– Если хочешь предстать передо мной в голом виде, не стоит тратить деньги на баню.
– А что стоит?
– Как вариант: забег под луной. Ты будешь бегать, я смотреть.
– Еще чего. Что за радость бегать в одиночку? Кстати, один я и сплю скверно. Может, переберешься в мою кровать?
– Может, ты завяжешь действовать мне на нервы? У нас мир, дружба и гонорары пополам. И никаких общих кроватей. Хватит мне Димки, теперь буду искать любовь на стороне.
– Ужасная глупость, по-моему. Зачем далеко ходить… – Тут до него дошло, что мое терпение на исходе, он засмеялся, после чего заговорил о деле: – Кстати, из разговора с дядей я вынес следующее: всем хорошим поселок обязан Ключникову. Когда он сюда переехал, стал местную жизнь налаживать. Купил обанкротившиеся фабрики, и дела потихоньку пошли. Клуб отремонтировал, баню и ту он открыл. Лет десять стояла заколоченная, денег у местной власти не хватало, чтобы там просто трубы поменять.
– И как селяне? Очень ему за это благодарны? – усмехнулась я.
– Как сказал мудрец: «Мы редко платим любовью тем, кому всем обязаны». Но понимают, что без денег Ключникова нелегко придется. Другой работы здесь нет, только фабрики. Собственно, почти все жители поселка у него и работают. Платит прилично, плюс бесплатные обеды в столовке, путевки в детские лагеря тоже бесплатные, и кружки в Доме культуры для взрослых и детей – все за его счет.
– Что тут скажешь: молодец. Капиталист с человеческим лицом.
– Ага. Он поселок наверняка считает чем-то вроде своей вотчины, оттого творящиеся тут безобразия ранят чуткое сердце бизнесмена. Не удивлюсь, если гибель девочки лишь предлог для нашего вмешательства, а истинная цель – выяснить, кто здесь страх нагоняет и не дает людям спать спокойно.
«Почему бы и нет?» – подумала я, а вслух произнесла:
– Получается, Ключников нажил врага, который не прочь ему нагадить. И это не конкурент.
– Точно. Конкуренты по ночам в простынях не бегают. Куда надежнее фабрику подпалить или пристрелить хозяина.
Позавтракав, мы покинули дом, для начала решив навестить тетку сбежавшего Гоши Светлова. Отправились вдоль реки и, поднявшись на пригорок, обнаружили молодого мужчину за этюдником. Он успел продвинуться в своей работе и, судя по всему, художником был профессиональным.
– Здравствуйте, – приветствовала его я.
Мужчина повернулся, и стало ясно: его мы видели ночью в объятиях Людмилы. Теперь я могла хорошо его рассмотреть. Лет тридцати, может, чуть больше. Высокий, полноватый, длинные волосы, бородка клинышком. Правильные черты лица и роскошная улыбка, в чем мы смогли убедиться, когда в ответ на наше приветствие он широко улыбнулся. Отличная реклама мастерам стоматологии. И все-таки он вызывал антипатию. Вряд ли на меня повлиял тот факт, что у него роман с чужой женой. Какое мне дело до чужих романов? Видимо, это было одно из тех чувств, что объяснению не поддаются.
– Вы художник? – принялась трещать я. – Как здорово! Я и не знала, что здесь художник живет.
– Снял дом на лето, – охотно ответил он, на время отложив кисти. – Места здесь изумительные.
– Это верно. А вы очень талантливы, прекрасная работа. У вас тут есть картины? Хотелось бы посмотреть. Кстати, меня Елена зовут, это – Вадим.
– Иван, – ответил он и добавил, чуть помедлив: – Плетнев.
Фамилия оказалась знакомой, что в тот момент было очень кстати.
– Иван Плетнев? – ахнула я. – Я видела ваши работы зимой, на выставке «Новые имена».
– Интересуетесь живописью? – Он вновь одарил нас улыбкой. – Буду рад показать вам свои картины. Часа через два планирую быть дома. Заходите. – Он объяснил, как его найти, а мы заверили, что непременно заглянем.
– Кажется, день неплохо начался, – заметила я, когда мы отошли на некоторое расстояние.
– Тебе нравятся типы вроде этого? – удивился Вадим. – По-моему, он похож на краковскую колбасу. Физиономия, по которой так и тянет врезать.
– Почему краковская?
– Я ее терпеть не могу.
– Зато улыбка голливудской звезды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Успокой душу, скажи, что он тебе не нравится.
– Он мне не нравится. Зато нравится Людмиле.
– И на хрена нам художник?
– Пока не знаю. Кстати, как дела у твоей девушки?
– Ты которую имеешь в виду? – удивился он.
– Я знакома только с одной. Кристина, кажется.
– А это точно я вас знакомил?
– Точно.
– Наверное, это было давно. Никакой Кристины я не помню.
– Жаль, она была симпатичной.
– Нынешняя не хуже.
– Ты влюблен?
– Честно? Не очень. Но я ей благодарен, потому что именно она указала мне на сокращение популяций ежей в нашем регионе. – Я взглянула укоризненно, а он вздохнул: – Тебя не волнует их бедственное положение?
– Даже не знаю. Ты, случаем, не на них свои деньги тратишь?
– Угадала. Поддерживаю их материально. Их, а еще дятлов. Они мне тоже симпатичны.
– Чем?
– Всегда делом заняты.
Тему ежей и дятлов пришлось оставить, мы подошли к дому, где жила тетка Светлова и до недавнего времени жил он сам.
Двухэтажный коттедж из белого кирпича выглядел достойно, хотя богатством не поражал. На этой улице дома были попроще. Калитка приоткрыта, чем мы и воспользовались. Уже собирались подняться на крыльцо, когда из-за дома появилась женщина в цветастом переднике с корзинкой яблок в руках.
– Вам кого? – спросила она и нахмурилась.
Отправляясь сюда, мы имели два плана, которых следовало придерживаться в зависимости от обстоятельств. Я начала с плана «а».
– Здравствуйте, вы тетя Игоря? Он дома?
– Нет. А… зачем он вам?
– Мы познакомились в начале лета, когда приезжали сюда с друзьями, разговорились… потом еще несколько раз встречались. Интересный парень, ваш племянник… Передайте ему…
– Ничего я ему не передам, – отрезала тетка, звали ее, кстати, Светлана Николаевна. Взгляд ее сделался подозрительным, и она спросила с раздражением: – Вы к кому приехали?
– К Ключниковым. Павел Аркадьевич наш близкий друг.
Имя нашего клиента произвело впечатление.
– Гоша с его дочкой дружбу водит. Вам что ж, Павел Аркадьевич ничего не сказал?
– Нет. А что случилось?
– Гоша дома не живет. Пойдемте в сад, – вдруг предложила она, – хоть присядем.
В саду оказалась беседка, мы устроились за пластиковым столом, стулья были складные, на вид хлипкие, Вадим, прежде чем сесть, свой стул проверил, но все равно держался опасливо.
– Значит, Гоша ушел из дома? – заохала я. – Но почему?
– Кто его знает. С ним не так-то легко… Вон соседка мне завидует, мол, денежки гребу лопатой. А ответственность, а нервы? Кое-кто болтает, что я за парнем плохо смотрела. Клевета. Но не могу же я двадцать четыре часа за ним ходить? У меня свои дела есть… и вообще…
– Что все-таки случилось? Вы поссорились и он ушел?
– Ничего подобного. С какой стати нам ссориться… у него свои дела, у меня свои… – Тут она, видимо, сообразила, с обликом заботливой родственницы эти слова никак не вяжутся, и вздохнула: – Я только попросила его в своей комнате убрать, слуг у нас нет. Он взрослый парень, и кровать заправить в состоянии. И посуду помыть.
– В этом возрасте молодые люди очень обидчивы, – залепетала я.
– Уж такой обидчивый, куда деваться! – всплеснула Светлана руками. – Слова не скажи. Дверью хлопнул и ушел. Дома не ночевал. Обычно под утро, но все же приходил. А здесь встала – его нет, и постель застелена. Сплошные нервы.
– И что, он так и не появился?
– Появлялся. Пожрать приходил. Видно, следил, когда я уйду. Придет, все из холодильника вытащит, грязную посуду в мойку побросает и опять шляться.
– То есть дома он не ночевал, а днем приходил? Где же он был ночью?
– Вот уж не знаю. Я думала, у кого-то из его подружек, но родители у всех люди приличные, вряд ли бы потерпели такое.
– И вы не пытались его найти?
– Потакать его капризам у меня желания нет. Должен его кто-то воспитывать. Моя сестра не очень-то с этим справлялась.
