Соня почувствовала на себе жесткий пристальный взгляд Драконова и глубоко вздохнула.
— Да благословит Тамея наш чудесный обряд, — эхом отозвалась она.
Священник, или как они тут назывались, просиял. Возвышенно принялся рассказывать о том, что благодать Тамеи снизошла на всех именно зимой, но сохраняется она на все сезоны, и что именно этот светлый день — ell’entrryne, воскресенье на драконьем, всегда является концентрацией ее магии и света, ее сути. Слова долетали до нее с трудом, как сквозь толщу воды, а вот взгляд Сезара, напротив, был слишком четким, он как клеймо вплавлялся в кожу, жег, как раскаленный металл. Выдерживать его становилось все сложнее, сложнее и сложнее, очень сложно было не сорваться.
Когда эта договоренность со свадьбой только набирала обороты, Соня встретилась с ним один-единственный раз: перед помолвкой. Сезар говорил о прощении, но она плохо слушала. Он говорил, что подобное никогда больше не повторится, что он сделает все, чтобы искупить случившееся, а она слушала и кивала. И соглашалась со всем, потому что в ней было то самое зелье, хлебнув которого после случившегося, она чуть было не отправилась в мир иной. В тот самый, откуда уже не возвращаются. По крайней мере, собой.
Мама, несмотря на всю ее деятельную натуру и бизнес-закалку, верила в Бога. Она верила в душу, которая бессмертна, и во множество жизней. Соня не углублялась в ее интересы, но теперь готова была поверить во что угодно. Даррания перевернула ее жизнь с ног на голову, должно быть, сотню раз. И сейчас, когда она только-только снова обретала под ногами твердую землю, нельзя было позволить себе расклеиться.
Нельзя было испортить все, не зря же она через все это прошла.
Подумаешь, выйти замуж. Замужем ничего не изменится. Она просто станет тэрн-ари, женой ненаследного принца на всю оставшуюся жизнь. Но это же все просто декорации, верно?
— … и увидела Тамея, что в этом мире не хватает любви, и раскрыла благодать свою вместе с магией. И драконы, и люди, впервые коснувшись ее, испытали экстаз, ни с чем не сравнимый, и была она так сильна, что они не выдерживали и сходили с ума. И Тамея решила, что должно ее сохранить до поры до времени, пока двое не встретятся и не обретут друг друга во свете и в жизни, и замкнула искры любви в сосуды, что зовутся сердцами. И встреча двух сердец ее творению подобна, поскольку через любовь взаимную сердца раскрываются, и сила любви, способная свести с ума одного, на двоих становится счастьем и освещает их путь даже в самые темные дни.
«Очень на это надеюсь, — подумала Соня. — Хотя это не про меня».
Сезар продолжал на нее смотреть, она же смотрела на руки священника, проводника Тамеи. Он постоянно то воздевал их, то шевелил пальцами — кожа была достаточно дряблой, выдавая его возраст. Насколько она поняла, венчать, или как там, принца мог только проводник Тамеи достаточно высокого ранга. А следовательно, солидного возраста, с укутавшей, как снег, волосы сединой, с морщинками в уголках глаз.
— Сезар. — Проводник посмотрел на принца. Потом повернулся к ней. — София. Возьмите друг друга за руки. Этот жест — соединение рук — первый знак того, что вы готовы провести вместе всю жизнь, поддерживая в любом начинании, и даже если кто-то из вас оступится, другой или другая протянет ему руку и не оттолкнет.
Соня подавила нервный смешок: то ли от слов про «оступится», то ли от прикосновения Сезара даже через перчатки тело прошила нервная дрожь. Или не нервная? По коже словно ток побежал, как от удара электричеством дернулось сердце. И все осколки в нем зазвенели, как от хорошенькой встряски в шейкере.
Проводник смотрел на них с такой блаженной улыбкой, словно действительно верил в то, что здесь происходит. Поймав себя на этой циничной мысли, Соня все-таки подняла взгляд на Сезара и ударилась о пламя в его глазах. Он же смотрел на нее, как на нечто самое желанное, и в глубине темной радужки вспыхивали искры. Она едва не попятилась, осознав, чем закончились такие вот взгляды в прошлый раз, но потом вспомнила, зачем она здесь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Все закончится, — повторяла она про себя как мантру. — Скоро все закончится, совсем немного еще осталось потерпеть».
— Вот символ вашего обещания друг другу… вашего первого обещания, которое началось с помолвки. — Мужчина коснулся помолвочного кольца, надетого поверх перчатки. — Сейчас ему надлежит объединить вас, переродиться в призванной магии и стать символом вашего единства на веки вечные.
Проводник повернулся и взял стоящую на алтаре чашу. В лучах льющегося сквозь многочисленные светлые витражи солнца она казалась сотканной из королевской золотой магии. Но истинная магия клубилась внутри нее, а, точнее, заклубилась, стоило мужчине воздеть руки с чашей.
И тут же опустить вниз.
— Лишь с вашего общего согласия, — торжественно продолжал он, — объединится ваша сила. Ваш род отныне станет единым, род драконов и род людей сольется в одно, начиная с этого дня. Но главное — в одно сольется ваша любовь, усилив все, что имеется в вас.
Сезар коснулся пальцами кольца. Как во сне, Соня смотрела, как он снимает его с ее пальца. Снимает, чтобы бросить в чашу, и на глазах у всех присутствующих металл расщепился на атомы, замерцала крошка распыляемого магией камня. Мужчина снова воздел руки, и там в чаше что-то тоненько зазвенело, и точно так же, отзываясь на магический ритуал, что-то тоненько зазвенело в ней. Какая-то натянутая струна.
— Разрушьте последнюю преграду между вами, дети Тамеи!
Сезар медленно стянул с нее перчатки, снова сомкнул их руки, и от прикосновения к обнаженной коже у Сони закружилась голова. Проводник опустил чашу, где в магическом потоке мерцало уже не золото и камень, а нечто совершенно иное. Магия запечатления, так называли то, что создается из кольца во время брачного обряда.
— И лишь по согласию общему вашему, оно вас объединит! — голос мужчины вознесся до небывалых высот, странно, что витражи не повылетали. — Так сообщите же о своем согласии и примите друг друга с этой минуты и до скончания ваших дней.
«Ну вот, так хорошо все начиналось, и на тебе — до скончания дней», — нервную мысль перебил голос Сезара:
— Я принимаю тебя, София Драконова, в свой род и свое сердце. Клянусь быть тебе верным мужем и делить на двоих все, что уготовила нам судьба.
Соня снова взглянула на Лену. Потом — на отца.
— Я принимаю тебя, Сезар Драгон, в свой род и в свое сердце. Клянусь быть тебе верной женой и делить на двоих все, что уготовила нам судьба.
— Да будет так! — воскликнул проводник, и магия из чаши взмыла ввысь.
Разделившись на два потока, хлынула к левому запястью Сезара и ее собственному, окутав браслетом и впитываясь, как на ускоренной перемотке, магической татуировкой в кожу. Запястье полыхало огнем, и Сезар сжимал ее пальцы. На глазах снова выступили слезы, но теперь уже совершенно точно можно было их не бояться: вязь магического запечатления выстраивалась в уникальный брачный рисунок, и это был процесс не из приятных.
Но даже он закончился, и София перевела взгляд на золотом полыхающий на запястье узор.
— Отныне вы супруги, и связь ваша нерушима! — мужчина отставил чашу. — Скрепите ваш союз поцелуем и будьте счастливы, дети Тамеи!
Сезар наклонился, чтобы ее поцеловать, и Соня замерла. Обратилась в камень. Дыхание опалило кожу, от прикосновения губ к губам все внутри перевернулось. Земля все-таки ушла из-под ног, но Сезар подхватил ее на руки и под громкие овации понес к выходу, к дверям, которые для них уже распахнули.
Снаружи их встречала беснующаяся, ликующая толпа. Счастливые лица, цветы, лепестки, смех детей… все это обрушилось густым смазанным фоном, нахлынув волной, стирающей реальность. Соня успела только увидеть над собой бескрайнее голубое небо, без единого облачка. И потеряла сознание.
Люциан Драгон
— Не перетрудись, Златовласка, — фыркнул проходящий мимо Амир.
