В своих горестных мыслях он отвлекся, забылся, устремив расплывшийся взгляд куда-то под ноги – на комки серовато-коричневого грунта… Душа снова заполнилась воспоминаниями о Виктории – неспокойными, полными мучительного напряжения. Суждено ли еще свидеться, прогуляться по тем тенистым улочкам уютного городка? Посидеть в полумраке того славного кафе, где частенько с нею ужинали и потягивали приятное сухое вино?..
Печально усмехнувшись, он потер двумя ладонями лоб: «Как же оно называлось, то кафе?.. Неброская бежевая вывеска с черно-красными буквами… Короткое слово на „В“. „Волна“? Нет – что общего у волны со степным Ставропольским краем?! „Весна“? Не то… „Встреча“? Похоже, но не так… „Визит“! Конечно „Визит“ – вспомнил!..»
Вдруг слева от Всеволода что-то произошло: чья-то фигура резко метнулась в сторону, зашуршала каменистая почва…
Он очнулся, быстро поднял голову и… замер.
Распутав каким-то образом на запястьях конец веревки и подгадав удобный миг, Кравец резко сорвался с места. Пригнувшись и виляя, точно заяц, он в три прыжка достиг края склона и нырнул вниз…
От неожиданности подполковник с капитаном вскочили на ноги, но кто-то из стражей тут же заорал, ткнул в грудь стволом автомата, заставил снова сесть на прежнее место; для убедительности выстрелил в воздух…
Вокруг слышались зычные крики, щелчки затворов – чеченцы гурьбой бежали к оконечности плато.
А еще через секунду перевал потонул в грохоте стрельбы – как минимум два десятка бандитов стояло у склона и поливало очередями проворного пленника.
Сжав кулаки, спецназовцы молча смотрели на безумство молодого товарища; на его отчаянный поступок; на последние секунды его жизни…
Шарахаясь от визжавших рядом пуль, он успел пробежать метров сто, не больше. Потом дернулся, неловко преодолел еще несколько метров; споткнулся и… кубарем полетел по тропе.
Беспорядочная пальба стихла. Не желал угомониться лишь снайпер, покуда не израсходовал все десять патронов магазина старенькой СВД. Закинув же винтовку на плечо, довольно хмыкнул и, указывая рукой вниз, что-то задорно крикнул. Толпа «чехов» медленно разошлась по плоскогорью…
«Все кончено – Кравец мертв. После работы снайпера с такой небольшой дистанции, шансов выжить у него нет. Как пить дать, нашпиговал мальчишку пулями. Сволочь!.. – плевался Всеволод. – Поторопился лейтенант! Не выдержал!.. Поспешил глупыш…»
Несколько «духов» дотошно осмотрели связанные руки оставшихся пленников, да так и остались стоять рядом, для острастки поводя у самых лиц автоматными стволами.
«Да, его многие считали обузой для боевой группы. Вечно делал не то и не так – дрейфил, малодушничал, не дорабатывал, не поспевал за остальными, – пристально и неотрывно смотрел в одну точку Барклай. Затем, с горечью подумал: – Ну, а сам-то ты, каким был в лейтенантскую пору? Неужто забыл? И взбучки с выговорами в личное дело зарабатывал, и в неумехах числился, и даже по мордасам от местной шантрапы регулярно получал – не всегда удавалось грамотно за себя постоять. Далеко не всегда…»
Скоро по разрозненным группкам чеченцев прокатилась команда к продолжению похода. Подполковник нехотя поднялся, в последний раз глянул вниз, вдоль склона – туда, где у россыпи крупных валунов виднелось маленьким бесформенным пятном окровавленное тело подчиненного…
Тяжело вздохнув, повернулся и, натягивая веревку, увлек за собой прихрамывающего Толика.
Способ седьмой
14-15 декабря
«Сторожевик пришвартовался к берегу под утро. Только где пришвартовался: в Сухуми, в Поти, в Батуми?.. – анализировал увиденное летчик, – сейчас солнце освещает правый борт чуть спереди. Стало быть, мы летим на северо-восток – в сторону Российско-Грузинской границы…»
Полет продолжался около часа, и все это время он мучительно прикидывал, подсчитывал, гадал…
Наконец, пилот резко завалил крен, бросил машину вниз и грубовато приложил ее о ровную площадку – ударившись, та подпрыгнула и неловко шмякнулась лыжами о снег вторично.
«Спасибо, что не убил… Похоже, ни хрена нет опыта посадок на высокогорные площадки. Нехорошая примета, ну да ладно – мелочи!» – рассудил Макс.
Когда двигатель смолк, но лопасти по инерции еще вращались, ему удалось получше рассмотреть крохотный горный аэродром, обустроенный на идеальном плоскогорье. Скоро щелкнул замок дверцы, Максима рывком подняли с кресла и бесцеремонно вытолкнули наружу так, что он, запнувшись о стойку лыжи, упал на промерзший грунт. Конвоиры снова поставили его на ноги, с головы резко сдернули повязку, подхватив под руки, повели к краю летного поля.
Яркое солнце резануло, ослепило глаза, заставило на пару секунд зажмуриться, опустить голову.
Привыкнув к свету, майор мимолетно оглянулся по сторонам. Короткая грунтовая взлетно-посадочная полоса; стоящие вдоль нее три стареньких «кукурузника» с зачехленными кабинами; пяток обшарпанных вагончиков для охраны и авиационной обслуги; с южной стороны уходящий вниз пологий заснеженный склон, частично поросший высокими хвойными деревьями; несколько протоптанных в снегу тропинок, беспорядочно пересекающих горбатый откос…
По одной из этих тропинок они неторопливо спускались около четверти часа, следуя вдоль опушки постепенно густевшего леса. Наконец, впереди замаячили фигуры людей; показались приземистые деревянные строения, наполовину врытые в землю и перекрытые бревнами на манер блиндажей и землянок. Слева же – там, где заканчивались стройные стволы кедров и сосен, слепивший белизной южного склона снег отчего-то сменился темнеющей перепаханной почвой. На этом странном участке возделанной земли, затерявшемся среди нетронутой человеком дикой природы, так же копошились люди.
Максима провели мимо вооруженного поста, охранявшего проход в плотном ряду колючей проволоки. Затем старший из провожатых о чем-то недолго поговорил с двумя подошедшими мужчинами в серой камуфлированной форме и куда-то исчез.
Его подтолкнули в спину и заставили двигаться к опушке. По дороге один из местных охранников скупо обмолвился по-русски:
– Будешь отлично работать – останешься жить.
Край леса так же оказался опоясанным забором из колючки; и точно так же у прохода дежурила парочка охранников с автоматами. Здесь же Скопцову вручили похожий на мотыгу инструмент с длинным деревянным черенком и передали одному из тех надзирателей, что наблюдали за работавшими в поле людьми.
– Гачердеба! – грубо скомандовал он, подведя к пашне. И, указав на крайнюю полосу, добавил: – Мушаобс!..
– Мушаобс… – подчиняясь, проворчал пилот. – Так бы и сказал по-русски: арбайтен!..
Зимнее солнце изрядно пригревало южную сторону хребта – некоторые из мужчин, мерно разбивавших своими мотыгами твердые земляные комья, скинули телогрейки, оставшись в засаленных футболках, мятых и порванных рубахах. Пленному летчику отвели для обработки самую крайнюю борозду кособокого поля – здесь он должен был выполнять ту же работу, что выполняли и остальные с похожими инструментами.
Вероятно, еще с осени этот прямоугольный участок склона был обильно усеян скошенной где-то поблизости многолетней травой. Теперь же, судя по тому, что делала сотня работяг, образовавшийся компост следовало хорошенько размельчить и перемешать с мерзлой почвой.
Еще несколько человек сновали по полю и разбрасывали горстями какой-то белый порошок, периодически возвращаясь к большим пухлым мешкам и пополняя его запас в ведрах…
– Эй! – окликнул Скопцов ближайшего охранника.
Конец отведенной борозде виднелся где-то у горизонта, и майор возжелал определиться с дневной нормой. Но охранник даже не повел бровью…
– Эй, товарищ! Камрад! Гнида!.. – вторично попытался привлечь он его внимание.
Теперь тот вяло посмотрел на новичка, поднял ствол автомата и, щелкнув предохранителем, изрек уже знакомое:
– Мушаобс!
Несколько минут пришлось долбать мотыгой по комьям…
Но едва надзиратель отвлекся и отошел, он сызнова воткнул средневековое орудие труда в землю и начал донимать соседа по борозде:
– Чем это вы тут занимаетесь, браток?
Ближайший сосед – тощий мужик с рябым лицом, мимолетно оглянулся; не разгибая спины и меленькими шажками удаляясь от новенького, продолжал все так же методично перемалывать прошлогоднюю траву.
Скопцов посмотрел в голубую бездну неба, покачал головой – видать сегодня интересного собеседника не сыскать…
Рябой же запоздало посоветовал:
– Ты брался бы за работу лучше, а не маячил свечкой посреди делянки.
– А если не возьмусь?.. – вызывающе усмехнулся он.
– С такими тута разговор короткий. За так похлебку давать не будут. Сначала ребра намнут, а потом – ежели не поймешь, то и вовсе на тот свет отправят. Патронов они на бузотеров-то не жалеют…
