Сергей весь покрылся холодным потом — вот она, пришла смертушка! Он пытался нащупать свое оружие, и его рука случайно наткнулась на топор, который принадлежал убитому им гиганту. Разжимать кулак мертвеца времени не было, Строганов схватился за топорище и рубанул под колено единственной здоровой ноги задержавшегося пирата. Тот упал на палубу, как подкошенный, громко вопя и грязно ругаясь. Наконец, Сергею удалось выбраться из-под остывающего грузного тела, стремительно вырвать у покойника топор и воткнуть его в раненого колченого корсара.
Ощущение было отвратительное, Строганов почувствовал себя мясником на бойне, с ног до головы он был выпачкан засохшей кровью, ошметками мяса и кожи. Однако в этой ситуации было не до сантиментов.
Битва у грот-мачты складывалась уже не в пользу островитян. Пираты пьяными голосами орали ругательства и, размахивая топорами и полусаблями, теснили к борту Ипполита Степанова и Гийома, помогавшего ему обороняться. Мокрые от пота, выступившего на их оголенных по пояс телах и на лицах, в отблесках горящего факела они казались смертельно уставшими и вымотанными. Победа русско-французской абордажной команды казалась теперь уже не столь очевидной, как несколько минут назад. Кто знает, сколько еще осталось пиратов на корабле и сколько морских разбойников прибежит на выручку своим. Сергей, покачиваясь на ватных ногах и громко матерясь, направился помочь товарищам. Ротмистр тоже выдал поток отборных русских ругательств. Вдруг один из нападавших, у которого на месте левого уха торчал уродливый обрубок, матюгнулся по-русски и громко воскликнул: — Разрази меня гром, если это не Ипполит Степанов! Отскочив на шаг назад, этот бородатый корсар два раза вправо и влево рубанул саблей по затылкам своих товарищей. Оба головореза рухнули с раскроенными черепами. Отступив еще немного, этот разбойник бросил оружие на палубу и опять крикнул: — Дядя Ипполит! Не убивай! Это я, Кузьма Худойконь! Беглый казак и твой должник! Не узнаешь меня? Протри глаза! Вспомни! Не убивай меня, я на вашей стороне.
Степанов приставил лезвие к груди сдавшегося пирата, внимательно посмотрел на него, а затем, очевидно признав и забыв про всякую осторожность, бросился обниматься с бородатым разбойником. Вот теперь победа была точно на стороне островитян!
— Господа! Друзья мои! Это и вправду Кузьма Худойконь, беглый донской казак, плененный персами. Позже он стал узником на английской каторге, на галерах, опять бежал и был продан португальскими пиратами в рабство. Впоследствии я его спас из неволи, отбил Кузю, когда мы громили одного азиатского султана. Это действительно мой старый друг и должник! — Дядя Ипполит! Я готов вернуть еще и карточный долг. Хоть сейчас. Который год вожу с собой в поясе сотню дублонов! Ипполит обнял казака-пирата и прослезился: — Ах ты, чертушка, душа моя! Друг ненаглядный! Как же я рад тебя вновь повстречать! Не чаял свидеться.
— А я, наоборот, был уверен, что когда-нибудь да свидимся, может быть, даже в родимой сторонке. Я ведь до сих пор помню, из какой вы губернии, волости и уезда. Название деревеньки запамятовал, но народ помог бы отыскать имение мятежного ротмистра Степанова.
— Ну, будя! Развел бодягу. Какой я тебе мятежник! Еще скажи смутьян и бунтовщик! Сам ты каторжная душа.
— А то нет? Почему же вы в Россию не вертаетесь? — усмехнулся казак.
Строганов недоуменно глядел на обнимающихся старых приятелей, но быстро опомнился, к нему тут же вернулся дар речи.
— Эй вы, карбонарии! Битва еще не окончилась. Хватит сопли и слюни на кулаки наматывать. Пойдемте-ка поможем юнге искать укрывшихся пиратов.
А в это время Гийом продолжал осторожно осматривать тела моряков, валяющиеся на палубе, определяя, не притворился ли кто мертвым, чтобы потом ударить в спину. Тех, кто подавал признаки жизни, он безжалостно добивал ударом шпаги, а затем истово крестился. Тяжело раненные морские разбойники валялись по всей палубе, поэтому креститься и молиться парню приходилось часто.
— Кто из главарей был на корабле? Кто капитан? — забросал старый ротмистр Кузьму вопросами. — Сколько членов экипажа оставалось на борту?
— Главарей не было. Капитаном у нас очень вредный и злобный ирландец Келли, по прозвищу Волк. Экипаж — сброд. Большей частью ишпанцы и португалы. Русак — я один. Нас на борту оставалось, кажется, двадцать два человека. Точно не помню.
— Вместе с тобой? — уточнил Серж.
Кузьма задумался, затем начал загибать пальцы, шевеля при этом губами, потом ответил утвердительно:
— Да, точно, двадцать два. Вместе со мной. Кроме и еще пятерых моряков, остальные неопытный молодняк.
— Чудеса! — воскликнул ротмистр. — Соотношение сил было семь к одному, а мы победили!
— Что же, давайте начнем пересчитывать убитых, a после осмотрим корабль, — предложил Сергей.
Победители выложили трупы в ряд вдоль левого Борта. В первую очередь они сняли заколотых пиратов с лишившихся чувств девок, последним подтащили тяжеленного толстяка, во время боя прижавшего Сержа к палубе.
— Итого двадцать, — пересчитав в третий раз трупы, подвел итог Степанов. — Ты, Кузьма, двадцать первый, и где-то прячется еще один.
— Или спит мертвецки пьяный, — предположил Гийом.
— Смотри, вспоминай, кого нет! — потребовал Степанов.
Кузьма внимательно всматривался в мертвые лица своих недавних товарищей.
— Кажется, нет Кривого Хуана.
— Кто такой? — переспросил Ипполит.
— Отъявленный мерзавец и негодяй! Он помощник боцмана, большой специалист по грабежам и мародерству. На «Кукараче» оставался за старшего, когда все прочие вожаки уплыли на остров. Кстати, где они? Что стало с главарями?
— Они утонули, — пошутил Серега.
— Все?
— Еще не проверяли. Утром после отлива будем уточнять, — пояснил ротмистр.
— И где же может прятаться этот одноглазый негодяй?! — рассуждая вслух, задал вопрос Сергей. — Подумай, казак, — в трюме, на юте, на камбузе, в каюте? Где?
— Даже не знаю. Я его рядом с собой не видел. Пойдемте, будем осматривать все помещения подряд!
— Стоп, надо вначале баб повязать, а то учудят чего, не дай боже, за борт бросятся и утонут. Не хочу брать грех надушу! — заявил ротмистр и быстро связал по рукам и ногам не сопротивлявшихся пиратских наложниц, которые до сих пор так и не пришли в себя.
В это время Сергей собрал пистолеты, проверил, заряжены ли они, выбрал себе и юнге по паре, вручил один Ипполиту. Потом он немного подумал и выдал пистолет Кузьме.
— Ну, пошли, браты мои, в поиск, — перекрестился казак и шагнул вперед.
Строганов, Маню, Степанов и их новый товарищ спустились в трюм, осветили факелами все темные углы, обшарили дальние закоулки, но никого не нашли. Затем они проверили камбуз, каюты, и постепенно круг поиска сузился до гальюна.
— Тут и сидит этот ирод, больше негде, — ухмыльнулся Кузьма. — Пробрало голубчика, обделался!
Вход в гальюн изнутри был чем-то подперт. Юнга пальнул два раза прямо в деревянную перегородку, в ответ тоже прогремели выстрелы. Одна пуля рассекла единственное ухо казака, а другая оцарапала руку Ипполита. Сергей отодвинул в сторону юнгу и дважды выстрелил в дверь. Гийом перезарядил пистолеты, повторил выстрелы. За стенкой раздался шум падающего тела.
Штурмующие подождали еще немного, а затем поднапряглись и сдвинули преграду. Юнга просунул голову в образовавшуюся щель, посмотрел, что там, вылез обратно и радостно воскликнул:
— Готов! Наповал!
Кузьма протянул ему свой пистолет и приказал:
— Добей его для верности, этот гад очень живучий!
Юнга просунул в дверь гальюна голову и руку, приставил пистолет к телу лежащего помощника боцмана, сделал контрольный выстрел и воскликнул радостно:
— А он действительно притворялся! После моего выстрела тело дернулось, и он захрипел!
Тело оттолкнули прикладом мушкета от двери, отворили ее и вошли в клозет. Вонь здесь стояла невыносимая.
— Тащи его на палубу. Нечего тут загаживать помещение, оно нам самим пригодится, — распорядился ротмистр и первым схватил мертвое тело врага за руки.
Но Ипполита никто не поддержал, он ругнулся, плюнул, бросил на пол мертвого пирата и поспешил следом за товарищами.
Короткая летняя ночь подходила к завершению, начиналось раннее утро. Приятели поднялись на верхнюю палубу, сложили трофейное оружие в общую кучу и после этого дали волю чувствам. Они дружно вопили «ура», «виват», «виктория»! Кузьма схватил жбан, полный вина, и, запрокинув голову, влил себе в глотку добрый литр, затем передал посудину своему старому приятелю Ипполиту.
Ротмистр сделал глоток и передал жбан дальше по кругу.
— Ах, Худойконь! И правда, это действительно ты, Худойконь! Пьешь, как и прежде, как конь! Я так рад, что ты живой! Явился ко мне на остров собственной персоной, да еще и шайку головорезов с собой привел! — не переставая, громко восклицал захмелевший ротмистр, обнимая и хлопая по спине казака.
