– Ну да… – вздохнул я. – Не самая нужная тематика, согласен.
– Простите. – Илья Ильич посмотрел на меня. – Имена ваших спутников я уже знаю, а вот ваше…
– Забыл, извините. – Я встал с бревнышка, на которое примостил свою задницу, и протянул профессору руку. – Сват.
– Коротко и звучно. – А рукопожатие у профессора было хорошее, крепкое. – Ну, мое имя-отчество вы знаете.
– Так что там у вас за Конан-варвар нарисовался? – снова опускаясь на дерево, спросил я. – Поподробней бы. Сколько вас было, что за люди, откуда шли, куда, снаряжение…
– Вы не из военных? – внимательно посмотрел на меня профессор. – Вопросы такие… Правильные.
– Нет. – Я махнул рукой. – Самые обычные вопросы в этих местах. Скоро все тут живущие с таких вопросов разговор начинать будут.
– Если честно, у меня к вам тоже очень много вопросов, – признался профессор. – Но давайте я сначала расскажу о своих злоключениях, а уж потом вы мне, если захотите, расскажете о себе.
Илью Ильича сюда определил сын. Сам профессор не слишком всем этим интересовался, но отпрыск настоял, и вот в час икс пожилой преподаватель бухнулся на новую для себя землю, но не в комфортабельный дом в Нормалити («Ага! – завопил Трифон. – Три-два!»), а в какой-то куст, где он еще и поцарапался.
Поняв, что где-то что-то пошло не так, профессор сориентировался по солнцу и пошел на север. Почему на север? Он не знал.
Вскоре он встретил двух женщин средних лет, которых жутко смутил своим видом. Впрочем, он и сам смутился. Но потом рациональность победила, и они пошли дальше вместе. А на закате вчерашнего дня к ним прибился еще один попутчик, француз.
– Кто? – не поверил я своим ушам.
– Француз, Поль Грандье, – повторил профессор. – Родом из Нанта, это такой портовый город…
– Я знаю.
Надо отметить, я был удивлен.
Нет, понятно, что не одни братья-славяне на Ковчег места покупали, но все-таки – француз в наших краях? Чудно.
Профессор с доброй улыбкой подождал, пока я помотаю головой, и продолжил.
Переночевали они прямо на равнине, а утром их разбудили удары под ребра. На их маленькую группу наткнулся отряд звероподобного существа, которое называло себя Окунь. Был этот Окунь рыжеволос, лохмат и очень свиреп. Первым делом он сообщил всем, что они теперь его рабы, а кто с этим не согласен, тому он прямо сейчас проломит череп.
Поль, которому профессор перевел слова Окуня, было изготовился к кулачному бою, но рыжий поступил просто и бесчестно. Он запустил в француза палкой, которую держал в руке, причем очень ловко, попав в голову, после шустро к нему подскочил и проломил бедолаге череп несколькими ударами камня.
Показательная расправа деморализовала даже профессора, что уж говорить о женщинах. Впрочем, в таком состоянии находились почти все, кто шел за Окунем, – а это человек десять, причем среди них были и мужчины. Все они смирились с тем, что Окунь главный, и признали себя его рабами.
Собственно, в рабстве профессор пробыл недолго: поняв его бесполезность, Окунь хотел его было «пустить в расход» (именно так он это и назвал), но потом почему-то передумал и оставил здесь, в рощице.
– Надо думать, Настя, этот тот самый питекантроп, которого ты видела, – сказал я. – Ну, помнишь, вчера?
– Жуть какая! – Настю передернуло.
– Чего жуть? – Павлик зачерпнул воды. – Сват про это тебе и говорил, все так и выходит.
– Меня поразило не то, как легко он убивал, – сказал профессор, – а то, как быстро люди согласились с тем, что они рабы.
– И вы тоже, – не стал жалеть старика я.
– И я, – признал он. – Мне стало страшно. А сейчас – стыдно.
– И им стыдно, – заверил его я. – Но страх сильнее стыда. А что в группе за народ?
– Женщин человек шесть, – профессор пожевал губами, – мужчин четверо, но они все полностью сломлены. Я так понимаю, это в прошлом были люди умственного труда, не слишком подготовленные к подобным испытаниям.
Десять человек – неплохой ресурс, но нужны ли мне такие, как они? Четыре мужика не могут скрутить одного питекантропа? Ерунда какая. Один в ноги, второй на плечи – и все. Н-да… Знать бы, какие там у кого профессии, можно было бы понять, пригодятся ли они мне. Работягам, которых, по сути, на Земле почти и не оставалось, Ковчег был не слишком по карману, а клерки… Ну, они клерки и есть. Хотя… Я и сам тех же кровей, так что нечего заранее людей хаять. А вдруг? А если? Может, кто для души радиоделом увлекался или пулевой стрельбой? Опять же, среди них мог и врач оказаться. Не знаю, какой от него прок, но все-таки. И все равно основная надежда у меня на женщин – это могли быть врачи, химики и так далее. Полезные люди. Не производственники, нет, но специалисты.
– Так когда они ушли отсюда? – переспросил я профессора.
– Примерно полтора часа назад. – Илья Ильич поморщился. – Окунь – любитель длительного и насыщенного отдыха. Перед этим мы встретили еще одну девушку, и он ее… Простите, Настенька, но из песни слов не выкинешь. В общем, он назвал это: «Поставить кобылке свое клеймо». Причем два раза. Господи, как она кричала!
– Весело. – Павлик нехорошо нахмурился. – Сват, это же вообще за гранью.
Это все слова, мой милый мальчик. Слова. Подобные Окуни насиловали, насилуют и насиловать будут. К сожалению, их, как тараканов, не изведешь под корень. И когда (точнее – если) мы до него доберемся, убивать его будешь не ты, а я. Тебя он просто прикончит в силу того, что знает, как это делать. И самое скверное: он почувствовал, что теперь может убивать столько, сколько захочет. А скоро у него появятся подручные, и тогда тем, кто попадет к нему в руки, станет совсем плохо. Только изменить здесь что-то по большому счету невозможно, таких Окуней сейчас по планете бродит не пять и не десять, и всех их не перебьешь, хотя, конечно, к этому стоит стремиться. Каждый нормальный человек, если он себя таковым считает, должен убить бешеную собаку, когда ее встретит, просто для того, чтобы она не натворила бед. Да и в любом случае век его будет коротким, поскольку жить ему ровно до той поры, пока он не нарвется на спаянную группу с нормальными мужиками в составе. А то и с женщинами покрепче, есть такие. И все, был Окунь – и нет его. Но даже при таком раскладе бед до той поры он может натворить много. Но самое главное – он никого не жалеет. А ведь там могут быть очень полезные для меня люди, и чтобы психика их не сломалась вконец, наверное, все-таки нужно встать на след этого рыжего насильника.
– Не факт, что вы его найдете, – внезапно сказал профессор. – Я так понял, что у него нет определенной цели и четкого понимания, куда он движется. Он просто шатается из стороны в сторону и ищет все новые и новые жертвы. И еще мне показалось, что он от убийства получает удовольствие даже больше, чем от насилия.
– Вполне вероятно, – согласился с ним я. – Это больное существо, так что… По идее, на траве должны остаться следы – отряд не маленький, вытоптать должны тропинку будь здоров. Хотя. Мы сюда шли, ничего такого не видели. Может, трава уже поднялась просто?
– Идем, а? – обратился ко мне Павлик. – Мне людей жалко.
– А мне нас жалко. – Трифон встал напротив Павлика. – Их мы не знаем, так чего ради связываться с явным маньяком?
– У Свата ствол. – Павлик щелкнул лезвием своего «милитари», которое поднес к лицу Трифона. – У меня нож. А ты, если очкуешь, можешь остаться здесь, мы тебя с собой не зовем.
– Ну-ну, – остановил я начинающуюся перепалку. – Я еще ничего не решил. Илья Ильич… Черт. Можно, я буду называть вас Проф? Ей-богу, так проще. Или, если хотите, Ильич.
– Проф, и на «ты», – без лишней щепетильности согласился старик. – Давай все эти церемонии оставим там, на сгинувшей Земле. Так что ты хотел?
– Да, собственно, вопрос простой. Вы… То есть ты с нами?
– Я-то с радостью, – всплеснул руками Проф, конфузливо глянул на Настю и снова закрылся. – Но вам-то оно зачем? Я и вправду балласт.
– Да что вы такое говорите? – начала было Настя, но я махнул рукой: мол, помолчи.
– Проф, ты сколько языков знаешь? – глянул я в глаза старику.
– Шесть европейских, пять восточных, – немедленно отозвался тот. – Английский, французский, немецкий, шведский, датский, венгерский. Восточные называть?
– Нет, – помотал я головой. – Зачем? И так все ясно. А вот теперь скажи: если уже попался один француз, сколько еще иноземцев мы можем встретить? И как нам с ними договариваться? Крепко подозреваю, что здесь все знают только английский.
– Я немного китайский знаю, – буркнул Трифон.
– Это да, это сильно, – признал я. – Ну так что, Проф, ты с нами?
– Конечно. – Профессор встал и протянул мне руку. – Спасибо.
– Насть, придется твой узелок распатронить, – развел я руками. – И подтяжки надвое разрежь.
