В лаборатории горит неяркий белый свет. Монотонно гудят генераторы, но тише, чем в лаборатории Чаграя.
Фазиля сортирует пробирки в большом металлическом шкафу. А сын Адама вертится позади.
- Тебе мало одного имени. Ты достойна всех самых прекрасных имён. Агликамал – совершенство, так нужно звать тебя.
Фазиля фыркает и качает головой. Склянки звякают.
- Это что-то новенькое. За мной ещё никто так не ухаживал. Переименовывать девушку, чтобы ей понравиться!
- Нет, я честно, - прижал руки к груди молодой врач. Он уже успел выпить сто грамм спирта и теперь не мог налюбоваться на сильное тело молодой медсестры. – Ты воплощаешь в себе все достоинства. Одно имя – слишком мало для такой девушки как ты. Оно не может выразить всю твою невероятную прелесть. Ты Аглинур нашей базы, ты одна озаряешь её своим светом. Ты благоухающий Аджмегуль божественного сада.
- Ну-ну, - улыбнулась девушка.
У неё округлые бёдра, обтянутые синим костюмом медсестры, и костлявый смотрит на них.
- Аджменур, луч моей души. Ты не понимаешь. Ты Абельхаят, живая вода для меня.
Девушка улыбается.
- Азхария, луноликая.
Она закрыла шкаф со склянками и обернулась к нему.
- Ты про мою попу? Ты на неё уже пятнадцать минут пялишься. Я в отражении всё вижу.
Он прикладывает ладони к груди.
- Какие вы женщины грубые и циничные. Никакой романтики под лампами.
Фазиля улыбнулась, и на щеках появились ямочки.
- О, дунгыз баласы моего сердца, - говорит она. – Если сию секунду сможешь назвать хоть одно женское татарское имя на букву Б, я позволю потрогать мою азхарию, как ты её называешь. Ну как?
Витёк провёл руками по шоколадной голове.
- Так нечестно! Я даже А ещё не закончил.
Она развела руками.
- Тогда извини. Ты выбываешь из игры.
Фазиля сняла халат и повесила в стенной шкаф. Пошла к двери, демонстративно виляя бёдрами. Молодой врач душераздирающе застонал.
- Но у вас же очень много имён!
Он засеменил следом.
- Клянусь…
Дверь за ними мягко закрылась.
Я не заметил никакой системы в расположении тоннелей. Беспорядочная сеть коридоров. Насколько я понял, первый этаж забит жилыми отсеками. По коридорам слонялись запоздавшие прохожие. Ходили в гости, болтали. Я даже видел парочку пьяных. Всё как обычно. Такой же выход на директорский лифт. Два большим лифта для людей на разных концах тоннелей. Здесь тоже дежурила охрана. Парочка грузовых лифтов. Я послонялся немного и спустился на родной второй этаж. Здесь подсобные и технические помещения. И пленники, как часть подручного материала.
Раньше я думал, что легко отыщу камеру девушки по охране, но никакой охраны не было, двери одинаковые и я решил отложить поиски на завтра. На третий этаж, где были лаборатории, в одной из которых мне сунули Психею, я спускаться, пока не решился. Слишком много изолированных помещений замкнутых на периметры, вроде операционной, где меня хотели слегка укоротить. Легко попасть в ловушку.
Я вернулся в свою камеру и присел на кровать. Только здесь и сейчас, под многометровой каменной толщей, я понял, насколько люблю свободу. Да, мне не хватает общения, хорошей еды и пива по пятницам с друзьями. Кино и постель с девушкой. Но самое ужасное – это отсутствие воли. Я раньше не понимал, чем так ужасна тюрьма, и почему даже опытные зэки бояться, попасть туда, где вроде бы их родной дом. Я думал, что самое страшное в тюрьме – это люди. Опасные, злые преступники, у которых нет совести. Но оказалось всё гораздо ужаснее. В тюрьме ты теряешь себя. У тебя отбирают самое драгоценное – твою волю. Ты становишься получеловеком. Огрызком. Великовозрастным младенцем, которого спеленали невидимыми путами. И остаётся только злое, тупое бессилие. Но у меня есть шанс.
Я соединился со своим телом и невольно проснулся. Тут же в голове замерцали тревожные мысли.
Сбежать неимоверно легко и вместе с тем невероятно сложно.
Легко, потому что нужно всего лишь донести своё несчастное тело до ближайшего к лифту поворота. Затем послать впереди себя Психею. Вынуть из кобуры одного из охранников лёгкий автомат и разнести черепушку ему и его напарнику раньше, чем они опомнятся. Даже при подготовке этих людей к самым невероятным событиям, вряд ли они ожидают такого нападения. Потом аккуратненько, стараясь не наступить в лужи крови дойти до лифта, подняться на поверхность и полдела сделано. Там взять в заложники пилота вертолёта и прости прощай тюрьма.
Трудно, потому что я ещё никому не вышибал мозги, только глаз и тот случайно. К тому же, есть одна неприятность в виде громадного дракона, который может закусить вертолётом на ужин. Плюс моё измочаленное тело, в котором так мало жизни сейчас. И ещё одна заноза в виде симпатичной брюнетки. Конечно, она меня ни о чём не просила, и я ей ничего не должен. Но хоть убей, не может настоящий мушкетёр (или даже поддельный) бросить даму в беде. Тем более, я знаю, какая участь её ждёт.
Я вздохнул полной грудью, но не мог надышаться с тех пор, как узнал, что нахожусь под многометровой толщей камня.
Итак, осталось совсем немного. Восстановить здоровье, хотя бы до уровня старческого ковыляния. Узнать про злобного дракона. Каждый день он дежурит или сутки через трое. Найти камеру девушки и предупредить о скором освобождении. Пусть готовиться бежать. Самый лёгкий пункт. Девчонка – та ещё оторва, долго упрашивать не придётся.
И морально готовиться к небольшому убийству.
Не буду придуряться. После похищения, избиений и унижений, я не стану просыпаться в кошмарах, если прикончу парочку негодяев. А одного седого гада так вообще готов придушить собственными руками и получить от этого удовольствие. Но решимость – одно, а когда дойдёт до дела, рука может дрогнуть. А у них не дрогнет. Вот в чём проблема.
Меня ласково обняла апатия. Я повернулся на бок. Ничего не хочу. Всё равно ничего не выйдет. После всех экспериментов у меня не хватит сил, чтобы бежать. Глупо устраивать гонки в инвалидном кресле. Или, пока буду освобождать девчонку, нас сто раз схватят. Она ведь не умеет проходить сквозь стены, да и я – только частично. А от дракона точно не уйти. Это ведь тоже Психея. Он может преследовать нас где угодно. Либо охранники успеют среагировать. У них удивительно хорошие рефлексы, видел в деле. И толку будет от невидимости, если они успеют включить защитный периметр. Всё слишком сложно. Конец фильма.
Но под мягким одеялом отчаяния я всё равно знал, что не сдамся. Плевать на свободу, плевать на друзей и девушек, плевать на жизнь. Я тупо не сдамся, потому что мне стыдно сдаваться.
Чаграй и Инна Сергеевна лежат, прижавшись другу к другу на тесной кровати. Доктор задумчиво смотрит в потолок. Женщина положила ему голову на грудь и поцеловала в шею. Он лениво погладил её по спине.
- Останешься? – спросила она.
Доктор мельком глянул на стол, где стоит ноутбук. По монитору непрерывно течёт цепочка цветных диаграмм, графиков, цифр.
- Нет. Хочу ещё поработать. Сейчас, когда Психея слилась с объектом, жалко терять время на сон. Неизвестно, когда новый доброволец появится.
- Ты работал двадцать часов без перерыва, а нам уже не двадцать лет.
Чаграй улыбнулся и пригладил бородку.
- С тобой мне восемнадцать.
Блондинка рассмеялась и приподнялась на локте.
- Ну, так не уходи. У меня чутьё. Девушка уже никуда не денется. Надо было раньше…
- Что теперь говорить.
- А теперь любой материал приходится беречь как зеницу ока.
- Беда с людьми.
Врачиха вздохнула.
- Плохо, что нельзя обнародовать данные. У нас от настоящих добровольцев отбоя бы не было. Очередь растянулась бы на километры.
Чаграй хмыкнул.
- Едва ли, если бы знали, как ты ловко управляешься со скальпелем.
Блондинка нахмурилась. Щёки слегка порозовели. Она стукнула кулаком по косматой груди. Доктор почесал покрасневшее место удара.
- Ты чего, Нюсь?
- Ты…- Инна Сергеевна поджала губы. – Я что, для себя стараюсь? Я что, удовольствие получаю? Мы вообще-то общее дело делаем. Для всех, между прочим.
Черноволосый великан шумно вздохнул.
- Опять-двадцать пять. Угомонись уже.
- Что угомонись! Ты меня тоже мясником за глаза называешь?
- Ты же знаешь, что нет.
- Мы для всего человечества стараемся. Даже эти молодые неблагодарные придурки первыми бы прибежали, если бы их добровольно пригласили. Так какая разница!
- Никакой сознательности у молодёжи, - улыбнулся Доктор.
