Солдат-кавалерист привез эту монету Скилганнону.
— Плата паромщику, — объяснил он мальчику. — Пантиане позаботились о том, чтобы он переправился через Темную Реку.
— Как же он переправится, если вы забрали монету? — ужаснулся Скилганнон.
— Не беспокойся. Я вложил ему в руку другую, нашу. Она тоже золотая, и паромщик ее примет. А эту я решил отвезти тебе. Пантиане почтили его — пусть у тебя сохранится память об этом.
Мы такие, какие мы есть, сынок. Мы волки.
Скилганнон Проклятый таков, каков он есть, и будет таким всегда.
Позади послышались негромкие звуки — это возвращались домой беглые монахи. Из всей братии только Кетелин, пожалуй, искренне верил во всеисцеляющую силу любви. А остальные? Наслин ищет искупления, Брейган безопасности. Анагер и прочие беглецы скорее всего выбрали монашество как одно из ремесел, наподобие сапожного или портняжного.
Скилганнон не находил в себе ненависти к Рассиву Кали-кану и капитану Сергису. Эти по крайней мере знают, ради чего действуют.
Стоя рядом с Кетелином, он почти убедил себя, что не окажет сопротивления. «Мир без меня хуже не станет», — говорил он себе. Но когда негодяй-булочник пырнул Кетелина ножом, в нем что-то хрустнуло, и зло вырвалось на волю.
Тихо подошедший брат Анагер увидел тела у ворот и сделал знак Хранящего Рога.
— Что здесь произошло, брат? — спросил он шепотом.
— Я тебе не брат, — ответил Скилганнон.
Он ушел в свою келью и вытащил из-под кровати узкий сундучок. Оттуда он достал полотняную, отделанную шелком рубашку без воротника и рукавов. За рубашкой последовали тугие кожаные штаны и широкий пояс. Скилганнон скинул замаранную кровью рясу и надел на себя вещи из сундука. Высокие, до колен, сапоги показались ему тесными после двух лет, которые он проходил в сандалиях. Его наряд завершила безрукавка из промасленной замши. Плечи украшала длинная кожаная бахрома с оправленными в серебро концами. От долгого небрежения наконечники почернели, как и кольца, вделанные в его сапоги от колена до щиколотки, по пять с каждой стороны. Скилганнон вышел из кельи, ни разу не оглянувшись. Брейган поджидал его во дворе.
— Рана большая, но Наслин зашил ее. Думаю, все будет хорошо.
— Я рад.
— Ты нас покидаешь?
— Мне нельзя здесь оставаться, Брейган. Они знают, кто я, не говоря уже о четырех трупах. Скоро сюда явятся охотники, искатели наживы.
— Ты правда тот, Проклятый?
— Да.
— В это трудно поверить. То, что о тебе рассказывают, должно быть, вымысел.
— Нет, не вымысел. Все, что ты слышал, правда. Скилганнон оставил Брейгана и поднялся к настоятелю.
Тот лежал в постели. Наслин, сидевший с ним, при появлении Скилганнона встал и тихо вышел.
— Я сожалею, святой отец, — сказал он, глядя на серое лицо старика.
— Я тоже, Скилганнон. Я думал, что свеча, увиденная мною во сне, означает любовь, но это было пламя войны. Теперь все, чего мы пытались добиться здесь, запятнано. Мы, монахи, убивали ради спасения собственной жизни.
— Ты предпочел бы умереть там, у ворот?
— Да, Скилганнон. Предпочел бы. Священник Кетелин предпочел бы — но слабый человек благодарен за еще несколько дней, месяцев или лет жизни, подаренных ему. Подойди вон к тому шкафу и достань снизу узел, завязанный в старое одеяло.
Взяв узел в руки, Скилганнон сразу понял, что в нем лежит, и сердце у него бешено забилось.
— Развяжи, — велел Кетелин.
— Я не хочу их брать.
— Тогда унеси их отсюда и избавься от них. Я ощутил исходящее от них зло, как только ты отдал их мне. Я надеялся, что ты сможешь освободиться от их темной власти. При виде твоих страданий я гордился тобой, гордился силой, которую ты проявлял. Ты предложил мне продать или выбросить их, но я не мог. Это было бы все равно что выпустить в мир чуму. Они твои, Скилганнон. Возьми их и унеси прочь отсюда.
Скилганнон, положив узел на стол, развязал его. Солнечный свет из окна упал на костяные рукояти Мечей Дня и Ночи, на общие, сверкающие черной полировкой ножны. Надев на себя перевязь с серебряной каймой, Скилганнон повесил ножны за спину. В узле, кроме них, лежал туго набитый черный кошелек. Скилганнон взвесил его на руке.
— Здесь двадцать восемь рагов, — сказал ему Кетелин. — Все, что осталось от денег, вырученных за твоего жеребца. На остальные мы закупили провизию для бедных в засушливый год.
— Ты знал, кто я, когда я пришел сюда, отец?
— Знал.
— Почему же ты разрешил мне остаться?
— Любой человек способен искупить свои грехи, даже Проклятый. Наш долг — любить тех, кого любить невозможно, и тем открывать их сердца Истоку. Сожалею ли я об этом? Да. Сделал бы я то же самое снова? Да. Если ты помнишь, я просил тебя об услуге. Ты по-прежнему согласен оказать ее мне?
— Разумеется.
— Я посылаю Брейгана в Мелликан, с письмом к Старейшинам. Возьми его с собой и проводи до столицы.
— Брейган — чистая душа. Не боишься, что я испорчу его?
— Что поделаешь? Он действительно чист душой, неопытен и мало что знает о жестокости этого мира. Если он сумеет сохранить свою чистоту, дойдя с тобой до Мелликана, из него выйдет хороший монах. Если нет, то ему лучше поискать себе другое поприще. Прощай, Скилганнон.
— Мне больше нравилось, когда ты звал меня братом Лантерном.
— Брат Лантерн умер у наших ворот, Скилганнон. Он ушел, когда пролилась кровь, но когда-нибудь, возможно, вернется, Я буду молиться об этом. А теперь ступай — мне больно смотреть на тебя.
Скилганнон молча вышел. Стоявший за дверью Наслин сжал ему руку.
— Спасибо тебе, брат.
— За что спасибо? За жизнь?
— За то, что дал мне мужество остаться. Я не философ — вздохнул Наслин. — Быть может, Кетелин прав. Быть может, мы должны дарить свою любовь миру и не противиться, когда мир терзает нас. Не знаю. Но если я мог бы выбирать, кому оставить жизнь — Кетелину или булочнику Антолю, я знаю, кого бы выбрал. А ты смелый человек, и я тебя уважаю. Куда ты пойдешь теперь?
— Сначала в Мелликан, а потом — не знаю.
— Да пребудет с тобой Исток, куда бы ты ни направился.
— Боюсь, что мы с ним раззнакомились. Всего тебе хорошего.
ГЛАВА 5
Рабалин лежал тихо, зная, что если шевельнется, дракон увидит его. Он чувствовал огненное дыхание плечом, грудью и левой стороной лица. Оно обжигало. Рабалин зажмурился, чтобы самому не видеть дракона, и лежал, изо всех" сил сдерживая крик. Потом его затрясло. Дракон куда-то подевался, и Рабалина сковал жестокий холод, значит, место дракона занял демон мороза. Тетя Атала рассказывала ему об этих созданиях, живущих на дальнем севере. Они подкрадываются к домам и замораживают больных и слабых. Холод, если на то пошло, был хуже драконьего жара — он пробирал до костей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
