— Договорились. — Денис отдал купюру и достал блокнот.
— Только обо мне ни слова, — предупредил усатый. — А девушка ваша появлялась тут последние два месяца регулярно. По понедельникам и четвергам в половине десятого, как штык.
— Десятого и тринадцатого тоже была? И, может, отойдем от этой вонищи подальше?
— Нет, от вонищи не отойдем, потому как место проверенное, и мне здесь удобно. А десятого и тринадцатого вообще никого не было. Ни его, ни ее, ни ее товарок.
— Каких товарок? — не понял Денис.
— Шлюх, конечно, — заржал охранник. — Ты только глаза такие не делай круглые. Как будто сам не знал, не ведал, кто она, твоя красавица. Она хоть совершеннолетняя, а?
— Да, — буркнул Денис. — С кем она встречалась?
— Не-е, дорогой! За имя давай минимум еще полсотни, а хочешь подробностей — еще сотню накинь.
Денис нехотя выложил еще три зеленые купюры с портретами Гранта. Усатый мгновенно сгреб их в карман и как бы в качестве компенсации предложил Денису сигарету.
— А фамилия ее ухажера — Вюнш. Большой человек в правительстве. Но это все знают, а я тебе эксклюзив продаю: Вюнш — совладелец этой гостиницы и на правах хозяина он заграбастал себе лучший номер в пентхаусе, то есть на верхнем этаже, и устроил тут натуральный сексодром. Не знаю, есть у него жена или нет, но если есть, я ей не завидую. Значит, по понедельникам и четвергам он развлекался с твоим этим пупсиком, по средам и субботам с какой-то солидной такой дамой, она постарше и это… ну женщина-вамп, короче. А еще по воскресеньям изредка приводил одноразовых шлюшек. И заметь, кроме меня, тебе этого никто бы не рассказал, потому как через главный вход Вюнш, само собой, не ходит, у него от служебного ключ есть, а к кому дамы поднимаются, у нас не принято спрашивать — обслуживание на высшем уровне. Так что все происходит в режиме строжайшей секретности, даже официанты туда не поднимаются, там и бар, и полный холодильник, и все дела. Только ты должен мне пообещать, что твоя газета или журнал, откуда ты там послан, короче, что материал не пойдет раньше завтрашнего дня. Обещаешь?
— Заметано, — легко пообещал Денис.
— А теперь накинь еще сотенку, а я тебе еще эксклюзива подкину. — Он понизил голос до шепота: — Есть фотографии.
— С моей?
— Нет. Но тебе не все ли равно. Платит-то твое начальство, а ему наверняка чем больше голых сисек, тем лучше, а?
— Спасибо. Фотографий не надо. Сегодня, я так понял, эта женщина-вамп должна прийти, можете мне ее показать?
— Полсотни, — ухмыльнулся охранник. — И приходи часиков после девяти вечера. Она обычно вначале в бар заглядывает, не знаю уж, чем ей тот бар, который наверху, не нравится, но факт: сперва идет в бар внизу, два сухих мартини — и к лифту.
— И как я ее узнаю?
— Узнаешь. Она одна такая, а если у тебя со зрением проблемы или ты вообще баб не замечаешь, сейчас, говорят, это модно, когда с нетрадиционной ориентацией, то ездит она на кроваво-красном кабриолете «порш», можешь на стоянке подождать.
Двести пятьдесят долларов охранника, похоже, окончательно к Денису расположили, а возможно, он все-таки надеялся еще на сотню, но далее последовало приглашение в бар на «пару пива». Денис благоразумно отказался. Пора было в офис, на 16.00 он назначил всеобщий сбор и очень рассчитывал, что Щербаку и Голованову с гордеевскими финансистами повезло больше.
ГОРДЕЕВ
Гордеев дозвонился до Иванова с первой попытки. «А, адвокат Попкова, — переспросил тот безо всякой неприязни. — Это ваш человек приходил? Хорошо, подъезжайте, буду ждать».
Удача? — подумал Гордеев, набрался мужества и решил дать показания? Или доложил кому-то о визите Дениса и получил соответствующие инструкции? К сожалению, можно только гадать. Но в любом случае нужно немедленно с ним встретиться. Свидетелей нужно ковать, пока они горячи!
Адвоката Иванов в дом не пригласил — предпочел подождать во дворе. Гордеев сразу его узнал, потому как он внимательно разглядывал подъезжавшую машину и по гордо-независимой осанке, с которой он восседал на скамейке, отстранившись от бабулек, и по щегольскому не по годам виду. Минфиновский пенсионер тоже безошибочно распознал своего собеседника и поднялся навстречу:
— Юрий Петрович? Давайте спустимся в парк, не нужно, чтобы нас слышали.
Они молча и неспешно миновали огромную пустующую в дневное время автостоянку, прижавшийся к ней карликовый детский городок — безлюдный, с покрытыми крупными каплями росы горками и каруселью, круглый магазин со стеклянными стенами — аквариум для новых русских, перешли дорогу и очутились на краю парка. Гордеев с сомнением поглядел на ржавые осклизшие листья, на грязное небо, на такую же грязно-серую поверхность Верхнего Царицынского пруда невдалеке за мокрыми черными деревьями и на сияющие туфли Иванова, словно из рекламы нового крема для обуви.
— Кого вы имели в виду, Леонид Степанович, — прервал он молчание, — когда говорили, что нас могут подслушивать? Соседей? Или кого-то еще?
— А вы полагаете, слежка бывает только в кино? — усмехнулся Иванов снисходительно. — Вы, кстати, всю жизнь адвокатом или работали в органах?
— В Генпрокуратуре.
— Вот как… — Они свернули на тропинку, ведущую в сторону пруда, и углубились в заросли молодых кленов.
— Я слыхал, вас ограбили? — возобновил прерванную беседу Гордеев. Но Иванов не ответил, и тогда он спросил уже настойчиво: — Вы опасаетесь тех, кто это сделал?
— Зачем вам это нужно? По-вашему, ограбление имеет какое-то отношение к Попкову?
— А по-вашему, не имеет?! — возмутился Гордеев. Он убедился, что ходить вокруг да около бессмысленно: Иванов — калач тертый, собственно, иное предполагать было трудно, и, не услышав четко сформулированной позиции, слова не скажет. — Попков уверяет, что ни в чем не виноват, — продолжил Гордеев спокойно, — ему принесли бумагу — он подписал. Почему подписал? Да потому, что таков порядок. Хоть он и замминистра, но на самом деле — человек маленький. Естественно, я как адвокат должен его утверждение проверить. И я не настолько наивен, чтобы возомнить, будто все свидетели станут со мной откровенничать. Но я знаю по опыту: в сложном деле, в которое вовлечено множество нерядовых чиновников, у каждого есть свой шкурный интерес. И никакая корпоративная этика, никакой страх перед нашей следственно-судебной системой, никакое стремление отсидеться в укромном углу и переждать бурю не заставят их прекратить свои бесконечные интриги. Поэтому каждый хоть что-нибудь да скажет. Слово в свое оправдание и десять в придачу, чтоб нагадить другому. А что я вижу? Свидетелей много, но с каждым произошла какая-нибудь случайность. Они просто все исчезли, никого не найти! Вы первый, кто согласился со мной поговорить, и у вас тоже, как выясняется, не все слава богу. И вы хотите меня убедить, что ваше «не слава богу» не имеет к моему подзащитному никакого отношения?!
— Я уже не чиновник, Юрий Петрович! — обиженным тоном заявил Иванов, — я пенсионер. И подсиживать мне некого, и за кресло я не держусь, нет у меня никакого кресла! У меня есть только моя пенсия.
— Давайте уж начистоту, Леонид Степанович, пенсии тоже бывают разные. Можно спокойненько подрабатывать консультантом в банке или нефтяной компании: и нескучно, и опыт втуне не пропадает, не говоря уже о прибавке к пенсии. А можно остаться не у дел, и мало того — до конца дней ходить под дамокловым мечом: сегодня вам вроде ничего не угрожает, а завтра? Вдруг эти нынешние там, наверху, в очередной раз все переиграют, расклад сил изменится, и о вас вспомнят в самом неблагоприятном аспекте. Захотят кого-то из ваших старых знакомых утопить, а вас использовать в качестве гири. Станут тягать на допросы, выматывать жилы из пожилого человека.
Иванов остановился и смерил адвоката презрительным взглядом:
— Как прикажете вас понимать? Вы мне угрожаете?!
— Если вам, Леонид Степанович, кто-то и угрожает, то, во всяком случае, не я. Я представляю интересы безвинно арестованного Попкова, и только.
— Так уж и безвинно? Вы же не переговорили ни с одним свидетелем, а документы подтверждают его вину.
— Это моя субъективная оценка, — возразил Гордеев. — Согласитесь, Виталий Евгеньевич не тянет на финансового махинатора. Но если не найдется человек, у которого хватит смелости рассказать правду, то он сядет. Надолго.
— Сядет, — философски заметил Иванов. — А на замминистра ваш Попков точно не тянул.
Гордеев сделал вид, что не расслышал.
— Но я думаю, что искомый человек все же существует. Вы, Леонид Степанович, так же как и Попков, являетесь пострадавшей стороной. На пенсию, как я предполагаю, вас ушли, причем безвременно. Это — раз. Взамен, похоже, ничего не предложили, так что терять вам нечего, это — два. И главное, несмотря ни на что, вы согласились со мной встретиться; поэтому я рискну предположить: у вас хватит мужества выступить в защиту Попкова, это — три.
