«Боже, что случилось, граф Парабоско?», воскликнула Сколастика подымаясь к ним навстречу. Значит, Клементину прочили за эту жердь! Я понимаю тогда все негодование Прокаччи. Кальяни выказывал большее присутствие духа, нежели отставной жених и довольно бодро сообщил, что его племянница вчера во время спектакля убежала с Валерио и обвенчалась с ним у анахорета. Я раздумывал как Прокаччи мог обвенчать самого себя, меж тем как граф беспомощно продолжал сидеть на том же стуле, куда опустился, как только пришел. Его нос покраснел и левой рукою он все потягивал чулок, который сейчас же сползал обратно.
«Змея, змея», шептали его губы.
Синьор Тизба гоголем подошел к г-же Риди и очень развязно, хотя и галантно, произнес:
«Я больше забочусь о вас, дорогая г-жа Сколастика, нежели о пропавшем молодом человеке или о своей племяннице. Они получат то, чего искали, но вы, вы! так невинно пострадать! Такая неоцененная доброта, благородство!»
— Вы мне льстите!
«Нисколько; я знаю, как вы относились к этому молодому человеку, что касается меня, так я отчасти рад, что освободился от этой неблагодарной обузы. Вчера она даже не досидела до конца 2-го акта „Пирама и Тизбы“, она сбежала от моего шедевра, моего торжества! Знаете, людям искусства нужен покой, а если и волнения, то легкие, приятного характера».
Граф Парабоско начал снова хныкать на своем кресле. Синьор Кальяни направился к нему, но вдруг, повернувшись на одной ножке, воскликнул:
«Я гениален! кто будешь сомневаться в этом?»
Схоластика молча смотрела, что будет дальше.
«Вы и он! хи-хи-хи! разве это не гениально. Отмщение, сладкая месть!»
— Я вас нс понимаю!
«Выходите замуж за графа».
— Вы думаете?
«Конечно, я думаю. Кто же иначе? Ну, граф, становитесь на колени».
— Постойте, у меня все чулок валится.
«Что? чулок?.. Это ничего»,
— Постойте, синьор Кальяни, я еще подумаю, — протестовала г-жа Риди, но певец уже торжествовал!
«Когда женщина собирается думать, она уже согласна!»
Тут он только заметил меня.
«А, и милый Фома здесь?», и потом, понизив голос добавил: «теперь я немного освобожусь и охотно посмотрю ваши образчики».
Но мне не пришлось воспользоваться его приглашением, так как дома я нашел письмо от хозяина, вызывавшего меня немедленно в Пистойю, а также самого Якова Кастаньо, который, как оказывается, все время меня искал, чтобы взять у меня обратно адреса своих клиентов и вернуть мне мой список, которые мы перепутали в первый же вечер. Валерио благополучно живет с Клементиной, часто пишет мне, синьора Сколастика, кажется, сама не заметила. как обвенчалась с графом. Синьор Кальяни также блистает в роли Тизбы, так и не видав моих образчиков. Зато какие образчики доставила мне Флоренция на всю мою жизнь, любви и претензий, забавных и печальных случаев, плетений судьбы и истинного чувства.
Мария Синякова. Рисунок
Велимир Хлебников
Сельская очарованность
Напялив длинные очкиС собою дулась в дурачки,Была нецелою колода,Но любит шалости природа.Какой-то зверь протяжно свистнул,Топча посевы и золу.Мелькнув поломанной соломкой,Слетело двое голубей.Встревожен белой незнакомкой,Чирикал старый воробей.«Полей простор чернеет, ораньПоет пастух с слезливой дудкой.Тебе на плечи сядет воронС вонзенной в перья незабудкой.В мою ладонь давайте руку.Ведь я живу внутри овинаИ мы, смеясь, пройдем науку.Она воздушна и невинна».Как белочка, плутовкаПодсолнухи грызет,A божия коровкаПо локтю рук ползет.Сквозь кожи снег, где блещет жилка,Туда, щиты свои раздвинув,Слетела с русого затылка,Над телом панцырь крыл раскинув.В руке качался колосСоседней спелой нивы.К земле струился волос.Желания ленивы.«О, я пишу. Тебя здесь вывел»,«А ты мне… ты мне опротивел».«Ужели?» «В самом деле!»Был стан обтянуть бичевой,В руке же цветик полевой.Ha ней охоты сапоги.Смазны они и широки.«Ни глупой лести, ни почету,Здесь нет уюта, жизни места.Девица рощи, звездочетуБудь мотыльковая невеста».«Я — лесное правительствоВолей чистых усмешекИ мое — место жительство,—Где зеленый орешек».«И книги полдня, что в прекрасномЛучей сверкают переплете,Вблизи лишь, насморку опасным,С досадой дымом назовете.Вблизи столь многое иное,О чем певец в созвучьях спорит,О чем полкан, печально ноя.Ему у будки в полночь вторит».«Я не негодую:Ты мне всего, всего дороже!Скажи, на ведьму молодуюСегодня очень я похожа?Ах, по утрам меня щекоткой не буди!..Как это глупо! сам суди:Я только в полночь засыпаю;И утром я не так ступаю!»«Но дней грядущих я бросил счетаМечтания, страсть и тебя, нищета!»Синеет лог, чернеет лес.В ресницах бог,А в ребрах бес.И паутины хчея,И летних мошек толчея.
Василий Каменский
Разбойные — бесшабашные
«Сарынь на кичку…»
Сарынь на кичку!Ядрёный лапотьПошел шататься по берегам.Сарынь на кичку!Казань — Саратов.В дружину дружную на перекличкуНа лихо лишнее врагам!Сарынь на кичку!Бочонок с брагойМы разопьём у трех костров.И на приволье волжском вагойЗарядим в грусть у островов.Сарынь на кичку!Ядреный лапотьЧеши затылок у перса-пса.Зачнем снизовья хватать-царапатьИ шкуру драть — парчу с купца.Сарынь на кичку!Кистень за пояс!В башке зудит разгул до днаСвисти! Глуши! Зевай! Раздайся!. . . . . . . . . . не попадайся.Ввввв-а.
«Я-ли тебе та-ли…»
Я-ли тебе та-лиНе вонь энтакаяНа семой версте моталиПереэнтакая.Харым-ары-згаль-волчоночныйЗанеси под утро в сердцеОкаянной разлюбовницыНож печеночный.
А. Шемшурин
Железобетонная поэма
«Первая миру книга поэзии»[14] состоит из одного желтого листка бумаги, на котором напечатано:
Случай благоприятствовал мне узнать то, что так сердит и возмущает общество, рассматривающее непонятные произведения футуристов, и что обыкновенно называется смыслом или содержанием.
В поэме излагаются в художественной форме впечатления от поездки в Константинополь. Заглавие поэмы написано в многоугольнике направо. Заглавие входит в содержание поэмы, как бы вплетается в формы ее. В слове «Константинополь» выделено особым шрифтом «станти», которое повторено ниже для образования того, что я называю футуристическим столбиком. Это «станти» — название Константинополя, слышанное поэтом в этом городе. То же самое «Винограден». Остальные слова относятся или к тому, что поэт видел на пристани, или к образованию футуристических столбиков. Знаки большинства и меньшинства отмечают впечатление от прибытия публики и ее ухода в город.
Одно из первых впечатлений по выходе на берег были какие-то странные звуки, их можно было принять за крики чаек, т. к. сначала было непонятно откуда именно они шли. Похожи они были на звуки буквы Й, если ее крикнуть сильно и громко. Оказалось, что это кричали мальчишки, выпрашивая и благодаря за подачку, Впечатление это записано автором в виде буквы Й в первом треугольнике. Второе, с чем поэту пришлось столкнуться на улицах, — ала. Далее поэт отмечает улицу «галата», в которой некоторые дома имели вывеской букву Г. На улицах в Константинополе множество голубей, — картина совершенно неожиданная для наших привычек, понятно, что она должна была быть отмеченною. Поэт соединяет впечатление от голубей с впечатлением от турецких военных, которых зовут иногда «энвербеями». Получающееся созвучие дает возможность образовать футуристический столбик: «энвербей не бей голубей». Таким образом строфа начинается и кончается буквою Й. Строфа, как бы построена на этом Й, т. е. на том впечатлении, о котором говорилось выше.
Несколько ниже, в том именно многоугольнике, текст которого начинается с Й Ю, записаны впечатления от мечетей и освещения неба. Шпицы мечетей вырисовывались на каком-то удивительном дли поэта фоне неба. Шпицы напомнили клювы цапель, а чтобы лучше зафиксировать впечатление света, поэт воспользовался турецкими словами, обозначающими, будто бы, различную напряженность света: «сии, синь, ией». Вспоминая о мечетях, поэт не мог избегнуть ассоциации со «Св. Софией», поэтому воспоминание о ней выделено в сторону, чем показано, что это впечатление особенное. «Ай Софии» — местное название.
