— Передайте Змею, что я должен подобающим образом одеться, — ответил Эрнандо. То, что разговор шел на науатль, показалось ему добрым знаком — птичья болтовня тотонаков безмерно раздражала кастильца. — Вы можете вернуться во дворец — я найду дорогу сам.
Роскошные перья, зеленые с синим, медленно качнулись из стороны в сторону.
— Нет, господин, — вежливо, но твердо проговорил посланец. — Змей в Драгоценных Перьях не обращает внимания на одежды. Вот его слова: приведите ко мне моего брата, господина белых людей. Приведите его немедля. Пойдем, господин.
— Ждите здесь, — бросил Кортес, несколько обескураженный тем, что мятежник назвал его «братом». — Я не задержу вас надолго.
После некоторых колебаний Эрнандо решил не надевать полный доспех и ограничился лишь тонкой кольчугой, надетой под рубаху. Натянул ветхий, но нарядный камзол и высокие сапоги, в которых удобно было прятать стилеты. На поясе у него, как и всегда, висел меч, но кто знает, какие порядки завел у себя во дворце Кецалькоатль.
— Вы выбрали себе плохое место для жилья, господин, — с непроницаемым лицом произнес один из посланцев, когда они отошли на некоторое расстояние от храма. — Змей в Драгоценных Перьях не успел его очистить. Здесь приносили жертвы богу подземных вод, Тепейолотлю.
— Нам не предложили ничего лучше, — ответил Кортес. — Кроме того, боги меднокожих не способны причинить вред христианам. Нас защищает Святой Крест.
— Змей в Драгоценных Перьях говорил нам об этом, — неожиданно согласился посланец. — Вы, верно, очень храбрые люди, раз не боитесь ночевать там, где находится дверь в царство Тепейолотля.
Дворец Кецалькоатля, стоявший на невысокой платформе, казался выкованным из чистого серебра. Кортес, разумеется, знал, что на солнце блестит вовсе не серебро, а штукатурка, но чистое и яркое сияние завораживало, и он невольно замедлил шаг.
— Это воистину святое место, — одобрительно заметил по-своему истолковавший его замешательство посланец. — Всего месяц назад пришел к нам Кецалькоатль, но Семпоала стала совсем другой. Исчезло зло, которое принесли с собою мешики. И скоро так будет повсюду, даже в страшном Теночтитлане. Змей в Драгоценных Перьях дойдет до старого Толлана, где когда-то был обманут Тескатлипокой, и тогда завершится эпоха Пятого Солнца.
— Ваши мудрецы говорят, что мир погибнет, — усмехнулся Кортес. — Почему же ты так радуешься этому?
— Погибнет не мир, — убежденно ответил меднокожий. — Погибнет все зло этого мира, сгорев в очистительном огне. А лотом взойдет Шестое Солнце, и под ним зла уже не будет. Так учит Кецалькоатль.
Они поднялись по высеченным в склоне платформы ступеням и оказались перед украшенными затейливой росписью каменными дверями. По обе стороны от двери стояли массивные стражники с длинными, украшенными перьями копьями. Меднокожий махнул перед ними золотым многогранником на витом желтом шнуре, и стражники посторонились, открывая проход.
Внутри дворец представлял собой лабиринт небольших зальчиков, узких галерей и комнатенок, пропахших ароматическими смолами. Посланец уверенно вел Кортеса по извивающемуся, словно змея, коридору, спускался куда-то в подвальный этаж и вновь поднимался по крутым лестницам, ступени которых горбом выдавались посредине. Кастилец заметил, что в полутемных нишах, скрытых порой тяжелой, похожей на парчу тканью, прятались воины.
«Похоже на берлогу ал-Хазри, — сказал он себе. — Кто бы мог подумать — языческий мятежник и глава грозной Михны устраиваются почти одинаково».
Выяснилось, однако, что он поторопился с выводом, потому что как раз в этот момент они прошли здание насквозь и оказались во внутреннем саду дворца. Здесь было жарко и влажно, голова сразу же пошла кругом от ароматов тропических цветов. Они миновали несколько раскидистых кустов, потревожили большую разноцветную птицу с тяжелым и плоским хвостом и наконец остановились на берегу маленького, мелкого и сверкающего в солнечных лучах ручейка.
— Здесь я оставлю тебя, — торжественно сообщил меднокожий. — Тебе оказана великая честь: в этом саду Змей в Драгоценных Перьях предается раздумьям и беседует с самыми близкими советниками.
Он повернулся и, величественно покачав плюмажем, скрылся в зарослях. Кортес огляделся. Поблизости никого не было видно — переливчато журчал ручей, щебетали голосистые птахи, затихали вдали шаги меднокожего посланца. Внезапно неприятный холодок пробежал у него по позвоночнику — кастильцу показалось, что кто-то, скрывающийся среди буйной растительности, наблюдает за ним. Он чувствовал чей-то взгляд — не враждебный, абсолютно бесстрастный, но таящий в себе необъяснимую угрозу. От этого взгляда жгло кожу.
— Приветствую тебя, Малинче, — произнес звучный голос у него за спиной. — Приветствую и благодарю за то, что ты откликнулся на мой зов…
Эрнандо обернулся, стараясь не выдать своего замешательства. Неслышно подобраться к нему не смог бы даже лучший охотник из числа меднокожих, а тот, кто стоял сейчас на другом берегу ручья, совсем не походил на охотника. Это был высокий, немного сутулый человек в длинном белом одеянии, украшенном золотыми и нефритовыми пластинками. Лицо его скрывала выкованная из серебра маска с черными отверстиями зрачков. Окладистая белая борода, приподнимавшая нижний край маски, была перевита золотыми нитями.
— Приветствую и тебя, великий Кецалькоатль, — Кортес вежливо склонил голову. — Твои посланцы передали мне, что ты хотел говорить со мной. Я полностью в твоем распоряжении.
— Малинче, — несмотря на металлические нотки, голос из-под маски звучал на удивление доброжелательно, — правду ли говорят, что ты и твои люди поклоняетесь не Аллаху, а какому-то другому богу?
На этот раз Кортес не смог скрыть своего удивления.
— Да, великий Кецалькоатль. Мы — христиане, и наш Бог не тот, что бог мусульман. Но могу ли я узнать, откуда тебе это известно?..
— Мне многое ведомо, друг мой Малинче. Скажи мне, приемлет ли твой Бог жертвенную кровь и плоть?
— Только язычники приносят в дар своим идолам настоящую кровь, — покачал головой Кортес. — Наш Бог велел нам причащаться вином и хлебом.
— Почему же вы спокойно смотрите на кровавые реки, что льются с теокалли Теночтитлана? — в голосе Змея появились укоризненные нотки. — Или вашему Богу нет дела до страданий народа аль-Ануака? Кортес неожиданно разозлился. В конце концов, кто дал право этому скрывающемуся под маской мятежнику судить о делах христиан?
— Раз тебе многое ведомо, о Кецалькоатль, ты должен был слышать о договоре, заключенном двести лет назад между мусульманами и христианскими рыцарями… Он произнес это почти с издевкой, уверенный, что Змей никогда не слышал о таком договоре. Но Кецалькоатль неожиданно наклонил голову и процитировал своим звучным голосом:
— "И ни один рыцарь, принадлежащий к христианским орденам, да не вступит на Закатные Земли, безраздельно принадлежащие потомкам Пророка. Взамен же христианским орденам предоставляется право управлять замками и владениями в прибрежных землях Лузитании и Фиранджи. Однако, если рыцари христианских орденов нарушат этот договор, их замки и владения перейдут под власть халифов Кордовы и Парийи".
«Откуда он знает?» — растерянно подумал Эрнандо, и только тут понял, что Змей произнес это по-арабски.
— Как же ты оказался здесь, Малинче? — спросил Кецалькоатль, вновь переходя на науатль. — Или запрет касается не всех христиан?
— Только тех, кто не признает власти халифов. Христиане страны, из которой я родом, считаются подданными Халифа Кордовского. Сто лет назад, во время большой войны в Аллеманией — это тоже христианская страна, — мы сражались на стороне мусульман. Поэтому христианам ал-Андалуса разрешено плавать в Закатные Земли, а рыцарям орденов — нет. Ордена — они немного похожи на вольные города аль-Ануака, такие, как Тласкала. Живут в мире с халифом, но подчиняются своим магистрам и папе.
Глаза серебряной маски смотрели на него ничего не выражающим взглядом.
— А что ты можешь сказать о людях Севера?
— Про норманнов? Они договор не подписывали, но среди магистров орденов есть родственники их вождей, поэтому норманны не плавают в Закатные Земли, а основывают свои поселения севернее, на побережье Винланда и на Великих равнинах. Но почему тебя все это интересует?
Змей не ответил. Кортес тряхнул головой, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли.
— Ты ведь не с Закатных Земель родом, о Кецалькоатль? — медленно проговорил он, всматриваясь в неподвижную, сверкающую на солнце маску. — Ты носишь бороду, говоришь по-арабски, знаешь старинные кодексы… Скажи, кто ты?
Кастилец сделал шаг вперед, и высокая белая фигура на другом берегу ручья тут же предупреждающе вскинула тонкую руку.