За ним следом в квартиру протиснулся и второй. Осторожно прикрыл за собой дверь и даже повернул головку замка. Вот этот его жест Алисе совершенно не понравился, и она попыталась возмутиться.
— В чем, собственно, дело?! Вы кто?!
Они почти синхронно полезли в боковые карманы одинаковых кожаных курток. Достали оттуда по удостоверению, одновременно распахнули у нее перед носом, хотя могли и не стараться, она все равно ничего не разобрала. Догадалась просто, пробормотав вопросительно:
— Вы из милиции?
— Да, оттуда, — кивнул тот, что постарше, и глянул на нее с жалостью. — Вам нужно проехать с нами, Алиса Михайловна.
Юра! Все-таки что-то с ним! Видимо, что-то совсем ужасное, раз зовут с собой. Обычно такое бывает, когда необходимо… опознать тело!
— Что с ним?! — едва слышно прошептала она, тут же подумав, что байка о том, что двум смертям не бывать, чушь собачья. Она вот за сегодня уже в десятый раз, наверное, помирает. — Не молчите! Что с ним?!
Парни из милиции быстро переглянулись. В этот раз инициативу перехватил молодой, равнодушным голосом ответив:
— Он убит выстрелом в сердце, разве вам об этом неизвестно?
— Мне известно? Выстрелом?! В сердце?! Господи! Да за что же?! За что?!
Алиса привалилась к стене прихожей, тупо рассматривая обоих милиционеров.
Почему у них всегда такие равнодушные лица? Серые, без мыслей, без чувств. Они только что сказали ей о том, что кого-то убили выстрелом в сердце, и ни один мускул на лицах не тронуло элементарное сочувствие. А кого… убили?! Юру?!
— Юрочка… Юра… Его убили! Господи! Он только сегодня сделал мне предложение, вы понимаете?!
Алисе показалось, что на ее лице совсем не осталось кожи. Будто кто-то содрал ее властной рукой, обнажив кровоточащие, саднящие от боли мышцы. Сводило скулы, щипало глаза, полз куда-то вбок рот и дико, как от судорожного смеха, трясся подбородок.
А этим двоим все нипочем. Снова уставив друг на друга окаменевшие от чувства выполняемого долга лица, они в такт пожали плечами. И тот, что старше, с недоумением выпалил:
— Какой Юра?! При чем тут какой-то Юра, Алиса Михайловна?! Речь идет о вашем директоре — Калинине Сергее Ивановиче! Бывшем теперь уже. Это его, а не какого-то там Юру убили выстрелом в сердце прямо в собственном кабинете, прямо в разгар рабочего дня, правильнее сказать, под занавес.
Алиса ничего уже не соображала. В голове была та самая каша, которую она готовила Калинину по утрам в дни их общих командировок. Овсяная с фруктовыми наполнителями. Каша… Каша… Сергей Иванович… Убит?! Убит Сергей Иванович?!
— Господи! — снова простонала она и, не удержавшись, сползла по стенке на пол. — Его, значит, убили?! Но кто?!
И вот тут впервые старший улыбнулся. Дрогнуло окаменевшее в суровых буднях лицо, выпустив на свет божий отвратительную по сути своей улыбку.
Он улыбнулся, присел перед Алисой на корточки и, почти лаская ее моментально потеплевшими глазами, проговорил:
— Вы и убили его, Алиса Михайловна.
— Я???
— Вы! Говорят, вы!
— А как?.. Кто?.. Кто говорит?
— Все! Все, кто видел, как вы входили в кабинет Калинина за три минуты до выстрела. Так вот, уважаемая, Алиса Михайловна. А теперь собирайтесь…
Глава 8
Артур Всеволодович Вешенков смотрел на скорчившуюся перед ним на казенном стуле Соловьеву совершенно без чувств. У него не было к ней ни жалости, ни сожаления, отсутствовал и обычный охотничий азарт, зудящий иногда под ребрами. Иногда, когда особо хотелось разоблачить преступника и отправить его за решетку.
Сейчас азарта не было, да и разоблачать было некого. Вернее, все было просто и понятно, как дважды два. Понятно и предсказуемо.
Девушка будет долго отпираться, возможно, плакать. Станет затем искать причину своего импульсивного поступка. Хотя убийство поступком назвать затруднительно. Ну, да это детали…
Так вот после долгих объяснений, препирательств, адвокатской возни и бумажной волокиты Вешенков отправит-таки ее за решетку. И ему совершенно не жаль ее. Скорее, он ее презирал. И за дурацкое убийство, которое перечеркнуло ее, обещающую стать красивой, жизнь.
А чего ее жизни при таких внешних данных не быть красивой? Все предпосылки к тому имеются…
Еще презирал за то, что убийство, совершенное ею, выглядело абсолютно нелепым.
Ну, зачем?! Скажите, зачем убивать шефа?! Наказать захотела за собственное увольнение? Наказала, называется! Себя разве — лет на восемь-десять…
И что самое главное, Артур Всеволодович Вешенков презирал Соловьеву, тихонько так, ненавязчиво, за те усилия, которые будет вынужден затратить на нее.
Созналась бы сразу, без ломок, бессонных ночей и истеричного всхлипывания: «Да за что, да почему, да все вы гады…» Насколько бы тогда легче дышалось! И времени сколько бы освободилось. Уж он-то знал, куда его потратить. Удочки все паутиной поросли, будто мхом…
— Итак, гражданка Соловьева, вы по-прежнему утверждаете, что во второй половине дня не возвращались к себе на службу? Что не имели пистолета, от которого потом избавились, выбросив на задний двор из коридорного окна? И так же будете упорствовать, утверждая, что не убивали Калинина Сергея Ивановича?
Алиса судорожно дернула головой, выпрямляясь на стуле. Стиснула ладони на коленках, потом вдруг разжала их и положила на стул, придавив ногами. Уронила голову, занавесившись от следователя рыжей гривой, и молвила:
— Ага!
— Что — ага?! — Артур Всеволодович мысленно чертыхнулся.
Ну! А что он говорил! Как раз то самое и начинается! Вполне закономерная канитель: вопросы-утверждения, ответы-отрицания. Сколько, интересно, это продлится в данном конкретном случае?..
— Утверждаю и утверждать буду! — Соловьева чуть приподняла подбородок, глянув на Вешенкова из-за путаницы рыжих прядей зло и непримиримо. — Никуда я не возвращалась. Ни от какого пистолета не избавлялась, потому как у меня его никогда и не было. И никого, а уж тем более Сергея Ивановича, я не убивала! Попробуйте доказать обратное!..
«Сука!» — тут же подумал Артур Всеволодович, и полное равнодушие с легкой примесью легкого презрения начало постепенно вытесняться темным глухим раздражением. Признак был нездоровым, поскольку непременно навлекал на его голову внутреннее нездоровье.
Приступ желчно-каменной болезни был обеспечен — раз. Головная боль, как вытекающее, — два. Ну, и соответственно скандал с супругой, которая давно требовала его увольнения и трижды в ультимативной форме грозила разводом.
Четвертого раза не будет, вдруг понял Вешенков, почувствовав, как правое подреберье потихоньку заполняется тупой тягучей болью. На четвертый жена точно уйдет, раз грозила. Она слов на ветер никогда не бросает, и тогда ему либо со службы увольняться, либо… со службы увольняться, потому как без жены он жить не мог. И любил, и привык, и удобно было. Да что там говорить, с десяток причин наберется, из-за которых ему не хотелось, чтобы уходила его милая Лялька.
И все ведь из-за кого?! Из-за этой дрянной девки с рыжими лохмами, которая уперлась и отрицает очевидные вещи!
Бросить все, что ли, к чертовой матери, а? Взять посадить эту Соловьеву под замок — он имеет на это полное право — и уехать домой, а? Пока еще боль не скрутила его в бараний рог, отдаваясь колокольным звоном в затылке. Пока еще все не так страшно и пока еще Лялька дома…
Может, и правда, ну ее к черту, эту рыжую! Пускай сидит себе на нарах и зреет, как сгнивший в зародыше плод. А он поедет домой, примет лекарство незаметно от жены. Потом залезет в горячую ванну и пролежит там минут сорок, пока приступ, не раскачавшись, исчезнет в никуда.
Ну, не бросать же работу в самом деле из-за того, что…
— Артур! — В дверную щель протиснулся Валера, тот самый, с которым они ездили за Соловьевой, и сделал ему знак выйти. — На минутку!
Вешенков моментально разозлился.
Ну что в самом деле за детский сад! Он только-только заготовил для этой рыжей убийственную речь, под которую плавно перевернет страницу в только что начатой папке с делом за номером таким-то. Только собрался под едва слышный шорох страниц обрисовать девице ее незавидное будущее и уйти затем с многозначительной улыбкой, сдав рыжую на руки конвойным. Как тут является Валера и комкает все одним своим появлением.
Он же — Вешенков — не дурак был. Он же понимал, зачем тот явился. По негласно существующему закону в их следственном отделе никто не смел входить во время допроса. Никто!
За исключением начальства. Могли, могли, конечно же, быть еще и обстоятельства, диктующие необходимость. Но…
Ну, никак не хотел Артур Всеволодович сейчас этих обстоятельств! Никак и ни под каким видом, даже под видом виновато улыбающегося Валеры.
— Ну, чего тебе, чего, Валерик, друг?!
