— Не потерял, нет. — Макс-Йозеф опять упрямо затряс своей блондинистой головой. — Не потерял. У него ее украли. Ночью, на постоялом дворе, в Китай-городе. Оба главных источника здесь едины, расходятся только в деталях. Зудхофф пишет про две его заплечные полотняные сумы. Хузер сообщает про два холщовых мешка — один с провизией и деньгами, другой с уже готовой книгой. Тот, где были деньги, не тронули, а тот, где лежал готовый манускрипт, унесли. Хузер сожалеет об утере, а фон Боденштейн считает, что, наоборот, его учителю повезло, раз воры ошиблись. Он ведь мог остаться в чужом краю без еды, без единого гроша.
Узнаю родимую Русь, подумала я. Ничего-то в ней не меняется! Своровать по-умному и то не можем. У нашего Вадика Кусина лет пять назад дома скакнуло напряжение и загорелся телек. Прибывший пожарный ухитрился спереть у Вадика «бетакамовскую» кассету с записью фильма Бергмана. Мало того, недоумевал потом Кусин, что стыренный фильм даже киноведами признается чрезмерно сложным и запутанным, так еще и похититель не сумеет его посмотреть: «бетакамовский» формат не подходит к домашнему видаку…
— Что ж, вам удалось неплохо подготовиться к поездке, — тоном великодушного экзаменатора похвалила я арийца. — Вижу, детали вы знаете, все имена помните, литературу по теме тоже освоили.
— Я изучил вопрос, — со скромным достоинством признал Макс-Йозеф. — Надеюсь, мои знания помогут в наших поисках.
И тут только до меня дошел весь идиотизм ситуации, в которую я угодила. Меня словно молнией шандарахнуло.
— Стойте! — громким шепотом завопила я. Хорошо еще, Бессараб посадил нас в закуток, частично отгороженный от зала. — Погодите! Да вы сами с дуба рухнули, на самом деле? Очнитесь! Мы с вами что, серьезно будем искать в Москве книгу, которая сгинула почти пять веков назад? Даже если ее никто не увез отсюда и она осталась в нашем городе, за прошедшее время ваш манускрипт мог тысячу раз сгореть, утонуть, сгнить, превратиться в пыль! Это же страшно подумать, как давно все было!
Пока я распиналась, Кунце спокойно подъедал с тарелки блинчики. Дождавшись, когда возмущенный пар из меня выйдет, он сказал:
— Не волнуйтесь, она здесь. Я пока не могу открыть вам, откуда, но у меня — самые точные сведения, прошу поверить мне.
Гость из Кессельштейна улыбнулся и добавил:
— В любом случае, Яна, ваш гонорар не зависит от того, заимеем мы книгу или нет. Как мы с вами обсудили в самом начале, я буду платить вам три тысячи евро в неделю, жилье и питание — не в счет. Транспорт у меня свой. Так вы согласны работать?
Я взяла с тарелки оставшуюся ягоду прожевала. По примеру арийца вытерла последним блинчиком с тарелки последнюю кляксу сиропа. Дожевала сам блинчик. И почти успокоилась. Да какая мне разница, в конце-то концов? Раз он хочет искать книгу, будем искать книгу. Хоть всю библиотеку Ивана Грозного. Мне же платят за процесс, а не результат. Срочной работы у меня сейчас все равно нет. Устрою себе каникулы с чокнутым иностранцем. Заниматься средневековым хламом за приличные деньги все же лучше, чем за копейки портить нервы, давая советы новорусским рестораторам.
— А что? — сказала я. — Согласна. Вы платите, вам и музыку заказывать. Главное, сами-то не прогорите с такими расценками. Едва ли владельцы мастерских у вас ходят в миллионерах.
— Все правильно, — подтвердил Кунце, — я не миллионер. Но когда мы разыщем «Магнус Либер Кулинариус», я им буду. Потому что мне очень хорошо за нее заплатят. Сколько бы ни запросил ее теперешний хозяин, мне потом дадут за нее еще больше.
— И кто же такой щедрый? — заинтересовалась я этим чудом природы. — Какие-нибудь пра-пра-пра-правнуки вашего Парацельса? Собирают экспонаты для музея любимого предка?
— Филипп Аурелий Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм никогда не был женат и у него не было детей, — ответил Макс-Йозеф. — Поэтому наследников по прямой линии у него быть не может. Правда, есть потомки его непрямых наследников, и они в самом деле весьма состоятельны. Вы слышали о Фонде Пола Гогенгейма в Америке? Эти коллекционеры и меценаты покровительствуют наукам и искусствам уже лет сто. Внучатая племянница Пола, Сью Гогенгейм, на деньги Фонда открыла уже три галереи — в Барселоне, Праге и Мадрапуре. Их музей естественной истории в Бильбао считается лучшим…
— Выходит, мы с вами ищем книгу Парацельса для той семейки американских меценатов? — порадовалась я своей догадливости.
Через мгновение Кунце одним взмахом разнес мою теорию вдребезги.
— Вовсе нет, — сказал он. — Почему вы так решили? Наоборот, американские Гогенгеймы почему-то не любят своего родственника, даже вспоминать о нем не хотят… Мне заплатит за книгу совсем другое лицо. Если позволите, я предпочел бы его не открывать.
— Да ради бога. — Я пожала плечами, стараясь не показать разочарования. — Прячьте это ваше лицо сколько влезет. Тоже мне, парижские тайны Железной Маски… Но хотя бы ваш план действий — не секрет? Раз уж вы подготовились по исторической части, у вас наверняка полно идей и по части современности.
— Идеи имеются, — не стал отпираться Макс-Йозеф. — Для начала всего одна: вам, Яна, надо думать, кто у вас в Москве понимает толк в старой кулинарной рецептуре, у кого есть средневековые источники, в оригинале… Сколько вам надо времени для раздумий?
— Нисколько, — без паузы объявила я и поднялась из-за стола. — Можем ехать прямо сейчас. Чего зря время тянуть?
— Ехать? Куда? — Кунце вытаращил на меня арийские зенки. Секунд пять я понаслаждалась обалделым выражением на лице Макса-Йозефа, потом снизошла до ответа:
— К человеку, которого вы мне описали… Ну что вы на меня уставились? Вы же хотели видеть такого человека? Я его знаю.
Глава восьмая Слово на вес серебра (Иван)
Где-то я вычитал забавную историю про то, что знаменитыми сталинскими высотками москвичи не в последнюю очередь обязаны писателю Джонатану Свифту. Дескать, Иосиф Виссарионович осенней ночью 1947-го, маясь от старческой бессонницы, взялся со скуки перелистывать «Гулливера». И, дойдя до описания Лапуты, запаниковал: он вдруг понял, что если когда-нибудь американский империализм создаст что-то подобное летающему острову, столица СССР может оказаться беззащитной. У Свифта наземные горожане боролись с летучими островитянами элементарно — строили церкви с длинными крепкими шпилями. Но в Москве-то наиболее высокие храмы были снесены к чертовой матери в эпоху реконструкции!.. На следующее же утро великий вождь призвал к себе главного городского архитектора Дмитрия Чечулина и повелел ему срочно разработать проекты московских небоскребов — чтобы непременно с остроносыми шпилями вверху. Всего было спроектировано восемь таких высоток, построено семь. В одной из них, на Котельнической набережной, и проживал сегодня бывший помощник президента Российской Федерации, а ныне пенсионер В. Л. Серебряный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
