Итак, Кестербридж был почти во всех отношениях как бы полюсом, центром или нервным узлом окружающей его сельской местности, отличаясь этим от многих фабричных городов, осевших, словно инородные тела или валуны на равнине, в зеленом мире, с которым у них нет ничего общего. Кестербридж жил за счет сельского хозяйства и отстоял только на шаг дальше от его базы, чем соседние деревни. Горожане принимали близко к сердцу все превратности деревенской жизни, потому что они так же влияли на их доходы, как и на доходы земледельца; по тем же причинам они разделяли горести и радости аристократических семейств, обитающих в радиусе десяти миль от города. И даже на званых обедах у деловых людей гости говорили главным образом о пшенице, эпизоотиях, севе и уборке, изгородях и насаждениях, тогда как политические события расценивались ими не с их собственной точки зрения горожан, обладающих особыми правами и преимуществами, а с точки зрения их деревенских соседей.
Все эти традиционные особенности удивительного древнего города, порой радующие глаз своим своеобразием и целесообразностью, казались столичными новшествами неопытной Элизабет-Джейн, которая еще так недавно плела сети в коттедже на взморье. Ей почти не пришлось расспрашивать о дороге. Дом Хенчарда, выложенный по фасаду тускло-красным и серым кирпичом, был одним из лучших в городе. Парадная дверь в него была открыта и, гак же как и в других домах, за коридором виднелся сад, простиравшийся почти на четверть мили.
Мистера Хенчарда не оказалось дома, он был во дворе склада. Девушку провели через обомшелый сад к калитке в стене, усеянной ржавыми гвоздями, — очевидно, возле нее выросло не одно поколение фруктовых деревьев. Калитка открывалась во двор, и здесь Элизабет предоставили самой отыскать хозяина. С двух сторон во дворе стояли сенные сараи, куда сейчас сгружали тонны увязанного в тюки фуража с повозок, проезжавших утром мимо гостиницы. Две другие стороны составляли деревянные, на каменных столбах, амбары с наружными лестницами и зернохранилище высотой в несколько этажей. Заглянув в открытые двери амбаров, можно было увидеть, что они битком набиты тугими мешками с пшеницей, казалось, дожидающейся голодовки, которая все не наступает.
Девушка бродила по двору, немного волнуясь при мысли о предстоящей встрече, и наконец, устав от бесплодных поисков, отважилась спросить встречного мальчугана, где можно найти мистера Хенчарда. Мальчик направил ее в контору, мимо которой она раньше прошла, не заметив ее, и, постучав в дверь, она услышала в ответ:
— Войдите.
Элизабет повернула ручку двери и увидела перед собой человека, который стоял у стола, нагнувшись над мешочками с образцами зерна, но это был не Хенчард, а молодой шотландец, мистер Фарфрэ; он пересыпал пшеничные зерна с одной ладони на другую. Его шляпа висела на гвозде сзади него, а розы на его ковровой сумке рдели в углу комнаты.
Приготовившись к встрече с Хенчардом и к разговору с ним, но только с ним одним, девушка растерялась.
— Что вам угодно? — спросил шотландец с видом человека, который уже давно заправляет тут всеми делами.
Она сказала, что хочет видеть мистера Хенчарда.
— Так-так… Подождите минутку. Он сейчас занят, — сказал молодой человек, должно быть не узнав в этой девушке ту, которую видел в гостинице.
Он подвинул стул, предложил ей присесть и снова занялся своими мешочками с образцами. Пока Элизабет-Джейн сидит в ожидании, немало удивленная встречей с молодым человеком, мы вкратце расскажем, как он попал сюда.
После того как они с Хенчардом в то утро скрылись из виду, свернув на дорогу, ведущую в Бат и Бристоль, они некоторое время шагали молча, лишь изредка перекидываясь незначительными замечаниями, пока не вошли в ту аллею на городском валу, которая называлась «Меловой» и вела к углу, образованному северным и западным откосами древних укреплений, расположенных квадратом. Широкие просторы открывались с этой высоты. С зеленого склона круто спускалась тропинка, которая вела от тенистой аллеи на валу к дороге у подножия откоса. По этой тропинке должен был спуститься шотландец.
— Вот где вас ждет успех, — проговорил Хенчард, стискивая руку Фарфрэ правой рукой и опираясь левой на калитку, которая перегораживала тропинку. В этом, грубоватом движении сказалось уязвленное самолюбие человека, не сумевшего добиться своего. — Я часто буду вспоминать об этих днях и о том, что вы пришли как раз вовремя и помогли мне в моих затруднениях.
Не выпуская руки Фарфрэ, он помолчал, потом проговорил решительный тоном:
— Слушайте, я не такой человек, чтобы отказаться от задуманного, не попытавшись вас переубедить. И я не дам вам уйти навсегда, не выслушав меня! Повторяю: хотите остаться? Буду говорить прямо, начистоту. Поймите, я настаиваю не только ради своей выгоды; дело мое ведется не по-научному и не требует из ряда вон выходящего ума. На ваше место и другие найдутся, будьте спокойны. Может, я немного и думаю о своей выгоде, но не только о ней, а о чем еще — повторять не мне. Останьтесь у меня, — сами назовите свои условия. Я охотно приму их, не торгуясь, потому что, черт меня побери, Фарфрэ, очень уж ты мне по душе пришелся!
Минуты две рука молодого человека неподвижно лежала в руке Хенчарда. Фарфрэ посмотрел на плодородную землю, расстилавшуюся у его ног, потом оглянулся на тенистую аллею, ведущую в центр города. Лицо его пылало.
— Не ждал я этого… не ждал! — проговорил он. — Это — провидение! Разве можно идти против него? Нет, я не поеду в Америку; я останусь здесь и буду служить вам!
Его рука, безжизненно лежавшая в руке Хенчарда, теперь ответила крепким пожатием.
— Решено? — проговорил Хенчард.
— Решено, — отозвался Доналд Фарфрэ.
Лицо Хенчарда сияло такой радостью, что она казалась почти страшной.
— Теперь вы — мой друг! — воскликнул он. — Вернемся ко мне и сейчас же договоримся обо всех условиях, чтобы на душе у нас было спокойно.
Фарфрэ взял свою дорожную сумку и вместе с Хенчардом пошел обратно по Северо-западной аллее. Теперь Хенчард жаждал излить ему душу.
— Если мне человек не нравится, — начал он, — я как никто умею держать его на расстоянии. Но уж если он пришелся мне по душе, он захватит меня целиком. Вы, я думаю, не откажетесь позавтракать еще раз? Ты встал так рано, что тебе едва ли удалось бы поесть вволю, даже если бы у них там и нашлось чем тебя угостить, а у них, конечно, ничего не было; так пойдем ко мне и наедимся досыта и, если хочешь, напишем все условия черным по белому, хотя я — хозяин своего слова. Я люблю сытно поесть с утра. У меня есть замечательный холодный паштет из голубей. И, кроме того, можно выпить домашнего пива, если угодно.
— Для этого еще слишком рано, — сказал Фарфрэ, улыбаясь.
— Будь по-вашему. Сам я дал зарок не пить, но приходится варить пиво для рабочих.
Так, беседуя, они вернулись в город и вошли в дом Хенчарда с заднего, служебного хода. Сделку заключили во время завтрака, и Хенчард с расточительной щедростью накладывал еду на тарелку молодого шотландца. Он не успокоился, пока Фарфрэ не написал в Бристоль просьбы переслать его багаж в Кестербридж и не отнес письма на почту. Затем, как всегда, подчиняясь внезапному желанию, он заявил, что его новый друг должен жить у него в доме, хотя бы до тех пор, пока не найдет себе подходящей квартиры.
Обойдя вместе с Фарфрэ все комнаты, Хенчард показал ему склады зерна и других товаров и наконец привел молодого человека в контору, где. его и увидела Элизабет.
Глава X
Пока она сидела перед шотландцем, в дверях показался человек, вошедший как раз в тот миг, когда Хенчард открывал дверь кабинета, чтобы впустить Элизабет. Человек быстро шагнул вперед — словно самый проворный из расслабленных Вифезды[11] —и, опередив Элизабет, прошел в комнату. Она слышала, как он сказал Хенчарду:
— Джошуа Джапп, сэр… по вашему вызову… новый управляющий!
— Новый управляющий?.. Он у себя в конторе, — проговорил Хенчард резким тоном.
— У себя в конторе?.. — повторил человек, оторопев.
— Я писал: явитесь в четверг, — начал Хенчард, — и раз вы не явились в назначенный день, я нанял другого управляющего. Я даже сперва думал, что он — это вы. Или, по-вашему, дело может ждать?
— Вы писали «в четверг или в субботу», сэр, — возразил пришедший, вынимая письмо.
— Так или иначе, вы опоздали, — отозвался Хенчард. — Разговор окончен.
— Но вы же почти наняли меня, — пробормотал человек.
— С оговоркой, что мы условимся окончательно после того, как увидимся, — возразил Хенчард. — Мне очень жаль… очень жаль, уверяю вас. Но ничего не поделаешь.
Говорить было больше не о чем, и человек вышел. Когда он проходил мимо Элизабет-Джейн, она видела, что губы его дрожат от гнева, а лицо искажено горьким разочарованием.
