— Должно быть, он действительно живет где-то рядом с пустырем, на котором зарегистрирован его автомобиль. Вот случайно и увидел, как мы проверяли пустырь.
— Такие случайности обычно не случаются.
— Иногда такое возможно. Как говорится, не повезло.
— В любом случае мы должны быть готовы к неожиданностям. Может, лучше спать в одежде.
— Я все равно не собиралась раздеваться.
— Ох. Да. Разумеется, не собиралась.
— Не надо выглядеть таким разочарованным.
— Я не просто разочарован. Я в отчаянии.
Когда Линда ушла в спальню, Тим погасил верхний свет. На тумбочке между кроватями стояла лампа с трехпозиционным переключателем, и он включил наименьший накал.
Сидя на краешке кровати, набрал номер таверны, где Руни еще продолжал работать.
— Ты где? — спросил Руни.
— На этой стороне рая.
— И не надейся к нему приблизиться.
— Этого-то я и боюсь. Послушай, Лайм, он говорил с кем-то еще, кроме тебя?
— Акула в туфлях?
— Да, он самый. Он говорил с кем-то из посетителей?
— Нет. Только со мной.
— Может, он пошел наверх, поговорить с Мишель?
— Нет. Когда он вернулся, она стояла за стойкой, рядом со мной.
— Кто-то назвал ему мое имя. И он заполучил номер моего мобильника.
— Только не здесь. Но ведь твоего номера нет в справочнике.
— Именно это мне и говорит телефонная компания.
— Тим, кто этот парень?
— Мне очень хочется это выяснить. Послушай, Лайм, я давно уже не общался с женщинами, поэтому ты должен мне помочь.
— Чего-то я недопонял. С женщинами?
— Подскажи мне, что будет приятно услышать женщине.
— Приятно? Приятное о чем?
— Не знаю. О ее волосах.
— Ты можешь сказать: «Мне нравятся твои волосы».
— Как ты уговорил Мишель выйти за тебя замуж?
— Сказал, что покончу с собой, если она мне откажет.
— В наших отношениях для этого рановато. Я насчет угрозы самоубийства. Должен закругляться.
Выйдя из ванной, умытая и со схваченными заколкой волосами, она выглядела ослепительной. Собственно, такой же ослепительной она и уходила в ванну.
— Мне нравятся твои волосы, — признался Тим.
— Мои волосы? Я думаю их подстричь.
— Они такие блестящие и такие темные, что кажутся черными.
— Я их не крашу.
— Нет, конечно же, нет. Я и не говорю, что ты их красишь или у тебя парик.
— Парик? Они выглядят как парик?
— Нет, нет. На что они не похожи, так это на парик.
Он решил покинуть комнату. На пороге ванны допустил очередную ошибку — обернулся, чтобы сказать:
— Хочу, чтобы ты знала, я не буду пользоваться твоей зубной щеткой.
— Такая мысль не приходила мне в голову.
— Я боялся, что могла прийти.
— Вот теперь пришла.
— Если позволишь мне взять чуть-чуть твоей зубной пасты, я воспользуюсь пальцем вместо зубной щетки.
— Указательный сработает лучше большого, — посоветовала она.
Через несколько минут, когда он вышел из спальни, она лежала на одеяле, закрыв глаза, сложив руки на животе.
В приглушенном свете Тиму показалось, что она спит. Он прошел к своей кровати как можно тише, сел, привалившись спиной к изголовью.
— А если Пит Санто не найдет среди всех этих фамилий настоящую?
— Он найдет.
— А если нет?
— Попробуем что-нибудь еще.
— И что это будет?
— К утру я обязательно придумаю.
— Ты всегда знаешь, что делать, не так ли? — спросила она после паузы.
— Ты, должно быть, шутишь.
— Только не держи меня за дуру.
Помолчав, Тим признал:
— Так уж вышло, что я обычно принимаю правильные решения, когда ситуация становится критической.
— А у нас ситуация критическая?
— Еще нет, но к этому идет.
— А когда никакого кризиса нет?
— Тогда я понятия не имею, что и делать.
Зазвонил его мобильник. Тим взял его с тумбочки между кроватями, где он заряжался.
— Забавная получается история, — сказал Пит Санто.
— Хорошо. С удовольствием посмеюсь. Подожди, включу громкую связь, — Тим вернул мобильник на тумбочку. — Слушаю тебя.
— Я прогоняю все эти имена через базы данных правоохранительных ведомств, чтобы найти хоть одного сотрудника с интересующими нас именем и фамилией. Звонит мой телефон. На проводе Хитч
Ломбард. Начальник отдела расследований грабежей и убийств.
— Твой босс? И когда... только что? После полуночи?
— Я положил трубку и сразу позвонил тебе. Хитч услышал, что я заболел, завтра не выйду, и решил справиться о моем здоровье.
— Для своих больных детективов он готовит куриный бульон?
— Он счел, что это предлог для звонка. Я говорю, что прихватило живот, и тогда он спрашивает, каким я сейчас занимаюсь делом. Я отвечаю, что у меня их три, называю их ему, словно он не в курсе.
— Он знает, какие ты ведешь расследования?
— Безусловно. Но он говорит, ему известно, что я готов заниматься расследованиями двадцать четыре часа в сутки, вот он и уверен, что и сейчас, дома, больной, я сижу за компьютером.
— Это странно.
— Так странно, что я чуть не выпрыгнул из стула.
— Каким образом кто-то узнал, что ты прочесываешь базы данных в поисках Кравета и его двойников?
— Какой-нибудь сигнальный звоночек в программном обеспечении. Интерес к Кравету и его двойникам поднимает тревогу. Кого-то ставят в известность.
— Кого? — спросила Линда.
— Кого-то, кто стоит на служебной лестнице гораздо выше меня, — ответил Пит. — И куда как выше Хитча Ломбарда, если этот кто-то может приказать Ломбарду дать мне по рукам, на что тот отвечает: «Да, сэр, я незамедлительно это сделаю, или сначала позволите поцеловать вам зад?»
— А что за человек этот Ломбард? — спросила Линда.
— Не такой уж и плохой. Но, если ты работаешь на улице, остается только радоваться, что он сидит в кабинете, а не находится рядом с тобой. Он говорит, что у него есть для меня важное расследование, которым я должен буду заняться, когда поправлюсь и вернусь на работу, и он хочет, чтобы я занимался только им и больше ничем другим.
— То есть он забирает у тебя все текущие дела? — спросил Тим.
— Считаем, что уже забрал.
— Он думает: одно из твоих расследований вывело тебя на Кравета.
— Он этого не сказал, но да. Он не упомянул Кравета, но да.
— Может, он даже не знает ни про Кравета, ни про другие фамилии этого парня, ни вообще ничего.
Пит согласился.
— Кто-то где-то зажал Ломбарта в щипцы для орехов и говорит, что сожмет ручки, если он не ударит меня по рукам. Хитч не сказал мне, почему от него этого хотят. Он уверен лишь в том, что его раздавят.
В сумрачном свете настольной лампы, говоря и слушая, Тим изучал свои руки. Грубые и мозолистые.
Думал о том, что они станут еще грубее, когда это дело закончится, неспособными на нежные прикосновения.
— Ты здорово мне помог, Пит. Я это ценю.
— Я еще не закончил.
— Закончил, Пит, будь уверен. Ты у них на прицеле.
— Мне придется всего лишь изменить тактику.
— Я серьезно. Ты закончил. Незачем тебе прыгать с обрыва.
— А зачем еще нужны обрывы? И потом, мне это важно не меньше, чем тебе.
— Как такое может быть? Не говори ерунды.
— Разве ты не помнишь, как мы росли вместе? — спросил Пит.
— Это произошло так быстро, что и забывать-то особо нечего.
— Неужели мы прошли этот путь зазря?
— Мне бы не хотелось так думать.
— Мы пришли оттуда сюда не для того, чтобы позволить всем этим сукиным детям править бал.
— Но они обычно добиваются своего, — сказал Тим.
— Да. По большей части. Но время от времени им приходится видеть, как один из них получает по заслугам, вот они и останавливаются, чтобы задуматься: а вдруг Бог все-таки есть?
— Я это где-то слышал.
— Ты сам это где-то сказал.
— Что ж, я не собираюсь спорить с самим собой. Ладно, мы должны отдохнуть.
— Может, завтра ты скажешь мне, в чем, собственно, дело.
— Может, — ответил Тим и оборвал связь.
Линда вновь вытянулась на кровати: голова на подушке, глаза закрыты, руки сложены на животе.
— Поэзия, — произнесла она.
— Какая поэзия? — переспросил Тим. Она не ответила, и он продолжил: — То, что случилось, то, что заставило тебя написать эти терзающие душу книги...
— Книги, полные терзающей душу печали.
— То, что случилось... не вдаваясь в подробности... ты абсолютно уверена, что та история не стала причиной того, что происходит сейчас?
— Абсолютно. Я рассмотрела дюжину вариантов.
— Может, остался один не рассмотренный, тринадцатый?
Он достал из ее сумочки пистолет и положил на тумбочку между кроватями, где мог легко до него дотянуться.
— Нам предстоит умереть здесь? — спросила она, не открывая глаз.
