class="p1">Ничего не подозревая, я взял поднос и встал в конец очереди, оживлённо общаясь с Ираклием, который требовал показать сертификат и восхищался моей крутизной. За нами скопилось ещё несколько человек. включая Барского с приспешниками, Гриднева и Еву со своей укуренной подружкой. В этот момент к нам и подошла незнакомая надзирательница. Женщина лет тридцати пяти, довольно симпатичная, несмотря на свою худобу. Стрижка-каре, заострённые черты лица, загорелая кожа. Строгий брючный костюм.
— Иванов, — холодно произнесла надзирательница. — Куда собрался?
— Есть хочу, — ответил я.
— На тебя наложено взыскание. Ты больше не можешь питаться в школьной столовой до ноября.
Осмысливаю услышанное.
— Вы подразумеваете бесплатное питание. Но что, если я заплачу за обед?
Надзирательница качает головой:
— Почитай документ внимательно. Суть взыскания именно в том и заключается, чтобы гимназист ощутил лишения. Ты нарушил правила — и должен расплатиться сполна.
Какой-то жёсткий дзен.
— Выйди из очереди, — приказала женщина.
Делать нечего.
Под насмешливыми взглядами Барского, Кротова и Верещагина я покинул очередь, положил поднос на прежнее место и неспешно направился к нашему столику. Пусть мне запретили питаться в столовой, но с друзьями-то я могу разговаривать.
Очередь двигалась быстро.
Краем глаза я успел заметить, что сегодня приготовили суп, напоминающий харчо, плов с морепродуктами, два вида салатов и целую батарею стаканов с морсом. Накладывали от души — сегодняшняя смена мне нравилась.
Начали подтягиваться те немногие одноклассники, с которыми я общался. Первой пришла Регина и сходу заявила:
— Сергей, я не люблю харчо. Ты не будешь так любезен… съесть его вместо меня?
— Ну, — втягиваю пряный аромат, в котором явственно прослеживались нотки говядины. — Ты уверена?
— Спасибо, — девушка выставила с подноса тарелку и придвинула ко мне. — Даже не представляешь, как выручил.
К нам подтянулись Гриднев с Ираклием.
— Дело такое… — неуверенно начал староста. — В салат наложили редиски, а я терпеть её не могу. Дружище, избавь меня от этой напасти, а?
— А меня от плова, — Ираклий поставил рядом со мной ещё одну тарелку. — Они в рис всяких креветок напихали, представляете? Нет, чтобы нормальный плов сделать. По-узбекски…
— Вы что, сговорились? — обвожу требовательным взглядом всю компанию.
— Нет, что ты! — попыталась возмутиться Регина, но врать у неё не выходило от слова «совсем».
— Послушайте… — начал я.
Гриднев меня перебил:
— Ты нас послушай. Мы вроде как приятели. Ты мой помощник. Ираклий и Регина — твои друзья. И это несправедливо лишать человека обеда за всякую ерунду. В общем… ешь и не выёживайся.
— Спасибо, — я придвинул к себе харчо.
Не то, чтобы поступок ребят меня растрогал, но вызвал определённое уважение. Люди, с которыми меня ничего не связывает, пожертвовали чем-то. И сделали это от чистого сердца.
Харчо сегодня был невероятно вкусным. Наваристым, с кусочками ткемали, грецкими орехами, зеленью и чесноком. Прямо классика жанра.
После звонка столовую наводнили гимназисты.
Я обратил внимание на то, что Маро предпочитает сидеть у самого окна с парой девчонок, имена которых я ещё не успел выучить. Не похоже, что бессмертная с кем-то из них общается. Молча ест, погрузившись в собственные мысли. Возраст — реальная стена между людьми. Я имею в виду большие провалы. Со мной всё гораздо хуже — эта жизнь просто ляжет очередной песчинкой на колесо Сансары. Лица подёрнутся пеплом забвения, уйдут в небытие. Те, кого считаешь друзьями, утратят свою значимость. Семья, дальние и ближние родственники — всех пожрёт время.
Однажды я попытался в новой инкарнации встретиться со своей постаревшей дочерью. Выяснил, что она жива, а мне нужно лишь сесть на корабль, пересечь Средиземное море и вернуться в страну, где я жил лет пятнадцать назад. Мне было четырнадцать, но я уже зарабатывал на хлеб своим извечным ремеслом. Надо ли говорить, что из моей затеи ничего не вышло? Дочь постарела, ей было за сорок, и она отказалась меня признать. Решила, что я мошенник или городской сумасшедший… Больше я таких ошибок не повторяю.
Самое верное слово — отчуждение.
Я тот, кто лучше всего понимает Маро. Но это ничего не меняет. Призрачно всё в этом мире бушующем… Всё, кроме бесконечной борьбы за выживание.
— Вообще, мог бы и серф показать, — заметил Ираклий.
— У нас тут весь класс гудит, — понизив голос, призналась Регина. — Гадают, что у тебя за дар. Куратор не в курсе, Игорь тоже. Слухи такие, что…
Девушка сделала многозначительное лицо.
— И распускает эти слухи, конечно же, Барский, — догадался я.
— Кто ж ещё, — хмыкнул староста.
— Колись, — не выдержал Ираклий. — Что ты умеешь?
— Вижу сквозь стены.
— Это как? — заинтересовался Гриднев.
— Ну… стена делается прозрачной. У неё как бы есть контуры, но меня это не останавливает.
— Прикольно, — оценил Игорь. — И… всё?
Доев харчо, принимаюсь за плов.
— Почему всё… Я могу не только видеть, но и пролезать через стены.
— Охренеть! — восхитился Ираклий. — Вот с этого и начинать надо было! Рассказать кому — не поверят! Я тоже так хочу! Нет, хочу бессмертным стать… Или прыгуном.
— Теперь ты не вылетишь из школы, — заметила Регина. — Поздравляю.
Грязные тарелки после обеда я сложил на поднос Игорю. Мы немного поотстали от Ираклия с Региной, и в этот момент староста заявил:
— Барский что-то затевает.
— В смысле?
— Ну, он меня не ставит в известность. Просто ведёт себя подозрительно. Я бы на твоём месте не шатался после уроков по городу. Садись на автобус и поезжай в своё ПСП.
— Думаешь, нападёт?
— Этот говнюк любит чужими руками жар загребать. Прилетит, откуда не ждёшь.
Я подумал, что не мешало бы разузнать, что творится в клане после смерти Ефима Ставрина. Наверняка Барский уже знает, кто расправился с главой рода. И если знает, то с его стороны будет опрометчиво бросать мне прямой вызов.
Поговорю с Региной.
А сейчас надо пережить артефакторику.
Говорят, по этому предмету намечается контрольная.
Глава 10
Заскочив домой после школы, я принял душ, переоделся и наскоро перекусил бутербродами, которые сварганила Джан. Гимназия выжала из меня все соки — контрольной, изнурительной тренировкой по рукопашке и серией зачётных спаррингов на уроке фехтования. К директору не вызывали, цербер-охранник тоже успокоился. Я решил, что сегодня
