- Ну да, примерно, - согласился Матвей вяло: не о том он думал, когда рассказывал Ренату о Машине.
- Сигналы сегодняшнего состояния человека она экстраполирует в будушее, расшифровывает, рассчитывает весь процесс их изменения на 17 лет! Это значит, что время заложено в нас! Я то же самое сколько лет пытаюсь доказать на материале литературы, а ты... Ты - гений! И то, что мы называем судьбой, роком, - это программа! Карма-программа! "Не властны мы в самих себе"! Гениально! И тогда само собой разумеется, что моя гипотеза вовсе не гипотеза - аксиома! Человек есть человек потому и постольку, поскольку в нем заложены три временные координаты!
Ренат восторженно носился по комнате, вдруг ему стало тесно, он кулаком распахнул дверь, с конским топотом пробежал по веранде.
- Не властны мы в самих себе! - заорал он оттуда счастливо.
- А чего радоваться? - угрюмо спросил Матвей. - Чего же хорошего, что не властны?
Ренат вернулся в комнату, сел, немного успокоившись, напротив Матвея.
- Как всякий гений, ты чудак, - сказал снисходительно. - И рядом с тобой должен быть человек с умом средним, но дисциплинированным. То есть я. Иначе ты сам себя не поймешь. Я не тому радуюсь, что мы в себе не властны. Если бы ты доказал, что - властны, я бы точно так же был счастлив. Ученому безразличен знак открытия - плюс или минус, да или нет, - ему важно знание само по себе и его значение. А значение знания, которое ты добыл, - всемирно. Революционно.
- Ну а как же Мила? - вдруг сказал Матвей, никак не разделяя радости Рената.
- Что - Мила? - будто не понял он.
- Ей-то как теперь жить?
- Ну... ну, - растерялся Ренат, - это я, ей-богу, не знаю... Ну, как-нибудь образуется...
- Вот я и спрашиваю: как образуется? - гнул свое Матвей.
- Да откуда мне знать! - крикнул Ренат раздраженно. - При чем тут она? При чем тут ты, я, дядя Коля?! Все мы, в конце концов, смертны! Речь - о человечестве! Твое открытие меняет судьбу человечества, его взгляд на себя, ты что - не понимаешь?! Это даже смешно, это картинка, достойная пера: сидит бухой гений в ватнике и талдычит про какую-то Милу, а сам только что цивилизацию перевернул!
Матвей пустил длинным армейским матюгом и резко пошел к двери. Ренат кинулся ему на плечи, удержал.
- Ты псих! - кричал он радостно. - Ты классический гений-идиот! Два года назад, когда ты мне первый раз про свой план рассказал, я решил, что ты шизанулся. Каюсь - даже на книжной толкучке про тебя как анекдот рассказывал. Теперь я точно вижу - ты псих! Но и гений, вот что грандиозно!
Ренат обнял его, тянулся поцеловать. Матвей отпихнул его, пошел прочь.
- Проспишься, приходи! - кричал Ренат вдогонку. - Еще тяпнем, нобелевский ты мой!
Пошел снег - сначала неспешно, потом быстрее, быстрее и вдруг повалил густой, тяжелый... Матвей остановился и почему-то оглянулся на свои следы - их засыпало, прятало на глазах. Так он и дошел до дома, все время оборачиваясь на свои исчезающие следы.
XII
...Иван-царевич с отцовским лицом. Волк в густой мягкой шерсти, с грустными глазами. У него на загривке - застывшая золотая белка.
Матюша оглянулся еще раз - и запомнил их на всю жизнь, но ни "до свидания", ни тем более "прощайте" сказать не сумел.
Лето кончалось, изнутри леса проступала осень - редкими желтеющими листьями, пожухшей травой. Бабочки исчезали, воздух становился острей и прозрачней. Тихо было в лесу, только Матюшины шаги шуршали. В эту сторону он не ходил раньше, и когда Иван-царевич указал ему путь, мальчик удивился - как это он весь лес облазил, а там никогда не бывал...
Он снова обернулся, но не увидел друзей - вокруг стояли темные ели. Большие - до неба и маленькие - до облаков. Облака были рваные, в дырках, их низко нес неслышный ветер, они цеплялись за елки, снова рвались и улетали маленькими клочьями.
Матюша пошел дальше, и отчего-то захотелось ему крикнуть - не позвать, а просто крикнуть погромче: "Эге-гей!" Но он не сумел: то ли голос исчез, то ли нельзя было в этом лесу кричать.
И ничего не случилось, ничто не изменилось, но вдруг замерло Матюшино сердце, и весь он наполнился предчувствием. И вдруг раздались знакомые тяжелые шаги, сразу - близкие, и послышалось натужное гулкое дыхание огромного существа. Матюша застыл, а потом побежал, сорвался с места и побежал, задевая елки, укалываясь о них, без страха наступая на бусинки брусники, побежал навстречу шагам. И сам собой, легко вырвался крик: "Я здесь!" "Матю-уша-аа!" - услышал он дальний, замирающий голос матери, но не остановился, не обернулся на него, а бежал все быстрей, оступаясь, падая, поднимаясь, уже задыхаясь, бежал... И только одного боялся: что снова незваные хранители бросят перед ним зеркальный ручей. И лишь на миг замедлил: понял, что вот за этими густыми, переплетенными ветвями откроется сейчас поляна - и там будет Он. Матюша набрал полную грудь воздуха - и обеими руками изо всех сил раздвинул, как распахнул, ветви.
И увидел Единорога.
Он стоял посреди полянки, заняв ее почти целиком, - неправдоподобно огромный, закрывающий небо и свет. Красными, налитыми кровью большими глазами он смотрел на мальчика, победно выставив могучий рог.
Оба застыли, глядя друг на друга. Единорог медленно мигнул. И вдруг заговорил, и от его голоса задрожали деревья, трава и как будто земля колыхнулась.
- Зачем ты искал меня?
- Я искал... я искал тебя, - ответил мальчик с испугом и восторгом, потому что ты - самый чудесный в нашей сказке. Ты - самый большой, и сильный, и чудесный!
- Чего ты хочешь?
- Я... - смешался мальчик. - Я ничего не хочу. Я просто хотел тебя видеть.
Единорог осклабился и коротко хохотнул, тряся складками шкуры.
- А тебе сказали, что меня нельзя просто увидеть? Всех, кто видит меня, я или наказываю, или награждаю, сказали тебе?
- Да, я знаю, - собрав всю смелость, звонко ответил Матюша.
- И чего ты попросишь у меня?
- Мне ничего не надо, - тихо ответил он.
Единорог шумно вздохнул и прикрыл кровавые глаза.
- Кто научил тебя ничего не просить?
- Никто... Я сам.
- Мне нравятся мальчики, которые ничего не просят, - сказал Единорог и снова открыл глаза. Уперся взглядом в Матюшу, но не было в том взгляде ни доброты, ни симпатии. - Ты хочешь всего добиться сам?
- Я постараюсь, - робко ответил Матюша.
- Мне нравятся мальчики, которые хотят всего добиться сами, - снова осклабился Единорог. - Иногда из них выходят сильные мужчины. Очень храбрые мужчины. Очень уверенные в себе. - Единорог хрипло засмеялся, листва посыпалась наземь. - И когда они бросают вызов мне, я не отказываю, я прихожу. Ведь они такие сильные и храбрые. Мне нравится делать из них пустое место, ничто. - Единорог наклонил голову, горой нависая над Матюшей. - Иди, мальчик. Добейся в жизни всего, я не стану мешать. Но знай свое место и никогда, даже в мыслях, не зови меня. Отныне ты только человек, и не тебе бороться со мной. Иди, сказка кончилась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
