Он был прав. Я совершенно отчетливо помнил, как мы с Заком старались не привлекать к себе внимания, хотя знали, что при первой возможности сорвем друг с друга одежду. После приема мы даже не дотерпели до дома. Я покраснел, вспоминая ласки наощупь и тот восхитительный приступ страсти, овладевший нами в его машине, как только мы дошли до парковки.
– И вот вы сидели, – продолжал отец, – и старались не прикасаться друг к другу. А я стоял и старался не думать о ваших прикосновениях. И в конце, основательно поднабравшись, я отвел вас в сторонку…
– Да.
– …и попросил прекратить выпячивать свою голубизну.
– Я помню.
– А свой ответ мне ты помнишь?
– Я сказал, что тебе лучше привыкнуть к тому, что вместо сына у тебя гребаный педик.
Он кивнул.
– Именно. А потом ты сказал, что, если б я любил тебя по-настоящему, то не просил бы тебя измениться, а научился принимать таким, какой ты есть.
– Пап, к чему ты клонишь? – спросил я, пусть и зная ответ.
– К тому, что ты был совершенно прав. – Он взял меню и поднял его, закрыв от меня лицо. Но я все же расслышал его. – Давай признаем, Джон: такое случается не очень-то часто, а?
***
Я знал, что Коул вернулся в Финикс, однако мне понадобилось три дня и полбутылки вина, чтобы собраться с духом и позвонить ему.
– Алло?
– Это Джонатан.
Последовала пауза, а потом:
– Я знаю.
– Коул, прости меня. Мне очень жаль. Правда.
– Простить за что?
– За то, что стеснялся тебя. За то, что устроил сцену. За все, что наговорил тебе, и за то, о чем думал, но не сказал.
– Ты на верном пути, дорогой. Продолжай.
– Прости за то, что потребовал от тебя измениться. И за то, что вел себя как зажатый хер.
– Это все?
– Я что-то пропустил?
– Полагаю, ключевые моменты охвачены.
– Я скучал по тебе.
– Великолепно. Ты делаешь феноменальные успехи.
– Я не хочу, чтобы все закончилось.
Я ждал, что он выдаст очередную ехидную реплику, однако он тихо сказал:
– Я тоже этого не хочу, Джонни. – И я понял, что обращение ко мне по имени, пусть и сказанное насмешливым тоном, было своего рода предложением мира.
– Можно с тобой увидеться?
– Сегодня? Даже не знаю, дорогой. Я страшно занят.
– Тогда когда?
– Я проверю свое расписание и дам тебе знать.
– Серьезно?
– Ты мне не веришь?
– Я думаю, что ты, кажется, просто пытаешься наказать меня.
– Не глупи, дорогой. Естественно я пытаюсь наказать тебя. Ну все, пока!
– Коул? – воскликнул я, но в трубке уже была тишина. – Да чтоб тебя! – проорал я и зашвырнул телефон через всю комнату. Он с грохотом впечатался в стену, выстрелив во все стороны пластмассой и батарейками и оставив на гипсокартоне заметную вмятину. Хорошо хоть то был домашний, а не сотовый телефон.
Какого черта меня дернуло позвонить ему?
Я выпил еще вина. Пощелкал пультом, переключая по телевизору всякую чушь. Потом пошел на кухню и обшарил шкафчики на предмет чего-нибудь съедобного. За время пребывания Коула у меня дома припасов на кухне прибавилось, но то были в основном разнообразные специи и масла. Наконец в дальнем углу холодильника я нашел упаковку готового ужина. Поставил его в микроволновку, но не успел включить ее, как раздался звонок в дверь.
Пиная по пути обломки телефона, я подошел к двери. И замер с ладонью на ручке, чтобы успокоиться. Сосчитал до пяти. Потом еще раз. И только потом открыл дверь.
Это был Коул. Я еще не видел, чтобы он выглядел таким неуверенным в себе. С алыми от смущения щеками он взглянул на меня сквозь челку.
– Я решил, что закончил тебя наказывать, – сказал он. И в следующее мгновение оказался на мне.
Он задыхался, его руки рвали мою одежду. Он даже позволил поцеловать себя, что случалось нечасто. Его вкус был фруктовым и сладким, губы – мягкими, теплыми, а запах волос настолько знакомым, что все былые обиды забылось в один момент.
Мне не терпелось скорее раздеть его.
Я потянул его к дивану, где он толкнул меня, заставляя сесть. Опустившись передо мной на колени, он начал расстегивать ширинку моих брюк. Он действовал в своей обычной манере, сразу приступив к делу, а я – впервые за все время нашего знакомства – вдруг поймал себя на том, что не хочу торопиться. Я хотел привлечь его к себе на колени и подольше поцеловать. Я хотел надышаться запахом его нелепого шампуня. Но он со всей быстротой, на которую был способен, стянул с меня брюки, и, не успел я возразить, как оказался у него во рту.
Быть может, то был не лучший минет в его исполнении, зато энтузиазма ему было не занимать. Одной рукой он держал меня за основание члена, а пальцами второй больно, но невыразимо эротично впивался в мое бедро. Его волосы были шелковисто-мягкими под моими ладонями, рот – невероятно жарким, а звуки, которые он издавал, сводили меня с ума. Он двигался очень быстро, постанывая, почти всхлипывая, и я подозревал, что он возбужден настолько, что мне, вероятно, вообще не придется его касаться.
Прошло три недели с тех пор, как меня касались чьи-либо руки, помимо моих собственных, поэтому излишне говорить, что его рот был бесконечно лучше. Мне много не требовалось, а мои стоны только добавили в его действия пыла. Не успел я кончить, как он вскочил и начал сражаться с пуговицами на брюках. Я знал, что он продержится еще меньше меня. Оттолкнув его руки с дороги, я выпустил на волю его эрекцию. Прихватил губами самый кончик, собираясь немного его подразнить, но он взял меня за затылок и втолкнулся в меня до самого горла.
Всего один толчок, и он уже вскрикивал, находясь во власти оргазма.
Обычно он моментально отстранялся. Отпускал экспромтом какой-нибудь комментарий, тем самым отгораживаясь от меня, потом уходил в ванную, а когда возвращался, то из любовников мы становились просто знакомыми. Но сегодня все было иначе. Едва закончив, он толкнул меня на диван. Не успел я понять, что происходит, как он уже сидел верхом у меня на коленях, а его руки крепко обвивали мою шею.
Я не думал, что соскучился по интимным нежностям после секса, но в тот же момент осознал, насколько это приятно. Насколько правильно. Я обнял его и прижал к себе. И прошептал, вдыхая запах его волос:
– Что с тобой?
– Три дня, – сказал он дрожащим шепотом. – Ты заставил меня ждать три дня. Почему?
– Не знаю, – признался я честно. – Наверное, мне было страшно.
– Я так боялся, что ты никогда больше не позвонишь.
Чувствуя, как он дрожит в моих объятьях, я обнял его теснее. Прижался губами к его виску.
– Я тоже этого боялся.
– Я не могу изменить себя.
– Знаю, – сказал я ему. – И не понимаю, почему я когда-то считал иначе.
***
На следующий день я должен был обедать с отцом. Из вежливости я пригласил и Коула, однако он отказался, и я испытал некоторое облегчение, поскольку не был уверен, что готов опять, да еще так скоро, раскачивать лодку.
– Ну что? – произнес с лукавой усмешкой отец, когда я сел напротив него в нашем обычном ресторане. – Насколько я понимаю, вы помирились?
– Откуда ты знаешь? – спросил я.
– Ты улыбаешься – вот откуда.
– О. – Почувствовав себя нелепо из-за своего неумения скрывать эмоции, я спрятался за меню.
– Похоже, ваши с ним отношения все-таки перешли на более серьезные рельсы?
Я выглянул из-за меню. Отец не смотрел на меня, вертел в руках вилку. Я отложил меню в сторону.
– Возможно. – Он вздохнул, и я уточнил: – А что, тебя это беспокоит?
– Конечно нет, – сказал он, хотя по голосу было ясно, что он кривит душой. – Это не мое дело.
– Ты прав, – ответил я ровно. – Тебя это касается в последнюю очередь.
Мы помолчали какое-то время, притворяясь, что изучаем меню. Наконец он отложил свое.
– Я не понимаю, Джон. Ты знаешь, я никогда не мог понять до конца твою тягу к мужчинам, и теперь, когда ты нашел такого…
