Короче, опытный Семенов отклонил все варианты, связанные с осуществлением теракта возле правительственных учреждений.
- Крайне мала вероятность успеха. Какой-нибудь уличный зевака может испортить все дело. Надо искать малолюдное место... Володарский любит шастать по заводским митингам, возвращается поздно...
- Но ведь мне трудно поспеть за ним, - пожаловался Сергеев. - Он на "бенце", а я, извиняюсь, на своих двоих...
- Ничего, - успокоил его Семенов. - Наши люди будут расставлены везде. У тебя будет достаточно времени, чтобы появиться в нужном районе. Он ведь любит подолгу выступать. А у нас везде свои глаза и уши. Как только он выедет на митинг, мы сразу будем знать... А на обратном пути можно и подстеречь...
Разговор проходил на квартире члена боевого отряда Федорова-Козлова. Семенов лично вручил Сергееву браунинг и несколько гранат. Накануне он снарядил пули отравляющим ядом кураре. Чтобы наверняка.
Сергеев не знал, что аналогичное задание получили и другие боевики Семенов решил на всякий случай подстраховаться.
КОЛЬЦО СЖИМАЕТСЯ
Скоро стало ясно, что страховочные меры, предпринятые предусмотрительным Семеновым, были излишними.
С начала июня Володарский неожиданно зачастил на Обуховский завод. Об этом Семенову сразу же доложила его служба наружного наблюдения.
Поездки комиссара по печати, пропаганде и агитации на крупнейшее предприятие были вызваны начавшимися выборами в Петроградский Совет.
Большевики делали все для того, чтобы удержать власть в своих руках, которая, по некоторым косвенным признакам, начала ускользать. Председатель Петросовета Зиновьев, обеспокоенный тем, что население города, недовольное голодом и безработицей, явно отказывало новой власти в доверии, потребовал от партийного актива усилить разъяснительную работу в массах.
Все видные петроградские большевики закреплялись за крупнейшими фабриками и заводами. Не дремали, разумеется, и другие партии. На многочисленных митингах и собраниях происходила жестокая сшибка сторон, каждая из которых тянула одеяло на себя. Володарский выбрал Обуховский завод, на котором в июле семнадцатого ему удалось провести большевистскую резолюцию.
Однако времена изменились. Если год назад рабочие, разочарованные политикой Керенского, не без интереса прислушивались к большевикам, которые обещали не журавля в небе, а реальную синицу в руках, то сейчас, не получив ничего из обещанного, угрюмо-враждебно внимали ораторам, призывающим голосовать на выборах за большевиков. Володарский, чутко улавливавший настроение толпы, понимал, что прежней лояльности уже нет. Приходилось применять весь свой дар убеждения, чтобы объяснить людям природу возникших трудностей и их временный характер.
Чуть ли не каждый день автомобиль Володарского видели у проходной Обуховки.
Сергеев прибежал к Семенову радостно-возбужденный.
- Гриша, кажется, это то, что надо.
Вместе прошли по маршруту, по которому комиссарский "бенц" следовал на завод.
На окраине, где дорога делала крутой поворот, Сергеев вцепился в рукав пиджака Семенова.
- Гриш, знатное место, а? Лучше не сыскать!..
Семенов огляделся. Вокруг ни души - полнейшее безлюдье. Старая часовенка. За покосившимися от дряхлости домами с глухими заборами - пустырь. За ним река. Глухое, овражистое место.
- Гриш, смотри, и река рядом! Наверное, и лодка гденибудь к коряге привязана...
Семенов с восхищением слушал Сергеева: способный ученик! Соображает...
- Если что, в овраг и клодке, - продолжал Сергеев. - А там ищи ветра в поле...
Семенов и сам видел, что место для покушения Сергеев выбрал почти идеальное.
- Стрелять-то откуда намереваешься?
- Как откуда? От часовни, откуда же еще?
- Верно. Часовня - неплохое укрытие, - одобрил Семенов.
- Главное, естественное, - хохотнул боевик. - Бояться можно чего угодно придорожных кустов, дерева, оврага, но только не часовни. Уж оттуда наверняка не грянет выстрел и не вылетит бомба. Даже самому осторожному человеку никогда не взбредет в голову, что отсюда может исходить опасность...
- Согласен. Ну а как думаешь остановить автомобиль? На ходу вряд ли попадешь, хотя водитель на таком крутом повороте непременно снизит скорость.
- И это предусмотрено. Набросаю горку гвоздей, битого стекла. Шофер увидит и затормозит. Остальное дело техники.
- А если не затормозит? Если заподозрит что-то неладное?
- Тогда швырну гранату. А дальше - по обстоятельствам.
Обсудив еще кое-какие технические детали предстояще операции, Семенов утвердил ее.
Двадцатого июня в половине одиннадцатого "бенц" Володарского подкатил к Смольному.
- После обеда поедем на Обуховку, - сказал водителю пассажир, вылезая из автомобиля. - Подготовьтесь, товарищ Юргенс.
- Я всегда готов, Моисей Маркович, - улыбнулся шофер.
- Ну и отлично, - рассеянно произнес Володарский.
Ни он, ни шофер не обратили внимания на миловидную молодую особу, оказавшуюся рядом в момент их разговора. Женщина, не торопясь, прогуливалась возле Смольного и, когда услышала шум мотора приближавшегося автомобиля, за которым она неустанно следила, незаметно подошла ближе к тому месту, где обычно шофер Володарского высаживал своего пассажира.
Она услышала все, о чем они говорили, и тут же помчалась на условленную встречу с Семеновым.
Руководитель боевиков внимательно выслушал информацию Елены Ивановой так звали эту женщину, которая была одним из асов службы наружного наблюдения.
- Молодец! - похвалил ее Семенов, и щеки женщины зарделись от удовольствия. Не так просто было заслужить благодарность скупого на похвалы начальника.
Информация о послеобеденной поездке Володарского на Обуховский завод по цепочке была немедленно передана исполнителю.
Спустя короткое время Сергеев с браунингом и несколькими гранатами появился в районе часовни.
НЕПРЕДВИДЕННОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО
Террористы не знали, что в тот день на Обуховский завод намечался приезд самого Зиновьева.
Есть предположение, что столь частые визиты Володарского к обуховским рабочим объяснялись стремлением комиссара по печати и пропаганде показать председателю Петроградского Совета хоть один образцово-показательный островок социальной умиротворенности. На Руси во все времена страсть как любили строить потемкинские деревни.
Не была исключением и большевистская власть. Недоучившиеся в молодости комиссары тоже пытались получить за свои посредственные знания "хорошо" и "отлично".
Однако любимый Володарским Обуховский завод подкачал. Из воспоминаний наркома Луначарского, который был в тот день в Петрограде и вместе с Зиновьевым ездил к обуховцам, следует, что рабочие встретили их враждебно, не желали слушать и выражали негативное отношение к советской власти. Полтора часа увещеваний ни к чему не привели, и освистанные комиссары вынуждены были ретироваться, ибо вместо конкретного ответа на вопрос, когда в городе будет хлеб, предпочитали пространно рассуждать о перспективах мировой революции.
Наверное, они выместили бы свою злость и унижение на Володарском, будь он рядом с ними. Но комиссар по печати и пропаганде не смог вовремя приехать на Обуховку, как намечал с утра. Непредвиденное обстоятельство изменило распорядок его рабочего дня и едва не сорвало эсерам тщательно спланированную террористическую акцию.
Около четырех часов пополудни он собрался ехать на Обуховку. По пути заскочил в трамвайный парк на Васильевском острове. Там перед ним поставили вопрос, для решения которого надо было заехать в Василеостровский районный Совет. На утряску ушло не более пяти минут. Из Совета вернулся в трамвайный парк, сообщил - все улажено.
В трамвайном парке ему сказали - звонили из Смольного, просили срочно связаться.
Соединившись со Смольным, он услышал, что ему немедленно следует прибыть туда. Дело неотложное.
В Смольном он узнал, что на товарной станции Николаевского вокзала чрезвычайно опасная ситуация. Возник стихийный митинг, рабочие взбунтовались, требуют изгнания большевиков из Советов. Обстановку явно спровоцировали меньшевики и эсеры, которые разжигают недовольство железнодорожников, вызванное временными трудностями в обеспечении города продовольствием. Митингующие требуют Зиновьева. О работниках рангом ниже и слышать не хотят. Володарский - популярный оратор, может, его послушают?
Моисей Маркович поехал на Николаевский вокзал.
Сотни возмущенных железнодорожников сгрудились возле самодельной трибуны, поддерживая возгласами ораторов, поносивших большевиков.
Володарский смело взобрался на трибуну. Но едва он произнес первые слова, как толпа взорвалась оглушительным ревом:
- Долой комиссаров! Надоело! Детишки пухнут с голоду!
Говорить ему не давали. Звуки тонули в пронзительном свисте.
