Через пять дней, под вечер, добрались до этих Студеных Липок. Большое село, под сотню дворов. Пошел искать старосту и тыкать в него бумагами Петра. На его деревню не покушался, за работы обещал щедро платить, и даже дал задаток, аж десять рублей, что по местным меркам тут же сделало меня благодетелем и отцом родным. Деревня засуетилась.
Первым делом, свел своих мастеров и местных добытчиков. Пускай обсуждают, где и как будем ставить завод и домны, сам, со старостой решал вопрос строительства. Где берем камень и прочее, особенно актуален был кирпич на домны, который долго делать, а надо его много. Потом сходил послушать разгорающиеся споры мастеров и добытчиков, где удобнее ставить завод. Ничего то они в заводах не понимают, ну зачем нам завод в глубине леса? Пусть там делают предварительную выплавку местные, как они привыкли. Принял волевое решение, ставим завод тут, на противоположном от села берегу реки Липки и на впадении ее в реку Воронеж. Оставил мастеров спорить дальше, пошел к старосте, обсуждать подробности. Рабочий барак надо было начинать ставить прямо сейчас, из сырого леса и по морозу, поставим на месте будущей рабочей слободы, потом разберем, когда летом на всех домики построим. Староста от таких перспектив стал предельно счастлив. Обещал на строительство, пригласить чуть ли не три сотни плотников из окрестных деревень, а так как делать им было зимой все равно особо нечего, мною были назначены просто смешные зарплаты, по рублю в месяц. Но, кажется, сильно завысил, за такую зарплату тут согласятся работать и шесть сотен. Поправился, рубль мастерам, остальным пятьдесят копеек. Вот теперь, похоже, порядок. Но все равно, сотен пять на строительство придет. Рекомендовал старосте задуматься о подвозе продуктов и кормежке этой толпы, причем поваров готов принять на тот же оклад в пятьдесят копеек, а вот на еду пускай скидываются рабочие, могу дать только небольшие кормовые деньги на первое время. Обсудили и еще несколько бытовых мелочей. Потом удивил старосту предложением заключить контракт, он, похоже, никогда такого не видел, однако записать на бумаге, все, о чем договорились, в том числе о кормлении и поставках продуктов, согласился, и даже крестик поставил. Как все запущено в центральном регионе, надо с этим, что-то срочно делать. Намекнул старосте, что в ближайшее время будут цениться посевы льна и если он займется этим вопросом, и другим деревням в округе намекнет о том же, то большие партии льна буду готов скупать через своих приказчиков прямо тут, на заводе.
Заглянул к мастерам, там набирали обороты споры, как сделать все лучше и больше, не стал вмешиваться, к утру устанут и все решат, такое уже не раз видел, вмешательство только все портило. Двинулся на место будущего глобального строительства, где уже был разбит наш лагерь, и вкусно пахло от кухонь.
Утром опять решал общие вопросы, не влезая в споры мастеров и местных — посмотрим, как мастера сами справятся, а то пристрелят меня и все развалиться. Надо больше самостоятельности мастерам давать.
Уехали из Липок, оставив на строительстве трех мастеров, и еще четыре должны будут со дня на день приехать из Тулы, вместе со святым отцом — вот им и поднимать завод. Основные задачи заводу поставил крепеж для кораблей, и дельные вещи. А пока пусть занимаются изготовлением станочного парка и перекладкой одной домны из нескольких мелких местных домниц.
Караван бодро побежал дальше, к нашей первой верфи у села Ступино, куда добрались только через двое суток. Деревня была маленькой, на возвышенном левом берегу реки Воронеж. Задержались тут на два дня. Решать со старостой было особо нечего, просто представился, поговорили, да проводников получил. Долго рубили полыньи в отобранных, по рекомендациям проводников, под верфи местах, чуть ниже деревни, у ручья. Полыньи нужны были для составления рельефа дна — крайне необходимый нюанс при строительстве тяжелых фрегатов. Оставил четырех своих корабелов и с ними пятерых мастеров с подмастерьями, пускай прикладывают на место планы наших верфей на 12 эллингов, мастерских и водяного колеса, с плотиной.
С раннего утра, сильно поредевший караван направился к деревне Рамонь, до которой оставалось менее 10 километров. Будут верфи у меня близкими соседями, мало ли, какая нужда возникнет.
Рамонь была крупнее Ступино, более того, тут уже стоял небольшой обоз с запасами и работниками для верфей. Сотня рабочих рук не помешает, да и посмотреть интересно, каких работников купцы присылать будут.
Место для верфи подобрали ниже деревни, нашли, на мой взгляд, вообще единственное подходящее место для крупных кораблей, в остальных местах только шнявы строить. Думал даже идти еще ниже, к Воронежу, но все же удача нам улыбнулась.
Проруби тут наковыряли быстро, сдвинули, по результатам промеров, эллинги еще ниже по течению, и оставил мастеров разбираться дальше самим. Вернулся в деревню, для переговоров с местной администрацией.
Уже на следующее утро остатки обоза, из трех саней, пошли на преодоление оставшихся до Воронежа трех десятков километров, с чем и управились к вечеру.
Воронеж предстал россыпью маленьких огонечков, карабкающихся по склону холма высокого правого берега. Разыскивать кого-то из администрации, а тем более устраивать экскурсию по городу было поздновато. Зато на берегу, чуть выше острова, делящего реку на два рукава, увидел первые признаки русского флота. На правом берегу, в низине у реки стояли, вытащенные на берег, три крупных корабля и семь галер, оказавшихся так же не маленькими, совсем немного уступающие кораблям в длине. Дал команду, становиться рядом с ними лагерем, ответственные за все эти корабли сами найдутся.
С ответственностью оказалось даже хуже, чем мог предположить. До середины дня никто не интересовался, что мы делаем около надежды и опоры русского флота, глядя на которую все меньше верил байкам офицеров, как они гоняли турецкую эскадру от Азова. Осмотр кораблей показывал, что строили их, как и предполагал, для галочки, галеры и то лучше выглядели, чем эти многопушечные дуры. Вывод, флота у меня нет, зато есть брандеры, что, тоже неплохо — надо быть оптимистом и искать приятные моменты. Поискал еще приятного — тут будет школа моряков, для экипажей моих фрегатов. Тренажеров для обучения тут целых три. Приободрился, осмотрел низину уже прицельно, на берегу выросли корпуса для экипажей с цитаделью адмиралтейства во главе, а остров напротив оседлали высокие стены цейхгауза, или, если проще, склада вооруженного пушками. Поделился мыслями с сотником, который так же хозяйственно осматривал берег. Начали бурно обсуждать и размахивать руками. Тут то, наконец, нами поинтересовались, а то уж думал до лета никому нужны не будем. Нашел еще один приятный момент во всем этом бардаке — есть, кому и за что вставить огромную клизму.
К воеводе карабкались на холм. Большая часть города, и небольшая деревянная крепостица были довольно далеко от реки на вершине холма и дальше. Поднявшись на холм, смог, оценить значительные размеры города, и как следствие, многолюдность. Этот нюанс порадовал, особенно накладываясь на чувство вины воеводы, которое ему прямо сейчас обеспечу. Проштрафившийся воевода, плюс густонаселенный город, равно много рабочих бригад прямо сейчас, а, не дожидаясь людей от купцов. А город действительно был большой, не меньше Архангельска, а то и больше, тут, как позже выяснилось, даже своя пожарная команда была, городской совет и гостиная сотня купцов, со всем необходимым. Городом управляет воевода, но он человек, от Москвы сильно зависимый, их каждые два года назначают приказом из центра. В связи с этим мои бумаги тут будут иметь абсолютный авторитет, и можно смело использовать весь город на государево дело.
Вставить клизму воеводе не получилось. Только начал потрясать бумагами, распаляя себя для полноценного разноса — а воевода уже шлеп на спинку и лапки кверху. Посредственная он личность, надо вводить должность коменданта адмиралтейства, и подчинять воеводу ему. Все же, за отсутствие охраны у кораблей и то, что корабли не протапливают, устроил образцово показательную клизму, но без души, меня мама в детстве учила не бить лежачих, если уж очень надо, просто пристрелить, но не мучить.
Далее перечислял, что мне надо, не реагируя на подобострастные кивания и поддакивания. Вышел от воеводы как оплеванный, крайне неприятно. Проконтролировал, насколько быстро побежали курьеры, разносить указания, наверное, искал, к чему придраться и как следует спустить пар, но сдержался, да и повода не дали.
Город на глазах превращался из сонного, засыпанного снегом, зимующего медведя, в этого же мишку, только потыканного острыми рогатинами охотников, то есть разбуженного и весьма злого. Народ был всем недоволен, и в первую очередь своим воеводой.
Пока разбирались с рабочими отрядами, и охраной адмиралтейства, осматривал крепость. По рассказу воеводы о городе, которым мы и закончили общение, эта крепость служила ранее последней чертой русских земель, и входила в белгородскую засечную черту.
