Движения здесь не наблюдалось почти никакого, лишь доносились звуки машин с соседней улицы и отдаленный гул с прибрежного бульвара.
Домик с бутылками казался необитаемым, и Винс решил зайти в «лавку древностей».
Когда Винс толкнул входную дверь, прозвенел колокольчик.
В лавке было полным-полно домашнего хлама, столь ревностно изгоняемого из своих жилищ усердными хозяйками, но были и довольно любопытные вещицы – волшебные фонари, стеклянные ящики с засушенными бабочками, мраморные статуэтки.
К Винсу подошел лысый сутулый человек с седыми усами. На нем были испачканные и запылившиеся брюки в узкую полоску, грязный старый жилетик, из-под которого выглядывала несвежая белая рубашка, и армейский галстук.
– Вы чем-то интересуетесь? Быть может, я могу помочь? – Голос выдавал в нем человека культурного, образованного и никак не вязался с его неряшливым внешним видом.
– Не стоит. Меня зовут Винс Наррауэй. Я друг семьи Блаттнеров.
– Ах вот как. Семьи Блаттнеров.
– Брат мистера Лайонела попросил меня проверить, как тут дела.
– Понимаю. Нам здесь его сильно недостает. Иметь такого соседа было весьма удобно.
– Вы знали Лайонела?
– Мы здоровались. И только.
– То, что произошло… для его близких это по-прежнему загадка.
– Как и для всего Маргейта, мистер Наррауэй.
Было в этом человеке какое-то отчуждение, которое начало раздражать Винса. Спрашиваешь его, спрашиваешь, а получаешь сухие формальные ответы. Такой по доброй воле ничего не скажет.
– Питер! – позвал из глубины лавки чей-то голос.
– Я с покупателем, Тим, – бросил через плечо мистер Сухарь.
Тут появился Тим – парень лет тридцати, с длинными вьющимися белокурыми волосами и в хипповых джинсах, каких Винс не видел с начала семидесятых.
Тим смерил Винса взглядом, затем воззрился на Питера.
– Мистер Наррауэй – друг семьи Блаттнеров, – пояснил тот. – Он приехал взглянуть на магазин.
– О, – сказал Тим, – это было ужасно. Просто ужасно.
Винс повернулся к Тиму.
– Вы знали Лайонела? Хорошо его знали?
– Мы то и дело забегали друг к другу по-соседски, но не скажу, что мы его знали. Он был человек закрытый, верно, Питер?
Питер кивнул.
Тим продолжал:
– Он был очень вежливый, приветливый, но, боюсь, этим наши знания о нем исчерпываются.
– А когда это все случилось, здесь не было никаких… слухов?
– А почему вас все это интересует, мистер Наррауэй? – поинтересовался Питер.
Винс решил говорить напрямик.
– Полиция свернула расследование, так ничего и не обнаружив. А семья хочет знать правду. В этом все дело.
– Понятно, – сказал Питер, поправляя галстук.
– Могу вам сразу сказать, что таких слухов, которые бы связывали его с этим местом, не было, – проговорил Тим, прищуривая глаза и ухмыляясь.
– С этим местом?
– Да, с геями.
Винс выругал себя за непонятливость.
– А как насчет других слухов, Питер? – спросил Тим. – Слышали мы их?
Питер посмотрел на Тима и немного подумал.
– Ты всегда бываешь информирован лучше, чем я, милый.
Тим посмотрел на него, затем повернулся к Винсу и улыбнулся.
– Слухи были очень неправдоподобные, будто это – дело рук мафии и тому подобное. Большинство, правда, думали, что Лайонела приняли за кого-то другого.
– За кого? – спросил Винс.
– Ну, – ответил Тим, – откуда нам знать? За кого-то приняли, по крайней мере, только так можно объяснить то, что случилось.
Винс поинтересовался, не здесь ли они живут, и если да, то были ли в ту ночь, когда это случилось.
– Боюсь, что нет, – ответил Питер, – мы живем в Клифтонвилле. А наверху у нас склад.
– Понятно, – сказал Винс.
Больше он ничего не мог узнать у этих двоих, потому что они больше ничего и не знали. Все же он оставил им свой номер телефона – «на всякий случай».
Винс поблагодарил их и вышел на улицу; несмотря на, казалось бы, чистое небо, начинал накрапывать дождь.
Придя в гостиницу и переодевшись в сухое, Винс решил, что сейчас самое время исследовать чердак. Он поставил на середину комнаты стул и взобрался на него. Двумя руками он поднял крышку и сумел ее отодвинуть. Затем он слез со стула, взял купленную лестницу, раздвинул ее до максимальной длины и поставил так, чтобы верхний конец упирался в деревянную раму.
Прихватив фонарь, Винс поднялся по крепкой, но шаткой лестнице и уставился в темноту. Он зажег фонарь и огляделся: большой пустующий чердак, лишь стоит несколько баков для воды, но самое главное – площадка вокруг люка и до самых баков отгорожена от остального помещения дощатыми стенками. Отлично.
Винс спустился, взял дорогой спальный мешок и коврик, а потом снова залез на чердак.
Коврик он разложил рядом с люком и положил на него мешок. Затем он втянул лестницу наверх, лег на мешок и вернул крышку люка в исходное положение, воткнув, правда, в щель пачку «Мальборо».
Отсюда он мог увидеть всю комнату от двери до кровати. Если кто-нибудь войдет, он сразу же их увидит, а они никогда не станут искать его наверху. Дешевый спальный мешок он положил на постель и прикрыл его простынями. Теперь все посетители станут думать, что он здесь, в кровати.
Итак, с одним делом было покончено.
Вечером Винс снова набрал номер коппера и услышал в ответ:
– Алло? Это Терри Эвелинг.
Голос был молодой, доброжелательный, почти радостный.
– Терри? – повторил Винс.
– Да.
– Это Винс Наррауэй. Ваш номер мне дал Уолли, журналист.
– Ах, Уолли. Знаю такого. И что же?
– Нам надо встретиться.
– Без проблем, Винс.
– Когда вы можете?
– Завтра я очень занят… работа, знаете ли. Ммм… как насчет воскресенья? В воскресенье, в обед?
– Не возражаю. Где?
– Знаете же-де станцию?
– Да.
– У входа. В половине первого.
– Прекрасно.
– Там за углом есть спокойное местечко, где можно посидеть.
– Хорошо.
– У меня с собой будет номер «Мейл он сандей». Так вы поймете, что это я.
– Ладно. До встречи.
– До встречи.
Затем Винс набрал номер Сида. Телефон долго звонил, прежде чем тот подошел.
– Кто это?
– Это я, Винс.
– Как дела? Что-нибудь нашел?
– Нет.
– Ладно хоть живой. И на том спасибо.
– И то верно.
– Ничего пока не намечается?
– Нет, но дай мне время. Я собираюсь кое-что провернуть.
– Вот как?
– Да. Если я не могу найти их, то могу сделать так, чтобы они нашли меня. Пусть они сделают первый шаг.
– Тебе там помощник не нужен? Ты же знаешь, это не проблема.
– В одиночку я проворнее. Станет грустно – свистну.
– Свистни.
– Обязательно.
– Чао, бэби.
– Чао.
Винс закрыл телефон и уставился на лестницу и чердачный люк. Не помешало бы ему как следует выспаться в своей постели, но это была роскошь, которую он отныне не мог себе позволить.
Такая работа.
6:
Вокруг да около
Винс провел тревожную ночь на чердаке и смог нормально заснуть лишь часам к пяти утра, поэтому поднялся только к полудню.
Приняв душ и наскоро проглотив пару чашек кофе с булочками, он пошел к своей машине и достал из бардачка карты.
Он развернул карту улиц Маргейта и расстелил ее на капоте «фольксвагена». Сверил адрес красильни и отыскал на карте улицу – она находилась за железнодорожной станцией – сама красильня на карте помечена не была.
На машине ехать туда не стоило – погода, скорее, располагала к прогулке: день выдался ясный и солнечный, хотя было довольно свежо.
Винс спустился в гавань, прошел вдоль Марин-террас, а затем свернул налево, нырнул в туннель под железнодорожным полотном, и вот она – Стейшн-террас, унылый проулок с вереницей одноэтажных жилищ мастерового люда – давно опустевших и наглухо заколоченных.
На противоположной стороне были одни лишь развалины – когда-то здесь жили те, кто работал на железной дороге. В конце переулка маячили ворота заброшенной красильной фабрики, из-под них и куда-то за угол шли проржавевшие рельсы сортировочной площадки, откуда давным-давно не отгружалась продукция.
Это были самые что ни на есть задворки Маргейта, где давно не ступала нога человека. Здесь было тихо и покойно, и даже крики чаек не нарушали картины того, что архитектурный критик Иан Нэрн называл «индустриальной мелодрамой».
Ветер утих.
Винс огляделся вокруг.
На душе у него было тревожно.
Он чувствовал, что кто-то следит за ним.
Он повернулся на 360 градусов, медленно, чтобы хорошенько осмотреться.
Там что-то есть…
Нет, это не кто-то, наблюдающий за ним.
Нет.
Не старик, не ребенок, не случайный прохожий.
Это что-то еще.
