Вернувшись в Париж, Ференц начал особо интенсивно заниматься контрапунктом с Антонином Рейхой, который буквально через несколько месяцев объявил, что мальчик закончил учение и обладает всеми необходимыми композитору знаниями.
Но даже если бы признание Рейхи не последовало, на дальнейшее обучение времени у Листа уже не оставалось. В течение зимы 1826/27 года его ждал очередной концертный тур, на этот раз по Швейцарии: Дижон, Женева, Берн, Люцерн и Базель. А на май — июнь уже была запланирована третья поездка в Англию…
Именно в это время молодой Лист пережил первый серьезный душевный кризис. Ему шел шестнадцатый год; он стоял на пороге нового жизненного этапа и подсознательно страшился этого. Крайне утомленный бесконечными переездами с места на место и годами напряженной работы, принимаемый при королевских дворах и в роскошных салонах и одновременно с самого детства обязанный без отдыха концертировать, чтобы содержать семью, оторванный от любимой матери и полный юношеских противоречий, Ференц вдруг решил порвать с такой жизнью и вступить в монашеский орден. Вместо многочасовых упражнений он самозабвенно читал «Новый Завет», глубоко проникаясь христианскими идеями. Его настольной книгой стал трактат Фомы Кемпийского (1379–1471) «О подражании Христу», написанный не позднее 1427 года.
Вспомнил ли Адам Лист, глядя на сына, себя в его годы? В 14 лет — летний оркестр в Кишмартоне, в 19 — послушание в монастыре в Малаке… Как бы то ни было, тогда отец смог отговорить Ференца от вступления в орден: «Твоя профессия — музыка… Люби Бога, будь хорошим христианином, но ты принадлежишь искусству, не Церкви»[112]. Сын, как всегда, послушался…
Между тем здоровье Адама Листа резко пошатнулось. Врачи посоветовали ему морские купания и полный покой. Адам и Ференц в середине августа отбыли на морское побережье, в Булонь. Заслуженный «отпуск» принес свои плоды: живительный воздух, тишина, полноценный отдых восстановили их силы. Пожалуй, Ференц впервые в жизни, а Адам впервые за последнее десятилетие по-настоящему осознали, как они были морально и физически истощены и насколько нуждались в передышке.
В конце месяца Листы уже собирались вернуться в Париж, но Адам внезапно снова заболел. Его здоровье ухудшилось настолько резко, что Ференц по его просьбе написал 24 августа письмо матери в Грац: «Лучшая из женщин, матушка! Сейчас, когда я пишу Вам, меня сильно беспокоит здоровье отца. Когда мы прибыли сюда, он уже чувствовал недомогание, но болезнь усилилась, и сегодня доктор сказал мне, что она может стать опасной. Отец просит Вас не поддаваться панике. Он чувствует, что очень болен, поэтому и просил меня написать Вам это письмо. Может быть, Вы смогли бы приехать во Францию…»[113]
Но Мария Анна не успела проститься с мужем. 28 августа Адам Лист скончался в Булони, где и был похоронен. Его последнее напутствие, обращенное к сыну, Лист не забывал никогда: «Будь добрым и сильным». Через два дня после смерти отца Ференц написал «Траурный марш»; на титульном листе значилось: «Ф. Лист. Булонь, 30 августа 1827 года».
Немногочисленные друзья Адама Листа, оставшиеся в Венгрии, далеко не сразу узнали о трагическом событии. Лишь в мае 1828 года Ференц получил сердечное письмо Тадэ Амадэ — того самого, который в свое время был одним из пяти магнатов, выплачивавших «стипендию» талантливому ребенку. В письме граф старался поддержать Листа, предлагал искреннюю дружбу и помощь по мере сил.
Смерть отца была для Ференца невосполнимой утратой. Он мгновенно почувствовал себя одиноким и беспомощным. На протяжении шестнадцати лет они не расставались; Адам всегда был рядом с сыном, поддерживал, помогал, ободрял. Никогда не осознавая, что во многом за его счет отец реализовывал собственные амбиции, что для него доходы от выступлений мальчика были отнюдь не на последнем месте, Лист непоколебимо верил, что отец принес себя в жертву ради его будущего. Эту веру ничто и никогда не могло поколебать. Просто он искренне, всем сердцем любил отца.
Спустя много лет Лист писал матери полные искренней благодарности и любви строки: «Я до слез тронут Вашими полными почтения мыслями о моем отце… Это предчувствие моего отца, тотчас же укрепившееся в нем, как убеждение, более того, я должен бы сказать: как вера, что его сын должен идти иным путем, чем его товарищи по сословию… Он не колебался и не склонялся перед разумными доводами разумных людей. Он был вынужден пожертвовать надежным местом, отказаться от удобных привычек, покинуть отечество, уговорить жену разделить с ним превратности судьбы, покрывать издержки нашего скромного существования, давая уроки латыни, географии, истории и музыки. Одним словом, он должен был уйти со службы князя Эстерхази, покинуть Райдинг, обосноваться в Вене, чтобы я мог брать уроки у нашего доброго, превосходного Черни и отсюда набраться отваги устремиться навстречу очень ненадежной судьбе… Да, дорогая матушка, Вы правы, когда говорите, что из тысячи отцов ни один не был бы способен к такому самопожертвованию, к такой настойчивости в этом своего рода упрямом предчувствии, которым обладает лишь выдающийся характер»[114]. Такая сыновняя любовь заслуживает уважения.
Со смертью Адама завершился целый этап жизненного пути Листа. Недаром сам он «первый акт» своей жизни заканчивал именно этим трагическим событием. (Правда, иногда память его подводила; так, в письме Лине Раман от 30 августа 1874 года Лист ошибочно называет годом смерти отца 1828-й.)
Отныне Ференц должен был сам принимать решения, сам отвечать за последствия. Должен был стать «добрым и сильным».
Акт второй
ЖИЗНЬ РАДИ ЛЮБВИ (сентябрь 1827 года — 1847 год)
Было время, когда я был бы счастлив, если бы небольшая лихорадка избавила меня от жизни. Теперь же смерть привела бы меня в отчаяние. Почему? Потому что я люблю.
Ф. Лист. Письмо графине Мари д’Агу
В начале сентября 1827 года Лист в крайне подавленном состоянии духа вернулся из Булони в Париж. Он только что пережил смерть любимого отца, оставшись один на один со своим горем и вмиг навалившимися проблемами. Ференц считал, что без отеческой поддержки и руководства больше не сможет продолжать концертную деятельность, однако сыновний долг требовал отныне взять на себя заботу о благосостоянии матери, приехавшей в тяжелое время к сыну после длительной разлуки. Решение пришло быстро: Лист станет давать уроки игры на фортепьяно. Знаменитый пианист, он был уверен, что недостатка в учениках испытывать не будет. Кроме того, Лист снова нашел поддержку у Эраров, «своей приемной семьи». Себастьен был весьма опечален, узнав, что Ференц решил променять карьеру исполнителя на карьеру педагога, но, поняв побудительные причины этого решения, стал, пользуясь своим влиянием, самолично находить ему учеников.
Тем временем Ференц вместе с матерью переехал в квартиру в доме 7 по улице Монтолон (rue Montholon), неподалеку от строящейся церкви Сен-Винсен-де-Поль[115] (Église St.-Vincent-de-Paul) в одноименном приходе, основанном в 1804 году. Пока церковь не была возведена (из-за нехватки средств строительство затягивалось), в доме 6 по улице Монтолон действовала небольшая часовня на 200 мест.
Духовным наставником Листа в то время являлся аббат Жан Батист Барден (Bardin; 1790–1857), знакомый с ним еще с 1824 года. Нельзя недооценивать влияние этого человека на развитие молодого Листа. В юности он начал карьеру в качестве секретаря и доверенного лица знаменитого проповедника и политического деятеля кардинала Жана Сифрена Мори (Maury; 1746–1817). 17 декабря 1814 года Барден был рукоположен в сан, до 1818-го служил в Шатийоне (Chatillon), затем являлся «вспомогательным» (внештатным) викарием в Сен-Дени (Saint-Denis), а в декабре 1821 года был назначен в приход Сен-Винсен-де-Поль, где служил непрерывно в течение тридцати шести лет, вплоть до самой своей смерти, став первым викарием наконец-то освященной 21 октября 1844 года церкви. Аббат Барден отличался исключительной музыкальностью; его дом 4 по улице Монтолон, по соседству с Листом, даже имел славу своеобразного музыкального салона. Неудивительно, что аббат сразу же обратил внимание на гениального юношу и принял в его судьбе живейшее участие, а с 1828 года фактически заменил Ференцу отца. В 1829–1830 годах Лист приходил к своему духовнику практически ежедневно. Аббат Барден лично готовил его к конфирмации[116]. В то время мать и аббат Барден были для Листа самыми близкими людьми: с ними он делился переживаниями, от них не имел секретов, они помогали Ференцу справляться с последствиями душевного кризиса, начавшегося незадолго до смерти отца.
После возвращения в Париж Лист осознал несправедливое отношение общества к творцам и принижение роли искусства: «Когда смерть похитила у меня отца и я вернулся в Париж один и начал понимать, чем могло бы быть искусство и чем должен был бы быть художник, я был буквально раздавлен теми непреодолимыми препятствиями, которые со всех сторон вставали на пути, предначертанном моими мыслями. Кроме того, не находя нигде ни отклика, ни сочувствия — ни среди светских людей, ни тем менее среди людей искусства, прозябающих в спокойном безразличии и не знающих ничего ни обо мне, ни о целях, которые я себе поставил, ни о способностях, которыми я наделен, — я ощутил горькое отвращение к искусству, каким я его пред собой увидел: униженном до степени более или менее терпимого ремесла, обреченным служить источником развлечений избранного общества»[117].
