и к имуществу в основном составляли завещания (часто задолго до смерти) в присутствии братьев, в качестве внутрисемейного соглашения, как только складывалась более или менее определенная структура наследства. Итак, Джован Маттео, вероятно, позаботился бы о том, чтобы исключить дочь из состава наследников, но он погиб прежде, чем смог это сделать, а будучи два дня при смерти, не приходил в сознание.
Мария оказалась в трудной ситуации, она приняла сторону сына и вступила в спор с Анной Маргеритой, продлившийся три года, но не рассматривавшийся в суде. Впрочем, по закону у нее не было никаких шансов на победу. Благодаря очередному вмешательству графа Кьяфредо Бенсо 29 марта 1686 г. было достигнуто соглашение: землю поделили и Анна Маргерита получила в качестве приданого еще 1200 лир в виде кредитов и долговых расписок.
Предстояло снова покупать землю: в 1689 г. пахотный участок величиной в половину джорнаты за 68 лир, в 1690 г. одну джорнату луга за 306,18 лиры. Агостино был уже совершеннолетним, и Мария исчезает из нотариальных актов, поскольку статус женщины обрекает ее на анонимность в публичных документах. Земли для пропитания не хватает, как и рабочих рук для ее возделывания, так что пора подумать о перспективах нового союза, но последние неудачи не позволяют Агостино заключить выгодный брак. Как следствие, в 1690 г. он женится на Джоаннине Скалеро ди Себастьяно, одной из самых бедных девушек в Сантене, не принесшей денежного приданого и существенного имущества. Она была настолько бедна, что — и это единственный известный мне случай — даже потеряла имя: после замужества в нотариальных актах она фигурирует как Агостина, по аналогии с именем супруга.
Джоаннина вскоре забеременела и в сентябре 1691 г. произвела на свет мальчика. Однако семью Доменино преследовала злая судьба. Прошло несколько дней, и 1 октября в Тетти-Джирó, в домик, где они жили и где Джоаннина еще оставалась в постели после родов, ворвались солдаты-мародеры. Возможно, Агостино пытался защищаться — документы ничего нам не рассказывают, — и солдаты его убили. Через две недели умер и его новорожденный сын.
Июнем 1692 г. датировано последнее свидетельство, относящееся к истории семьи Доменино. Из ее членов никого не осталось в живых, Джоаннина Скалеро оказалась единственной наследницей и отправилась к нотариусу, где рассказала, что «Агостино около восьми месяцев тому назад был убит солдатней, и она осталась вдовой с малышом, сыном ее названного мужа. Сыну в ту пору, то есть во время смерти названного Агостино, его отца, было примерно полтора месяца. И примерно через пятнадцать дней после смерти названного Агостино его названный сын тоже отправился отсюда в лучший мир, вследствие чего названная Джоаннина, его мать, осталась единственной наследницей, по причине того, что названный Агостино, его отец, умер насильственной смертью, не составив завещания». Теперь Джоаннина хотела «выделить в пользу своего отца Себастьяно часть этого наследства… памятуя о бедности названного отца». Она отказывается «от небольшого приданого, обещанного им при заключении брака» и дарит ему 50 тавол пахотной земли и «половину мелики, растущей на этом поле»; половину урожая барбариато и пшеницы, растущих на участке альтены рядом с фермой; «чан, скрепленный двумя железными обручами и одним деревянным, и бочонок, скрепленный железом»[51].
Что касается уже состарившейся Марии, то в нотариальных документах она больше не упоминается. Очевидно, она задавалась вопросом о причинах своих несчастий и находила ответ в происках завладевшего ею демона, от которого хотела избавиться с помощью заклинаний Джован Баттисты Кьезы. В тетрадке излечений она записана под 17 июля 1697 г. в качестве «одержимой».
8. Итак, если мы попробуем схематизировать поведение этой группы, то можем наметить следующие пункты:
а) Союзы семей, живущих раздельно, связанных преимущественно родством по мужской линии, выступали основным условием достижения равновесия между числом работников и потребителей внутри семьи и во внешних договорных отношениях. Для этого было необходимо наличие значительного демографического потенциала, поддерживаемого на протяжении жизни поколений.
Исследователи истории семьи в общем сходятся на том, что предпочтительным предметом изучения должна быть группа, живущая в одном доме, поскольку «связи между лицами, живущими раздельно и не имеющими явных контактов с другими частями сообщества или с вышестоящими инстанциями, почти не оставляют документальных следов»[52].
Реконструированные здесь истории семей издольщиков свидетельствуют, что использование нескольких связанных друг с другом массивов документов (речь не идет об обычных переписях населения) приводит к важным результатам, проясняющим взаимоотношения, выходящие за рамки простого совместного проживания. Действительно, рассмотрение совместно живущих групп в качестве исключительного объекта исследования является некоторым анахронизмом, поскольку исходит из предположения, что принимаемые решения, стратегии, организация семейной группы ориентированы только на домашнее ядро, противопоставляемое безликой внешней среде, социальному контексту, с которым оно конкурирует и делит права и обязанности[53].
Аналогичное сужение анализа наблюдается при изолировании каждого лица в группе применительно к чисто индивидуалистическим социумам, существующим скорее гипотетически[54]. На самом деле отношения внутри группы, равно как и отдельных групп между собой, порождают сложные и существенные причинно-следственные связи: они затрагивают такие очевидные аспекты, как статус от рождения и соответствующее положение, дополняющие друг друга роли в организации производства и потребления дохода, место, занимаемое в общем цикле развития.
б) В основе групповой солидарности внутри данного социального слоя, а также, в качестве общей цели, и других социальных групп лежит дифференциация видов деятельности между издольщиной и использованием мелкой собственности. Таким образом, речь идет не столько о профессиональной и социальной специализации семьи, сколько о диверсификации, тем более отчетливой, чем бóльшими экономическими, демографическими и социальными ресурсами она располагает. Возможность дифференциации будет в таком случае мерой социального престижа и потенциала родственной группы[55].
В случае с издольщиками фундаментальным элементом дифференциации является, безусловно, владение землей. В Средней Италии издольные контракты охватывают, по всей видимости, изолированные крестьянские семьи, находящиеся в жесткой зависимости от воли собственника, который располагал возможностью найти семью издольщиков нужного ему состава на рынке труда, не встречая затруднений на стороне предложения. Речь идет о крестьянах, постоянно сгоняемых с участков после исполнения краткосрочных контрактов. Такие соглашения часто разрывались, если осознанный или невольный контроль рождаемости не давал результатов и кардинально изменял состав наличной рабочей силы или если бремя иждивенцев — детей и стариков — становилось непомерным для взрослых, которые были в состоянии трудиться. Возможно, изучение более многочисленного родственного блока продемонстрировало бы наличие и в Средней Италии существовавшей у крестьян возможности играть более самостоятельную роль в противостоянии запросам хозяев. Но в случае с Сантеной такая возможность очевидна. Владение землей очевиднее всего способствовало выживанию, позволяя выращивать рабочую силу при ее потребности для хозяйств,
