Яна план раскритиковала, сказала, что он зря старался, и Стас, в общем-то, с ней согласился, но он просто не мог не попытаться воплотить этот план в жизнь. Пока водитель собирал с пассажиров деньги, Стас вышел из автобуса через заднюю дверь и вернулся к девушке, дожидающейся за кустами.
— «Улица Ленина, дом двенадцать», — прочел он на вывеске, кое-как прибитой к забору возле низкой калитки. — В записке был этот адрес.
— Надо было купить мне какие-нибудь брюки, — сказала Яна. — У нас же есть деньги.
Платье и правда не соответствовало сезону. Но не было времени останавливаться, искать вещевой рынок или магазин… Беглецам и так повезло — вскоре после отъезда автобуса с курткой под задним сиденьем им на проселочной дороге, немного в стороне от шоссе, удалось поймать грузовик. Водитель согласился за двадцать баксов подвезти почти до того места, которое называл Шут в письме, так что осталось пройти километров пять, не больше. Яна под конец пути едва волочила ноги, да и Стас сильно устал, но шел и шел и тянул за собой девушку — она бодрилась, старалась шагать быстрее, хотя постепенно отставала все больше, так что в конце концов Стас уже едва не нес ее.
Он постучал в калитку. Дом был одноэтажный, с небольшой застекленной верандой, во дворе — гараж и сарай. Особого впечатления все это не производило: гараж без ворот, внутри видна старая «Нива», крыша сарая прохудилась, шифер на доме местами побит, один угол под козырьком потемнел от влаги.
В прикрытых линялыми занавесками окнах горел тусклый свет. Стас постучал опять. Донесся шум мотора, они оглянулись — из-за поворота медленно выкатился УАЗ. Скорее всего, с белорусским погранпатрулем.
— Черт! — Стас шагнул ближе к забору, почти прижавшись, к нему, потянул за собой Яну. Они замерли. Машина стала медленно поворачивать, лучи фар заскользили по домам. Стас толкнул калитку, но та не открывалась.
За окном возник силуэт. Скрипнула дверь, раздались шаги.
— Они нас сейчас заметят! — прошептала Яна. Испитой голос за калиткой спросил:
— Кто там приперся?
Пограничники ехали к аномалам. Ближе к обочинам асфальт был совсем горбатый, в трещинах, без разметки, машина катила посреди улицы. Фары не освещали двух людей, почти прижавшихся к забору, но когда патрульные приблизятся, то обязательно увидят Мага и Тьму.
— Гриша! — позвал Стас, надеясь, что во дворе появился именно тот человек, о котором писал Шут. — Нам на ту сторону надо.
— Чего?
Лязгнул засов, калитка приоткрылась, и в проем выглянул небритый мужик с обвисшими щеками.
— Вы кто такие?
— Мы от Пети. — Стас первым сунулся во двор, потянул Яну за руку. Хозяин удивленно подался назад, и они скользнули в проем.
— Какого Пети?
От мужика плеснулось подозрительностью и легким испугом, а еще чем-то мутным… Он пьяный, понял Стас. Хотя не сильно.
Воры!
— Мы не воры, — поспешно сказал он.
УАЗ почти поравнялся с ними, и Яна прикрыла калитку. Льющийся из дома свет озарял мужчину лет пятидесяти, с круглым животом, в спортивках с пузырями на коленях и грубом свитере.
— Нам Петя сказал, что к тебе можно обратиться.
— Да какой Петя? А, толстый! С чем обратиться?
— Нам надо на ту сторону. Мы заплатим.
Яна вышла из-за Стаса, и Гриша вылупился на ее ноги. И снова Стас ощутил всплеск эмоций — неприятный, нечистый, словно клубы дыма от горящей мусорной кучи. Стало противно: это было не вожделение, с каким мужчина смотрит на красивую девушку, а животная похоть.
Из глубины дома донесся скрипучий женский голос. Гриша с заметным усилием отвел взгляд от Яны.
— На ту сторону им… Ну, завтра заходите.
— Нет, нам этой ночью надо.
Хозяин хмыкнул с недовольством:
— Ночью! Вот прямо так ночью?
— Этой ночью, — твердо повторил Стас.
Жадность, алчность…
А потом он увидел цифру: четыре.
— Четыре штуки, раз этой.
Стас прищурился. Он знал, что Гриша назовет именно эту сумму! Впервые он не просто ощутил эмоции или смутные намерения собеседника, но понял нечто более конкретное.
— По тысяче за человека дадим.
— Да ты че — по тыще! Охренел, пацан? Тут перед выборами знаешь какой шухер? Пограничники туда-сюда шастают, всех проверяют.
— Хорошая сумма — две тысячи долларов, — сказал Стас, ощущая, как жадность борется в Грише… с еще большей жадностью.
Снова из дома донесся голос — женщина окликнула хозяина, брюзгливо спрашивая, чего он торчит на улице.
— Заткнись! — приказал он, не оглядываясь, снова прилипнув взглядом к ногам Яны. — Ладно, в час ночи подваливайте.
Гриша собрался уйти, и тогда Яна сказала:
— Григорий, а нам нельзя у вас подождать? Мы очень устали, хотим немного отдохнуть.
Похоть, жадность, недовольство — посторонние в доме…
— Раз подождать, тогда по тыще сто, — отрезал Гриша.
Пришлось согласиться, и хозяин повел их в дом. Когда закрыл входную дверь, в глубине дома раздалось:
— Кого это ты привел?!
— Пасть заткни! — гаркнул Гриша в ответ.
В доме было полутемно и воняло кислятиной. Потертые ковровые дорожки, скрипучие двери, темная мебель… Гриша все время пялился на Яну. Перед лестницей, ведущей на застекленную веранду второго этажа, протянул Стасу руку:
— Деньги давай.
— Все получишь, когда поможешь нам, — сказал Стас.
Он чувствовал, что проводник вроде бы не собирается их обманывать, но какие-то смутные мыслишки шевелились у того в голове, и рисковать не хотелось.
Гриша разозлился:
— Тогда валите на хрен! Может, у вас и денег нет, отвернешься — хату обчистите.
Стас слишком устал, чтобы спорить. Чтобы поскорей покончить с этим, он просто показал пачку купюр. И тут же от собеседника пахнуло теплой затхлой волной: интерес… алчность…
— Половину вперед давай. — Гриша говорил по-прежнему уверенно, но прежнего нахального напора в голосе поубавилось. Теперь он что-то напряженно обдумывал.
Стас видел: хозяин подцеплен на крючок, теперь ни за что не упустит эти две тысячи двести баксов… Но не только алчность и похоть — иное, недоброе и опасное, клубилось в его сознании. Вот только что именно, определить не получилось, Гриша и сам не очень-то осознавал свои мысли.
Стас достал четыре сотенные банкноты, сунул в большую вялую руку, сказал:
— Остальное дам в конце.
Гриша с недовольством забрал деньги, покосился на Яну и стал подниматься по лестнице.
По веранде гулял сквозняк. Кусок стекла в углу окна был отколот, на подоконнике под ним расползлось пятно грязи. Скрипучие доски на полу, продавленный диван, два кресла, столик, ваза с уродливыми пластмассовыми цветами, на стене выцветшая картина с казаком на коне — жалкая попытка создать уют.
— Нам бы поесть, — сказала Яна.
— И карту этого района, — добавил Стас. — Найдется у тебя?
— Поесть им, карту…
Недовольно ворча, Гришу ушел. Яна села в кресло, сняла куртку Стаса и накрыла колени. Снизу забубнил женский голос, в ответ Гриша заматерился, раздался треск, потом звон, что-то с дребезжанием покатилось…
— Ну и место, — тихо сказала Яна. — Мы — дети, сбежавшие из дома, а это — пещера злого великана, куда мы забрели, и он хочет нас съесть.
— Да ладно, не выдумывай. — Видя, что ей холодно, Стас стащил с дивана покрывало, свернув, закрыл дыру в стекле.
Гриша вернулся с тарелкой холодной вареной картошки, куском хлеба и бутылкой, в которой плескалась мутно-рыжая жидкость. Поставил на стол, рядом бросил засаленную карту, неодобрительно покосился на покрывало в дыре.
Когда Стас развернул карту, хозяин сказал:
— У меня брательник еще в девяностые челноком работал, пока не сел, это его карта. На ней маршруты всякие отмечены и автобусные остановки. Хотя могли и смениться с тех пор.
Вышел на лестницу и, закрывая дверь, добавил:
— Выезжаем в час ночи, чтоб были готовы.
* * *
Егерь ни на минуту не поверил в то, что одержимые, как сообщил ему синтетический голос, уехали в Калугу — это хитрость, обман. В Белоруссии, а тем более в Украине у КАСа меньше возможности искать их, так зачем оттягивать пересечение границы, пусть даже между Белоруссией и Россией она формальная?
У КПП стояла вереница машин, отдельный ряд грузовиков, отдельный — легковых. Впереди виднелись ворота белорусско-украинской таможни, вокруг автомобилей сновали таджики и другие люди «неславянской внешности», просящиеся в машины, чтоб въехать на таможню. Так пограничники их пропускали, а пешком — нет.
Егерь поставил «Форд» в стороне и прогулялся вдоль колонны, заговаривая то с одним, то с другим водителем. По их словам, если не хочешь проблем на таможне, надо заплатить сто долларов для грузовика и пятьдесят для легковухи. Не платишь — тебя все равно пропустят (если, конечно, не везешь что-то запрещенное), но придется стоять в длинной очереди. Дальнобойщики азиатов в машины не брали, таможенники на это смотрели косо, хотя частники иногда и провозили из жалости.
