Вопросы у собравшихся наверняка остались, но работники муниципалитета знали основной закон подобных коллективов — ‘Не высовывайся!’. Все, кроме нас с Митяем, послушно молчали всё собрание. Даже Карина, которая, видимо, ещё на что-то надеялась вопреки здравому смыслу. Мне стало её немножко жалко. Куда делась та уверенная в себе женщина с королевскими манерами? Сейчас она выглядела даже не сломленной, а раздавленной. Что ж, и для королев иногда наступают тяжёлые времена, достаточно вспомнить Марию-Антуанетту. А вот для ведьм лёгких времён вообще не бывает…
Исполняющий обязанности мэра закрыл собрание, и все разошлись обсуждать ситуацию, или, говоря проще, сплетничать. Я, к сожалению, принять в этом участия не могла, языками чешут в основном в курилке, а я там не бываю. Но, как выяснилось, оставлять меня в стороне от событий никто не собирался.
Вернувшись в кабинет, я хотела посмотреться в зеркало и, если нужно, поправить косметику. Но лежавший в сумочке телефон надрывно верещал, и макияж пришлось немного отложить. Я даже не глянула, кто мне звонит, ответила сразу же, подумав при этом, что не помешает сменить рингтон на что-нибудь не такое навязчивое.
— Здравствуйте, Елена Михайловна! Почему вы не берёте трубку? Я звоню уже раз в двадцатый, — голос казался знакомым, наверняка я его слышала, причём совсем недавно, но вспомнить, кому он принадлежит, не удавалось.
— Вы звонили, чтобы что-то мне сказать, — предположила я. — Так говорите! Зачем вам знать, почему я не беру трубку? И ещё, представьтесь, пожалуйста.
— Я — Мелентий, — сообщил звонивший. — Адвокат уважаемого Мэрского. Что же касается вашего упрёка касательно ненужных вопросов с моей стороны, то вынужден признать его обоснованным, хотя и высказанным, с моей точки зрения, в избыточно резком тоне. Так что прямо перехожу к делу. Мэрский срочно хочет вас увидеть.
— Он имел без малого два месяца на то, чтобы меня рассмотреть, но ему настолько не нравятся мои ноги, что с тех пор как я отказалась носить брюки, он так ни разу на меня и не взглянул.
— Странно, честно говоря. Мне показалось, что ножки у вас вполне достойно выглядят. Впрочем, это не моё дело. На вкус и цвет, как говорится. Так или иначе, теперь у него появилось желание увидеть и ваши ноги, и всю вас как единое целое. Более того, он готов заплатить за ваш визит.
— Ещё чего не хватало! Я что, стриптизёрша, показывать за деньги свои ноги заключённым? Обойдётся!
Мелентий тяжко вздохнул.
— Елена Михайловна, вы уж меня простите, но я не понимаю, когда вы шутите, а когда говорите серьёзно. Мэрскому очень нужна ваша помощь, и он готов заплатить пятьсот долларов только за то, что вы его выслушаете. Я не понимаю, почему должен вас уговаривать. По моим представлениям, предложена очень выгодная сделка. Что вас смущает?
— Не хочу, и всё! И вы меня не заставите.
— Очень жаль, что вы не пожелали хотя бы объяснить причину отказа. Как это по-женски! Не хочу — и всё. Прелестно! Но я, знаете ли, весьма любопытен. Задам-ка я этот вопрос вашей маме. Она наверняка сумеет на него ответить. Ведь кому знать, почему человек поступает так, а не иначе, как не родной матери?
Я категорически не хотела выслушивать Мэрского, но объяснять маме, почему я отказалась от пятисот долларов, мне не хотелось ещё больше. Это будет скандал на весь вечер, с подробным описанием, для чего эти полтысячи могли бы пригодиться в хозяйстве. С постоянным уходом в воспоминания, как она растила меня на одну зарплату, а мне, неблагодарной дочери, на это плевать. Похоже, Мелентий всё это отлично знал. Впрочем, есть одна причина отказа, которую даже мама посчитает уважительной.
— Пятьсот — это несерьёзно, — уверенно заявила я.
— Тысяча, — предложил адвокат, явно готовый к такому повороту в разговоре.
— Уже ближе.
— Полторы, и это предел. Если не устраивает, прямо сейчас звоню вашей матушке.
— Ладно, — сдалась я. — Но мне ещё нужно, чтобы не было неприятностей из-за моего отсутствия на рабочем месте.
— Во как заговорили, юридически выверенно. С одной поправкой. Неприятностей не должно быть у вас, а не вообще. Сейчас всё организую. Ждите, — Мелентий прервал связь.
Не прошло и двух минут, как в мой кабинет в сопровождении заплаканной Карины вошёл и. о. мэра.
— Елена Михайловна, вам предоставлен оплачиваемый отпуск. Подпишите вот здесь, — он положил передо мной уже заполненный бланк заявления. — Формально вы в отпуске с завтрашнего дня, но у нас есть добрая традиция отправлять отпускников домой с обеда. Так что смело можете идти. Приятного вам отдыха! Только не забывайте, что отпуск вы берёте частично, всего на две недели.
— Постойте! Отпуск предоставляется не раньше, чем через полгода после приёма на работу, и в соответствии с инструкцией номер…
— Это, Елена свет Михайловна, в вас бухгалтер говорит. А вы работаете у нас не бухгалтером, а ведьмой. Так что пусть всякими инструкциями и как их обойти занимаются те, кому положено. А вы займитесь полезным делом. Мэрский верит, что вы его вытащите из тюрьмы, ну так я не собираюсь мешать. Нам с Кариночкой лучше, чтоб он и дальше руководил. При нём мы пристроенные, а придёт новая метла, не при ведьме будь сказано, и выметет нас отсюда к какой-то там матери, а зачем это нам? Так что вы уж постарайтесь, поколдуйте как следует, очень вас прошу. Хотя я во всю эту магию и не верю ни хрена, но, может, она действует, даже если в неё не верить?
Я молча расписалась в нужном месте и начала одеваться. И. о. мэра ушёл, а Карина долго собиралась что-то мне сказать, но вместо этого снова разревелась и убежала.
* * *
Уже выйдя на улицу, я вспомнила, что не имею понятия не только о том, куда отвезли внезапно возжаждавшего моего общества Мэрского — в тюрьму, в прокуратуру, в полицию или куда-то ещё, но и о том, где в нашем городе расположены эти замечательные учреждения. Как-то раньше не доводилось с ними сталкиваться настолько плотно, если не считать паспортного стола, конечно. А теперь незнание специфической географии родного города вызвало некоторые затруднения.
Позвонив Мелентию, вместо его голоса услышала, что абонент недоступен. Тогда я обратилась к Карине, которая всегда в курсе городских новостей, даже если они её совершенно не касаются, однако и с ней поговорить оказалось невозможно. Она всё ещё плакала, и разобрать что-либо сквозь всхлипы мне не удалось. Поскольку весь этот, с позволения сказать, разговор вёлся за мой счёт, а счёт у меня размерами своими вовсе не поражал воображение, связь я прервала. К кому ещё можно обратиться, я не знала, и решила воспользоваться магией.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
