Накануне Бруно битый час учил Томмазо вскрывать раковины. Когда Бруно вернулся с вымытым кальмаром, Томмазо вовсю фонтанировал, рассказывая, как он готовит это блюдо с самого раннего детства. Он раздавал директивы, швырял раковины в разные стороны и красовался, пока Бруно тихо делал настоящую работу.
— Эй, Бруно, в ту рыбину нужно добавить специй. Поруби немного чеснока, ладно?
— Конечно.
Чеснок был приготовлен для картошки, а не для рыбы, которой достаточно собственного аромата. Бруно разыграл спектакль с резкой чеснока, потом незаметно отложил его в сторонку. У него опустились руки, когда он увидел, как Томмазо неуклюже напихивает моллюсков в рыбу. Но хуже всего было то, что Лаура наблюдала за Томмазо, явно завороженная его действиями. Бруно ощутил укол ревности.
— А теперь просто кладем рыбу в миску… — говорил Томмазо. Бруно быстро подсунул ему бутылку вина, холодного белого «орвьето».
— Спасибо, дружище, — поблагодарил Томмазо, делая большой глоток.
— Рыба, — шепнул Бруно. — Это для рыбы.
— Рыбе тоже нужно выпить, — ловко ввернул Томмазо, прикладывая горлышко бутылки к рыбьему рту.
Бруно пришлось еще несколько раз незаметно вмешаться: то огонь разгорелся слишком сильно, то остался кусочек рыбы, не смазанный маслом, но в целом Томмазо на удивление хорошо сыграл роль шеф-повара.
Когда пришло время обеда, Бруно внимательно следил за тем, как Лаура раскрывает раковины, с нескрываемым удовольствием подносит их ко рту и маслянистый сок стекает по ее подбородку, делая ее кожу блестящей в лучах заходящего солнца. Ему нравилось, как она ест: не скромничая и не смущаясь, слизывает масло с пальцев, радуется каждому новому вкусу или незнакомому запаху. В «Темпли» он видел множество элегантных женщин, которые пробовали еду так, словно от нее исходит опасность, размазывали ее по тарелке, резали на мельчайшие кусочки, а под конец оставляли половину нетронутой. Лаура ела с искренним удовольствием, и это ее удовольствие эхом отдавалось в душе Бруно.
— Ты ешь как итальянка, — признался он ей.
— Это хорошо? — спросила она с полным ртом.
— Si. Только так и надо есть.
— На самом деле я ем как свинья. И всегда так ела. Мама приходила в полное отчаяние.
— А какие здесь травы, Томмазо? — поинтересовалась Юдифь.
— Э-э… — промычал Томмазо, в панике глядя на Бруно.
— Чувствую фенхель и ореган, — сказала Лаура, отрываясь от еды. — И что-то еще. Имбирь?
Бруно незаметно кивнул Томмазо.
— Отлично — похвалил тот — Фенхель, ореган и имбирь. Ты совершенно права, Лаура.
Сердце Бруно наполнилось гордостью. Имбиря в окуне была самая малость. Не каждый профессиональный повар смог бы его почувствовать. У Лауры не было специальной подготовки, но ее вкусовым рецепторам позавидовал бы даже дегустатор.
Когда последний cicalea был высосан и уничтожен, а пустые раковины посвистывали в огне, Томмазо пустил по кругу сигарету с марихуаной. Солнце уже садилось за море, и земля стала прохладной, поэтому они принесли к огню доски для серфинга и уселись на них. Вскоре единственным источником света стали мерцающие угли. Некоторое время все молчали. Даже музыка, которую Томмазо включил в кабине фургона, наконец-то (и к счастью) смолкла.
Лаура прижалась к Томмазо.
— Я сейчас лопну, — задумчиво произнесла она.
— Sono pieno come un uovo, — пробормотал Бруно.
Она улыбнулась ему. Он тоже улыбнулся в ответ, но быстро отвел глаза.
— Что это значит? — спросила Лаура.
— Это значит «я полна, как яйцо».
— Итальянский — очень красивый язык.
— Американский тоже хорошо звучит — Он хотел добавить «когда на нем говоришь ты», но язык не поворачивался. Это мог бы сказать Томмазо, и не потому, что Лаура его девушка. Просто он умел говорить комплименты так, что они казались если не искренними, то хотя бы очаровательными или смешными. А у Бруно это прозвучит глупо и неуклюже.
— Sono pieno come un uovo, — повторила Лаура.
— Слушай, Лаура, — оживился Томмазо, — расскажи Бруно, как твой первый итальянский поклонник научил тебя отвечать на комплименты.
— Ах, это… — задумалась девушка — Cacati in mano e prenditi a schiaffi.
Томмазо громко захохотал.
— «Возьми свое дерьмо и размажь по физиономии», — перевел он — А что еще?
— Ну… Lei е' un cafone stronzo, vada via in culo.
— Великолепно. «Ты кусок дерьма, вот и отправляйся в задницу». Так мы быстро сделаем из тебя настоящую римлянку. Что-нибудь еще?
— Guardone ti sorella e allupato ti bagnasti.
— Это перевести труднее, — покачал головой Томмазо, — Что-то вроде «посмотри на свою сестренку и на меня». Но в английском нет эквивалента слову guardone. Похоже на «вуайеризм», но гораздо сильнее. Когда человек боится трахаться и наблюдает, как это делают другие.
Бруно почувствовал, что сам себе противен. «Это ведь обо мне, — подумал он, — Это я наблюдаю за другими».
— Я была уверена, что отвечаю очень вежливо, — сказала Лаура, — Это так красиво звучит.
— Что ты хочешь этим сказать? Это и правда красиво. И вполне вежливо — для Рима, — сказал Томмазо и обнял ее за плечи. Бруно ждал именно этого сигнала.
— Я пойду прогуляюсь. — Он встал, хотя уходить ему не хотелось.
— Я пойду с тобой, — быстро сказала Юдифь и протянула ему руку. — Поможешь встать?
Когда он помог ей подняться, она задержалась в его руках чуть дольше, чем он ожидал. И Бруно вдруг понял, что все время, пока он думал о Лауре, ее соседка явно рассчитывала на романтическое свидание с ним самим. Он оглянулся на Томмазо в поисках спасения, но тот уже целовался с Лаурой.
— Хорошо, пойдем вместе, — сказал Бруно и посмотрел вниз, на друга и его девушку, — Нас не будет некоторое время, — с неохотой добавил он.
«Все идет как надо — думала Лаура, — Я на пустынном берегу вместе с моим красавцем любовником, который только что приготовил из даров моря самый восхитительный ужин, каким меня когда-либо кормили. Чего еще желать?» Они расположились вдалеке от дороги и показались бы проезжающим лишь маленькими фигурками у огня, поэтому Лаура не возражала, когда губы Томмазо заскользили вниз по ее телу.
Вскоре после того, как они ушли прогуляться, Юдифь взяла Бруно под руку. «Она ждет, что я ее поцелую», — растерянно подумал он. Они подошли к кромке воды, и Юдифь недвусмысленно прижалась к нему.
— Послушай, Юдифь, — начал Бруно извиняющимся тоном, — я должен тебе кое-что сказать…
— Что именно?
— Ну… есть один человек…
— Твоя девушка?
— Не совсем.
— Твой парень?
— Нет-нет, только не это.
— Тогда кто?
— Самое обычное дело. Просто девушка, которая в меня не влюблена.
