я отвечаю, надеясь, что сейчас мотив будет другой.
– Несломленные мне не родня. Звездный убийца предал нас всех, когда разрушил наш родной мир. Для меня это такая же кровавая рана, как для тебя.
– Пока нет, Воерожденный, – сплевывает она слова. – Но скажи еще хоть слово, и она у тебя будет.
Я гляжу ей в глаза, смиряя порыв ответить на гнев еще более сильным гневом. Поддаться импульсу, для которого меня воспитывали. Очень силен этот зов, очень реален гнев – как пламя в груди.
Он грозит сжечь меня заживо. Он орет, чтобы выпустили его.
Но я медленно отдаю поклон, держа перед собой руки ладонями вверх. Еще медленнее она опускает клинок. Я поворачиваюсь к люку «Лонгбоу» и вхожу внутрь, принимаясь за разгрузку лекарств и медтехники.
Не виню ее в том, что она меня ненавидит.
Я каждый раз пытаюсь что-то сказать.
Но песня не меняется.
• • • • •
– Кэл, говорит Тайлер. Слышишь меня?
Голос трещит у меня в униглассе. Я пятьдесят третий раз выхожу в грузовой отсек станции и со стуком выставляю контейнер на разгрузочный пандус. Контейнеры здоровенные, пожалуй, тяжеловаты для меня одного. Было бы в два раза быстрее, если бы Аэдра соизволила мне помочь, но она только следит, как я работаю – рука на рукояти псионного клинка, глаза все время на мне.
– Слышу, сэр.
– Как там у вас?
Смотрю на Аэдру, которая изучает стену и пытается делать вид, будто не прислушивается к каждому моему слову. Кривит губы, услышав, что я терранина называю «сэр».
– Медленно, – отвечаю я.
– Так и не торопись, мы тут какое-то время провозимся. Зила пытается вывести жизнеобеспечение на приемлемую мощность. Финиан с Кэт смотрят системы обороны.
– Если их можно так назвать, – фыркает Кэт по своему каналу.
– Не последнее слово техники, – соглашается Финиан де Сиил. – Сеть наведения ракет сплетена из того, что было на шлюпках, которые их сюда привезли, так что есть хорошая новость: вряд ли они смогут нас расстрелять, если даже захотят. А плохая новость – сканеры близкой дистанции заработают с минуты на минуту.
– Я в ближайший час закончу, – говорю я.
– Тебя понял, – отвечает мой Альфа. – Если за это время что-то понадобится, свистни.
– Я хотел бы задать вопрос, сэр.
– Откуда берутся дети? – вставляет Скарлетт Джонс.
– Нет.
– Тебе все равно когда-нибудь придется это объяснить, шалунишка.
Я думаю, она пытается шутить.
– После уничтожения Сильдры миллионы сильдратийцев рассеяны по галактике. Все они в беде. Ни родины, ни помощи.
– Я не слышу вопроса, легионер Гилврэт, – подсказывает Тайлер Джонс.
– Из всех мест, куда можно было нас послать, почему командование Легиона выбрало это? Заброшенная станция в захолустнейшей системе, всего с сотней народу?
По молчанию в канале я понимаю, что мои товарищи задают себе тот же вопрос. Пусть мы – отбросы Академии Авроры и половина из нас попала в этот экипаж потому, что больше никому мы не были нужны. Но тут такое впечатление, будто нас наказали за что-то, чего мы еще не делали.
– Этого я не знаю, легионер Гилврэт, – звучит ответ командира. – А вот что я знаю – так это что все мы, вступая в Легион, давали присягу. Помогать беспомощным и защищать беззащитных. И пусть даже…
– Извините, сэр? – говорит Финиан де Сиил. – Кажется, у нас проблема.
– Кроме той, что ты перебиваешь мою речь? Потому что я ее целый час прокручивал в голове, и должно было получиться гениально.
– У меня слов нет передать, как это меня огорчает, сэр. Но я, как было обещано, включил сканеры в режиме онлайн. Помните, легионер Мадран и ее мозг нам сообщили, каковы шансы того, что Несломленные на нас наткнутся? Кажется, один из восьми тысяч?
– Из восьми тысяч семисот двадцати пяти, – поправляет Зила Мадран. – Приблизительно.
– Наверное, слово «приблизительно» на Терре понимают по-своему, потому что только что из ворот Складки вывалился сильдратийский крейсер. С полным вооружением, класс «Призрак». Под цветами Несломленных. И направляется сюда.
Аэдра смотрит на меня через весь грузовой отсек, и глаза у нее становятся больше.
– Совершенно не относящийся к делу вопрос, – говорит Скарлетт Джонс. – Но никто с собой запасных трусов не прихватил случайно?
– У меня есть, – отвечает ей Технарь. – Но думаю, что самому понадобятся.
– Отставить! – жестким голосом командует наш Альфа. – Финиан, приготовь эти ракеты. Зила, обеспечь связь. Кэл, ты мне нужен здесь. Живо!
Адреналин ударяет в грудь, я небрежно бросаю контейнер с лекарствами поверх идеальной стопки, которую успел сложить. У нас минут десять до того, как корабль Несломленных подойдет на выстрел. Корабли класса «Призрак» небольшие, экипаж – двадцать семь адептов. Но у нас только «Лонгбоу» и примитивные системы обороны станции, так что мы сильно уступаем противнику по вооружению. Предвкушение битвы закипает в крови пузырьками.
Во мне просыпается Внутренний Враг.
Аэдра смотрит на меня яростными глазами, сжав кулаки.
– Твоя работа! – шипит она.
– Чего?
Я чувствую, как у меня губы кривятся.
– Мы успешно прятались полгода, а ты прилетел – и часа не прошло, как за тобой явились Несломленные?
– Кто-то, по всей видимости, знал, где вы, – говорю я. – Командование Легиона, например. Но ты тут же решила, что вас предал я?
– Ты – Воерожденный! – шипит она.
Я пытаюсь сдержать ответную реплику, но Враг уже владеет мной.
– А ты дура, – слышу я его голос.
Аэдра задыхается гневом, с рычанием снова выхватывает клинок. И хотя она быстра, точна, великолепна, она рождена не такой, каким рожден я.
Я был рожден со вкусом крови во рту.
Я был рожден со сжатыми кулаками.
Я был рожден для войны.
Война во мне развернулась в полный рост, крепкая, горячая, рвущаяся наружу. Тот, кем я рожден быть, берет штурвал. Я ухожу от удара, мысль и действие сливаются воедино, Аэдра промахивается, и я тычу ее в шею вытянутыми пальцами.
Быстрыми, как ртуть.
Твердыми, как сталь.
Легко и просто.
У нее немеет рука от удара по нерву, она ахает, шатается и падает на мою аккуратно уложенную стопку контейнеров. Они рассыпаются по палубе, замки самого большого щелкают, распахиваются с лязгом металла о металл.
И оттуда вываливается девушка.
Стройная, как деревце лиас. Волосы темные как ночь, но одна прядь белая как звездный свет, через нее проходящий. Кожа светло-коричневая, веснушки на щеках – идеальные созвездия. Она кувырком катится вдоль палубы, дыхание у нее резкое, неглубокое, болезненное, но звучит оно для меня музыкой.
И когда я смотрю в ее лицо, ощущаю, как в груди что-то взрывается – светлое, острое и реальное, как битое стекло. Чувство, которого, думалось мне, я никогда не смогу испытать.
Но потом я вижу, что она…
Человек?
– Э-гм, – говорит она, глядя на Аэдру. – Привет.
Потом поднимается на локтях и наконец смотрит на меня. Сквозь боль, потрясение, удивление я вижу в ее глазах другой цвет.
Мысли ее мелькают как в калейдоскопе. Голос ее – шепот.
– Я тебя уже видела…
8. Зила
Плохая новость: системе жизнеобеспечения, которую я пытаюсь реанимировать, место
