норм, предписанных в арендном договоре.
Долго так продолжаться не могло. У одной из противоборствующих сторон должны были сдать нервы. Сдали они у нас. Элка уже боялась выходить из квартиры и ежедневно ревела. Ирка, наоборот, выходила часто, громко хлопая входной дверью. При встрече с очередной старухой Шапокляк окатывала ту презрительным взглядом и по-русски посылала её по всем известному адресу деловой удачи. Истинные арийцы тут же отреагировали, приклеив рядом с нашей дверью плакат: «Иностранцы, – прочь!».
Терпение наше лопнуло, и мы стали искать другую квартиру. Теперь уже в русско-турецком квартале, где аборигенов не должно было быть по определению. Через полгода мы уже жили в девятиэтажке одного из самых маргинальных районов города. Сбылась мечта идиотов!
То, что выбор этого района был ошибкой, мы поняли сразу. Уже во время переезда пропали некоторые из вещей, которые мы выгрузили из машины и ещё не успели занести в квартиру. По двору шныряли стада шкодливых детишек. Они переворачивали контейнеры с мусором, дрались, забрасывали на балконы жильцов петарды. Покоя в этом исписанном граффити доме не было ни днём, ни ночью.
Как говаривал когда-то товарищ Сухов из «Белого солнца пустыни», люди тут подобрались душевные, можно сказать, с огоньком. Постоянные гулянки земляков обычно заканчивались громкой руганью, битьём посуды и крушением мебели. Потом наступало короткое перемирие, и после часа ночи возобновлялись пляски до утра. Громкость сопровождавшей их музыки была такой же, как и на дискотеке.
На следующий день начинался ремонт поломанной мебели. Грохот молотков стоял, как в кузнечном цеху. На работу в нашем доме не ходил никто. Все сидели на социале. На полученные от государства деньги соседи с утра затаривались спиртным, а уже под вечер являлись к нам с просьбой дать взаймы.
Мы уже начали привыкать к тому, что к нам в дверь с утра до вечера звонят соседские дети, забывшие или потерявшие ключ от подъезда. Что никто ни с кем не здоровается. Что цветов нигде нет и в помине. Вместо них – стеклотара и мешки с мусором. Что почтовые ящики раскурочены и пресса разворовывается. Что мусорные контейнеры постоянно переполнены и повсюду валяются огрызки, окурки, газеты. Что детская площадка во дворе загажена, и там вместо песка – битое стекло. Что из окон верхних этажей вниз летят огрызки, окурки, картофельные очистки. Но привыкнуть к регулярным визитам полиции, являющейся на беседу в восемь утра, не могли никак.
Однажды сонная Элка разозлилась и попросила стража порядка оставить нас в покое, и снимать показания об очередном инциденте с бабок, целый день сплетничающих на лавочке с полными карманами семечек. Сказала, что мы живём в правовом государстве и имеем право на личный отдых. И единственная возможность отоспаться в этом дурдоме – дообеденное время.
Порядкоблюститель нисколько не смутился. Сообщил, что общение с полицией является нашим гражданским долгом, тем более что остальные жильцы нашего подъезда немецкого не понимают. Переводчиков же в это гетто каждый раз не натаскаешься. Что до гражданских прав, то в нашем районе Германия отсутствует. Это – кусочек России. В общем, мы снова «попали».
А вскоре Ирка съехала от нас к своему бойфренду. Мы с Элкой, конечно, были против этого сожительства, но кто бы там к нам прислушивался. В конце концов, она совершеннолетняя, через год станет помощницей зубного врача, да и Джованни её – с машиной, двухкомнатной квартирой и работой. Работа, правда, ещё та – официант в ресторане у своего дяди, но в Германии любой труд почётен. Опять же, при продуктах – и поедят там, и с собой возьмут.
Остались мы с Элкой одни, и отношения наши разладились окончательно. Мы уже с трудом выносили друг друга. Каждая новая неприятность вызывала агрессию в адрес партнёра. Через какое-то время супруга стала по вечерам куда-то отлучаться, приходила возбуждённая, не совсем трезвая, с запахом терпкого мужского одеколона. Убирать в доме и готовить совсем перестала. Закрывалась в Иркиной комнате и посылала своему хахалю бесконечные смс-ки. Короче, нашла себя.
Я же по-прежнему был в поиске. Мне тоже хотелось чего-то нового, свежего, светлого… Но, как советует анекдот: «Мечтаешь о чём-то большом и чистом? Помой слона!». Слона у меня не было. Не было и работы. Любви тоже не было. Друзьями как-то не обзавёлся. А ещё страшно душила ностальгия. Домой тянуло – не передать словами.
Там – родственники и друзья с их кухонными посиделками за полночь, охотой, рыбалкой, футболом. Умопомрачительные запахи родной природы, лес с грибами по самое колено, водоёмы с рыбищей такого размера, что заходить в воду без трусов просто опасно. Там растут необычной красоты канны. Таких цветов, как в Новокузнецке, нет больше нигде. Там – понятный красивый язык. В конце концов, там – собственная квартира. А что у меня в Германии? Да ничего, кроме подержанного «Фольксвагена». В Дойчландии я хорошо усвоил, что шикарная машина не может служить показателем того, сколько у тебя денег, но может указывать на то, сколько ты ещё должен. Слава Богу, я никому ничего не задолжал. Значит, якорей у меня на чужбине нет. Можно возвращаться в Новокузнецк.
Отправил я Элке с Иркой смс-ки со своим решением, тайно надеясь, что они будут меня отговаривать. Но нет. Дочь ответила: «Передавай привет родственникам!», супруга: «Попутного ветра в горбатую спину!». Сел я в свой «Фольксваген» и – «в деревню, к тётке, в глушь, в Саратов!».
Подъезжая к Новокузнецку, страшно разволновался. Шутка ли: три года не был в родных краях. Не переставая, крутил по сторонам головой. Всё вокруг было знакомо и вместе с тем незнакомо. Выросли жилые кварталы. Обновились павильончики на автобусных остановках. Улицы стали намного уже, изменились и обветшали дома. А вот проспекты, наоборот, приобрели более современный вид. Появилось большое количество разнообразных киосков, рекламных щитов и растяжек. Одна из них гласила: «Мы победили в областном конкурсе на звание самого чистого города. С победой, новокузнечане!».
Я притормозил у парка Гагарина. Пошёл проведать роднички, с которыми дружил с юности. Вокруг кипела жизнь. Мелкие горожане с визгом катались на каруселях. Старушки с вязанием и мамочки с колясками сидели в густой тени деревьев, молодёжь купалась в фонтане и любовалась городом с высоты чёртова колеса.
Как же я соскучился по этим «советским» лицам, по этим высоченным каблукам и коротеньким юбчонкам. Даже по раздающемуся из-за кустов мату, которым контролёрша костерила пацанов, пытавшихся без билета проникнуть на подведомственную ей территорию.
Господи, наконец-то я дома! Всё родное до боли, какое блаженство! Не надо задумываться, правильно ли ты поставил глагол в плюсквамперфекте, назначать «термин», чтоб встретиться с приятелем, вывешивать в подъезде объявление, предупреждающее
