— Осторожнее! Не испорть! — паниковал бог торговли, — Отец тебя за орла по голове не погладит.
— Меня никто из богов по голове не гладит, — твердо произнес Геракл, а я впервые радовался слышать племянника. — Особенно Отец.
Вторая стрела попала прицельно в сердце птицы, и гордый орел стал оседать, давая возможность Гефесту перекинуть цепи на голема. Танатос передохнул и нанес последний для создания Зюси удар. Тяжело дыша и опираясь на остатки от скал мы смотрели друг на друга. И тут я заметил за Гераклом душу. Вернее, девушку, которая однажды прошла через мои врата. Я точно ее помню. Эллизиум.
— Племянник! — задыхаясь произнес я, понимая, что целиком предложение не выговорю. — Ты у меня… Что-то… Точнее… Кого-то… Забрал…
Геракл поджал губы и задвинул за спину девушку, показывая, что готов драться. Надо же.
— Оставь, — выдохнул Танатос, подходя ко мне, и маша рукой на новоявленных влюбленных, — У тебя этих душ завались. И еще чуть две наши не прибавились. Стар я стал. А ты, Гефест, предупреждай. Если захочешь еще раз освободить кого-то из знакомых не своими руками.
Танатос подошел к Прометею, жестом попросив его жену отойти в сторону, и вырвал из груди титана огромный железный кол, подарив ему долгожданную свободу.
— Уходи, Прометей, — приказал Танатос, смеряя бывшего пленника взглядом и приваливаясь к валуну, — И чтобы ни я, ни Зевс, ни кто либо еще тебя не нашли. Мне проще тебя убить, чем спасти. Иди.
— Тогда почему я еще жив? — задал давно мучивший всех вопрос Прометей. Всех, даже Олимп. Танатос ничего не ответил, просто показал рукой на Гесиону.
— Идем, — старый друг подал мне руку, помогая подняться, хотя сам выглядел не очень, — Сдается мне, Гадес, у тебя ко мне много вопросов. По поводу Катрионы.
Глава восьмая
— Скажи мне, мой друг Танатос, — простонал я, опуская свои божественные уставшие кости в теплую пену купальни. Танатос трупом лежал в соседней купели и не подавал признаков жизни, — Почему, чтобы я ни сделал, я постоянно слышу о тебе? Танатос- Танатос- Танатос- ТАНАТОС!
Друг усмехнулся и попытался пошевелиться. Это заняло у него больше усилий, чем он мог себе позволить, поэтому он просто положил подбородок на край купели и дрейфовал в воде, держась зубами за воздух.
— Может, мне действительно просто дать ей божественную силу? — вслух рассуждал я, а у титана смерти резко распахнулись глаза, — Конечно, я не сделаю ее такой сильной, как олимпийцы… Но на Мегару то как-то хватило. Как тебе идея?
— А ты ее спросил? — болезненно простонал Танатос, закидывая руку на край купели, — Может оно ей и не надо. А по поводу тебя и “Танатос”. Вот сейчас, к примеру, она уже час щебечет Персику о том какой ты классный и всех спас. Уже голова болит. Добивают меня девочки. Добивают…
— Голова у тебя болит, потому что получил по ней. Это тебе Гея отомстила. За то, что ты издевался надо мной, — уязвил я старого друга, а Танатос бросил мне убийственный взгляд. — Сильно досталось?
— Терпимо, — отозвался друг, стараясь закинуть вторую руку, — Но на супружеский долг уже не способен… Спать буду тут. Просто не вылезу.
Я с сочувствием посмотрел на древнего титана, потом на себя, и решил что спать мы тут будем вместе. На мне тоже живого места не было. В звенящей голове вертелись мысли в поисках решения грядущих проблем, но ничего не шло в тяжелую голову. Последние мысли были о Катрионе. Интересно, как она, не будучи богиней, может столько времени оставаться в Аиде, противиться зову Элизиума и оставаться в сознании? Ухватиться за них у меня не хватило сил, и я просто уснул.
— Гадес, вылезай! Гадес, давай! — меня натужно тащили наверх, но вес моего тела был неподъемным для того кто это делал и меня просто бессовестно пнули. — Гадес, пять утра! Скоро рассвет!
— Выхода нет, — простонал я, переворачиваясь в своей постельке на бок, но внезапно втянул носом воду, — Что за? Рассвет? Какой рассвет? Что? Уже пора? Может, это будет самая длинная ночь в году… И продлится она… эм… Недельки две? А?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я распахнул глаза и увидел, что все еще нахожусь в купальне. В соседней купели сопит Танатос, а недовольная Катриона стоит надо мной, как Гера над Зюсей. О, бог терпения, за что ты меня так наказываешь? Что я такого сделал? Что ты так несправедлив ко мне?
— Гадес, идем, — Катриона уже растянула полотенце, намекая на то, чтобы я вышел и занялся делами. Не-а. Не заставите. Я отрицательно мотнул головой и, на всякий случай, отплыл подальше от мучительницы.
— Гадес, идем, — настаивало на своем смертное чудовище, грозно топая ножкой, — Кони уже ждут. Они сами из стойла вышли! Давай! Заодно поищешь своего Аполлона!
Вспомнив солнечного бога и сколько он мне теперь должен, я сделал над собой рывок. У меня должны быть сильные руки, чтобы задушить пакостника! Я оживился и даже встал в купели, призывая двузубец и тунику.
— Классно! Я тоже так уметь хочу! — выдала моя смертная, наблюдая как я одеваюсь. — Раз! И все что надо уже тут.
— Боюсь для этого надо быть, как минимум богиней, — сделал непрозрачный намек я, поигрывая бровями, — Ну, а как максимум отпрыском одного из титанов. Идем, пусть Танатос поспит. Он же у нас герой?
— Танатос у нас действительно герой! — гордо тряхнула головой смертная. Герой попытался разлепить правый глаз, явно намекая, что те, кто шлют его на подвиги, пусть сами на них и идут.
Уже взлетая на колеснице я действительно задумался. А может действительно сделать ее богиней, а потом посмотреть, как сложится? Ну и что, что нерожденная титанами… Приобретенные богини тоже считаются.
Я прокатился почти до полудня, проклиная всех смертных вместе взятых!
— Солнышко ругается на нас! Гневается! — забегали смертные, пока я свесившись рассуждал о бренностях бытия и бития меня об скалу. Ух ты! Какая красавица загорает! Еще удивляюсь, как Зюси нет! Ну-ка, подлетаем побли…
Да что ты будешь делать!
— Что? Где? — встрепенулся в голосе глухой голос Танатоса. — Опять?
Я приближался к земле, видя, как подо мной нарисовалась милая пара. Он держал ее за ручку, что-то вдохновенно рассказывая.
— Поберегись! — заорал я, но было уже поздно. Удар был такой силы, что где-то чуть не всплыл Посейдон.
— Так! — послышался голос Кати, которая тут же появилась вместе с Танатосом и Персиком. — Стоило отвернуться, а он уже на бабе!
— Да нет же! Он и на мужике лежит! Он их вдвоем прибил! — охнул Персик, прикрывая лицо руками.
— Погодите, — прищурилась Катриона, пока я пытался встать. Извинения приносить было уже бессмысленно. Ничего, извинюсь в Аиде. Что?!!
Я пристально смотрел на знакомую макушку с отливом золота и понимал, что мои мучения окончены! Его, кстати, тоже. Земные.
— Аполлошик, дорогой ты мой! Какая радость! — выдал я, поднимая за роскошные волосы это бессовестное полумертвое тело. — давай мой хороший, вставай!
— Вы кто? — мутно выдало это нечто, распахивая глаза и обводя взглядом присутствующих, — Где я?
О, мать моя Гея! О, бог терпения! Он не только нажрался Леты, чтобы переродиться он еще и память потерял! При перерождении!
— Милый, узнаешь? А так? — я сделал лицо в профиль. — Посмотри в эти гадские, ненавидящие тебя глаза! Левый ненавидит тебя сильнее правого!
— Я вас не знаю, — жалобно произнесло божество, поглядывая по сторонам.
— Ну тогда знакомимся! Я — Гадес! Бог царства мертвых! Бог всея трупов! Владыка мертвых туш и грустных душ! — сардонически улыбался я. — Да, я тот, кому ты вручил свою тарантайку, и слинял в медовый…. Кстати, сколько он тут пробыл?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Лет двадцать, — равнодушно заметил Танатос, а Персик грустно смотрела на меня. Когда она на меня грустном смотрит, у меня попа резво сжимается.
— Медовые десятилетия! И вот теперь забирай своих кляч и свети! Я в этом больше не участвую! У меня здоровья не хватает! — выдохнул я, как бы намекая, что все хорошее когда-нибудь заканчивается. И я — не исключение!
