги стали ватными, руки ослабели и выпустили казавшийся таким надежным пистолет «макаров», пистолет с тупым стуком упал на мозаичный пол операционного зала банка.
А еще за минуту до этого Бич вошел в зал и, приставив ствол к виску старшего охраны, произнес:
— Сейчас тебе будет очень страшно, потому что я спускаю курок.
Бич вовсе не собирался убивать трепетного охранника. Он собирался его испугать. И надо признать, ему это удалось.
Патронов в «магазине», рассчитанном на восемь пуль, не было.
Но охрана банка «Логотип» этого не знала.
Так что все обошлось без крови.
— Самое главное, не оставлять следов, — учил Бич свою новую команду. А что есть самый заметный след?
— Труп.
— Правильно. А как проще всего не оставить трупа на месте происшествия?
— Не стрелять.
— И опять ответ правильный. При ударах ногой, невооруженной рукой, наконец, головой или предметом всегда есть шанс соразмерить удар и лишь нанести объекту легкую травму, которая заживет, как и воспоминание о нашей операции. Выстрел же из пистолета запоминается на всю оставшуюся короткую жизнь. Не будем рисковать. Потом, когда вы у меня пообтреплетесь в боевых операциях, я, возможно, разрешу вам брать не только пистолеты, но и патроны. А на первую операцию идем без боеприпасов. Зато и глупость и неподготовленность к ремеслу каждого видны будут.
"Наводку на наколку" дал Корень. Он же выделил Бичу своих людей, пока он не наберет свою команду из бывших спецназовцев. Новые «подельники» Бичу не очень нравились. Среди них были два рецидивиста. Они уже брали банки, но каждый раз за это садились. А у человека, идущего на такое дело, как ограбление банка, считал Бич, должен быть азарт, кураж победителя. Так что насчет этих двоих у него сомнений не было. За ними нужен глаз да глаз. И идут они с ним первый и последний раз.
Он сам проверил, чтобы в их стволах не осталось патронов. И во время всей операции присматривал за ними.
Было еще три молодых отморозка, готовых пустить кровь не только охране, но и клиентам, случайно оказавшимся в ту несчастливую минуту в операционном зале. Их стволы он тоже проверил, забрал у каждого нож-кастет и пригрозил крутой разборкой за каждую лишнюю каплю крови.
Людям Корня новый бригадир явно не понравился. Но спорить в группировке было не принято.
По данным наводчика, к этому часу в банк должны были привезти выручку от сети магазинов, торгующих шубами и дубленками на Юго-Западе, кроме того, и это был главный куш, группировка «Бегемота», с которой структура Корня соперничала, должна была сбросить в банк «Логотип» крупную сумму черного нала. Сюда входили бабки, полученные от крыш в Южном порту, от процента за каждую проданную и купленную на авторынке машину, от рэкета, который доил множество ресторанов, кафе и все киоски, комки района. Сумма должна была получиться изрядная.
И что самое привлекательное — банк «Логотип» был частью структуры «Бегемота» и бабки туда сдавались не глядя. Никто точно не знал, сколько он сдавал, — привозили мешками и рубли, и валюту. Уже в банке общая выручка за день подсчитывалась.
Раз в неделю сюда привозился общак группировки, собранный за несколько дней, — для отмывки нала. И уже пройдя множество финансовых операций в банке «Логотип», черный нал превращался во вполне законно переведенные сюда деньги, рубли — в доллары, доллары переводились в небольшой банк «Грюирс-бэнк» в Штутгарте, и новые нули радовали заплывшие жиром глазки «Бегемота».
На этот раз вышел сбой: на банк, который все грабители обходили за квартал, совершила наезд наглая банда гастролеров.
Узнать, что в банде были люди Корня, для Бегемота не составило бы труда. Так что парни эти, эта пятерка, была обречена.
