ДЛЯ ТЕБЯ, ДЕМОКРАТИЯ
Вот я сделаю всю сушу неделимой,
Я создам самый великолепный народ из всех, озаряемых
солнцем,
Я создам дивные страны, влекущие к себе, как магниты,
Любовью товарищей,
Вечной, на всю жизнь, любовью товарищей.
Я взращу, словно рощи густые, союзы друзей и товарищей
вдоль твоих рек, Америка, на прибрежьях Великих озер
и среди прерий твоих,
Я создам города, каких никому не разъять, так крепко они
обнимут друг друга,
Сплоченные любовью товарищей,
Дерзновенной любовью товарищей.
Это тебе от меня, Демократия, чтобы служить тебе, ma femme!
Тебе, тебе я пою эти песни.
ЭТИ ПЕСНИ ПОЮ Я ВЕСНОЙ
Эти песни пою я весной, собирая цветы для влюбленных.
(Кто лучше меня поймет влюбленных, все их радости
и печали?
И кто лучше меня может стать поэтом товарищества?)
Собирая, я прохожу через сад мира и вскоре выхожу
за ворота,
А теперь я иду по берегу пруда, а теперь вброд, не боясь
промочить ноги,
А теперь вдоль ограды, близ которой навалены старые камни,
подобранные на полях,
(Полевые цветы, и сорняки, и лоза взобрались на камни,
приукрыли их; я иду мимо),
Все дальше и дальше в чащу леса, или просто слоняюсь летними
вечерами, не думая, куда иду,
В одиночестве вдыхаю земляной дух, временами
останавливаюсь среди тишины,
Мне кажется, что у меня нет спутников, но вскоре вокруг меня
собирается целый отряд,
Кто рядом, кто позади, кто обнимает меня,
Это души милых друзей, умерших и живых,
Их целая толпа, она все гуще, а я - посредине,
Собирая, раздавая, распевая, я странствую вместе с ними,
Сорву что-нибудь и брошу тому, кто ближе, на память обо мне,
То сирень, то сосновую ветку,
То выну из кармана мох, который свисал с виргинского дуба
во Флориде, и я его там отодрал,
То гвоздики, и лавра листы, и пук шалфея
Или то, что я вытащил из воды, забравшись в пруд
(Здесь я видел в последний раз того, кто нежно любит меня
и теперь возвращается, чтобы никогда не расставаться
со мной,
А это, ах, этот корень аира должен стать символом нашего
товарищества,
Обменяйтесь им, юноши! И никогда не возвращайте его друг
другу!),
И кленовые прутики, и каштаны, и цветы диких апельсинов,
И ветки смородины, и сливовый цвет, и ароматический кедр,
Окруженный плотным облаком душ,
Я прохожу, иногда указывая и касаясь, иногда отбрасывая от
себя,
Объясняя каждому, чем он будет владеть, давая каждому
что-нибудь.
Но то, что вытащил из воды на краю пруда, - это я приберег,
Я одарю этим тех, кто способен любить, как я.
СТРАШНОЕ СОМНЕНЬЕ ВО ВСЕМ
Страшное сомненье во всем,
Тревога: а что, если нас надувают?
Что, если наша вера и наши надежды напрасны
И загробная жизнь есть лишь красивая сказка?
И, может быть, то, что я вижу: животные, растения, холмы,
люди, бегущие, блистающие воды,
Ночное, дневное небо, краски и формы, может быть (и даже
наверное), это одна только видимость, а настоящее нечто
еще не открылось для нас.
(Как часто они встают предо мной без покрова, будто затем,
чтобы посмеяться надо мною, подразнить меня,
Как часто я думаю, что ни я, ни другие не знаем о них ничего.)
Но эти сомнения исчезают так странно перед лицом моих
друзей, моих милых,
Если тот, кого я люблю, пойдет побродить со мною или сядет
рядом со мною, держа мою руку в своей,
Что-то неуловимо-неясное, какое-то знание без слов и мыслей
охватит нас и проникнет в нас,
Неизъяснимой, неизъясняемой мудростью тогда я исполнен,
тихо сижу и молчу, ни о чем уже больше не спрашиваю,
Я все же не в силах ответить на свои вопросы обо всем,
окружающем нас, о смерти и о жизни за гробом,
Но что мне за дело до них, я спокойно сижу и хожу,
Тот, чья рука в моей, разогнал мои тревоги вполне.
СУТЬ ВСЕЙ МЕТАФИЗИКИ
Итак, джентльмены,
Дабы слово мое осталось в ваших умах и воспоминаниях,
Я открою вам суть и конечный итог всей метафизики.
(Как старый профессор - студентам
В заключение курса лекций.)
Исследовав все системы, новые и древнейшие, греческие
и германские,
Исследовав и изложив Канта, а после - Фихте, Шеллинга
и Гегеля,
Изложив ученье Платона - и Сократа, который был выше
Платона,
Исследовав и изучив божественного Христа, который был
неизмеримо выше Сократа,
Я обозреваю сегодня все эти греческие и германские системы,
Вижу все философии, христианские церкви и догматы вижу,
И явственно вижу сущность Сократа и сущность
божественного Христа
Их сущность - любовь человека к собрату, влечение друга
к другу,
Мужа - к любимой жене и детей - к родителям,
Города - к городу и народа - к народу.
ЛЕТОПИСЦЫ БУДУЩИХ ВЕКОВ
Летописцы будущих веков,
Вот я открою, что скрыто за этим бесстрастным лицом,
и скажу вам, что написать обо мне.
Напечатайте имя мое и портрет мой повесьте повыше, ибо имя
мое - это имя того, кто умел так нежно любить,
И портрет мой - друга портрет, страстно любимого другом,
Того, кто не песнями своими гордился, но безграничным
в себе океаном любви, кто изливал его щедро на всех,
Кто часто блуждал на путях одиноких, о друзьях о желанных
мечтая,
Кто часто в разлуке с другом томился ночами без сна,
Кто хорошо испытал, как это страшно, как страшно,
что тот, кого любишь, может быть, втайне к тебе
равнодушен,
Чье счастье бывало: по холмам, по полям, по лесам
пробираться, обнявшись, вдвоем, в стороне от других,
Кто часто, блуждая по улицам с другом, клал себе на плечо его,
руку, а свою к нему на плечо.
КОГДА Я УСЛЫХАЛ К КОНЦУ ДНЯ
Когда я услыхал к концу дня, как имя мое в Капитолии
встретили рукоплесканиями, та ночь, что пришла
вослед, все же не была счастливою ночью,
И когда мне случалось пировать или планы мои удавались,
все же не был я счастлив,
Но день, когда я встал на заре, освеженный, очень здоровый,
и, напевая, вдохнул созревшую осень,
И, глянув на запад, увидел луну, как она исчезала, бледнела
при утреннем свете,
И на берег вышел один, и, раздевшись, пошел купаться, смеясь
от холодной воды, и увидел, что солнце восходит,
И вспомнил, что мой милый, мой друг теперь на пути ко мне,
о, тогда я был счастлив,
И воздух стал слаще, и пища сытнее, и пригожий день так
чудесно прошел,
И с таким же весельем пришел другой, а на третий под вечер
пришел мой друг,
И ночь наступила, и все было тихо, и я слушал, как
неторопливые волны катились одна за другою к
земле,
Я слушал, как шуршали-шипели пески и вода, будто шептали,
меня поздравляя,
Потому что, кого я любил больше всех, тот лежал рядом со
мною, спал под одним одеялом со мною в эту прохладную
ночь,
И в тихих лунных осенних лучах его лицо было обращено
ко мне,
И рука его легко лежала у меня на груди, - и в эту ночь я был
счастлив.
Я ВИДЕЛ ДУБ В ЛУИЗИАНЕ
Я видел дуб в Луизиане,
Он стоял одиноко в поле, и с его ветвей свисали мхи,
Он вырос один, без товарищей, весело шелестя своей темной
листвой,
Несгибаемый, корявый, могучий, был он похож на меня,
Но странно мне было, что он мог в одиночестве, без единого
друга, шелестеть так весело листвой, ибо я на его месте
не мог бы,
И я отломил его ветку, и обмотал ее мхом,
И повесил ее на виду в моей комнате
Не затем, чтобы она напоминала мне о милых друзьях
(Я и без того в эти дни ни о ком другом не вспоминаю),
Но она останется для меня чудесным знамением
дружбы-любви,
И пусть себе дуб средь широкого поля, там, в Луизиане,
искрится, одинокий, под солнцем,
Весело шумя своей листвой всю жизнь без единого друга,
Я знаю очень хорошо, что я не мог бы.
НЕЗНАКОМОМУ
Незнакомый прохожий! ты и не знаешь, как жадно я смотрю
на тебя,
Ты тот, кого я повсюду искал (это меня осеняет, как сон).
С тобою мы жили когда-то веселою жизнью,
Все припомнилось мне в эту минуту, когда мы проходили
мимо, возмужавшие, целомудренные, магнитные,
любящие,
Вместе со мною ты рос, вместе мы были мальчишками,
С тобою я ел, с тобою спал, и вот твое тело стало не только
твоим и мое не только моим.
Проходя, ты даришь мне усладу твоих глаз, твоего лица, твоего
